— Паства, — скривился Сидор, оставляя ружье в покое, — да они язычники в основном, верят в этого несуществующего Мессию.

— Этот несуществующий Мессия, как ты сказал, вчера сжег два наших корабля в порту, — невесело улыбнулся Тихон.

Карета остановилась, один из всадников, успевший спешиться, открыл дверцу:

— Приехали!

— Пошли, Сидор, мне предстоит трудный разговор у упрямцем, возомнившем, что держит Бога за бороду. — Тихон легко спрыгнул с подножки кареты, направляясь ко входу во дворец. Навстречу ему спешил брат Иканий — доверенное лицо двоюродного дедушки.

— Ваша императорская Светлость, чем обязаны вашему визиту?

— Патриарх здоров? — вместо ответа поинтересовался Тихон, не останавливаясь перед слащавым священником.

— Слава Богу Иисусу и Сыну Его Максу Са! — по привычке ответил Иканий, стараясь приноровиться к размашистому шагу императора.

— Макс Са? Может, между собой не будем эти бредни упоминать, — хмыкнул Тихон, входя в распахнутые перед ним двери.

Патриарх находился в своей комнате с неизменным Данком — чудовищем, порожденным шуткой природы. В комнате слабо пахло мочой и стоял тошнотворный запах человеческого тела. "Гниешь, тварь", — с удовлетворением подумал Тихон, прикладываясь к руке и бормоча дежурные фразы про радость при виде горячо любимого дедушки.

— Что тебя привело, Тих? — Никон часто называл его уменьшенным именем. В детстве ему это нравилось, но, взрослея, он ненавидел эту уменьшительную форму своего имени.

— Вчера ночью этот Макс Са напал на порт и сжег два корабля, убив двенадцать воинов охраны. И сумел уйти, хотя ты говорил, что он попадется в твою ловушку в Максимене! — Тихон с большим трудом сумел совладать с собой, вспоминая, как у него забрали два ружья для засады, организованной в Максимене. После дарения ружья немецкому королю у него оставалось всего пять ружей. Эти два, что были переданы для засады, он считал безвозвратно потерянными. Таким образом, в его распоряжении оставались только три ружья. Всего три! Если бы удалось убить этого Макса Са, Тихон бы смирился с потерей столь ценного оружия. Но этот враг не просто улизнул, а, избавившись от двух лучших парусников, сумел пробраться в Максель и нанести удар в самое сердце Империи. Через несколько дней все города и поселения будут говорить об этом, расшатывая его власть. Не просто так сегодня на блошином рынке кричали оскорбления при виде его кареты.

— Этому человеку помогает сам дьявол, — нарушил тишину Никон. "Дьявол у нас ты, а он — законный претендент на свой трон", — едва не сорвалось с уст Тихона.

— Дьявол или сам Бог на его стороне — но ещё пара таких нападений, и наши люди начнут открыто показывать неповиновение, — сказал он вслух, мечтая о том дне, когда ему сообщат о смерти Никона. — Сегодня, по пути сюда, около блошиного рынка люди кричали проклятия в наш адрес и восхваляли Макса Са, — добавил император после паузы.

— Ему помогает сам дьявол, — повторил Никон, давая знак Данку приподнять его. Усевшись поудобнее, Патриарх продолжил: — Он умудрился переманить на свою сторону диких Сан-Техе и даже направил их в атаку на Максимен. Благодаря твоим ружьям, — Патриарх сделал акцент на слово «ружья», — Максимен не пал. Дикие отступили, потеряв четверых. Марик прислал письмо голубем. Я послал ему указание преследовать и уничтожить дикарей, раз они нас предали и перешли к чужеимцу.

— Почему ты называешь его чужеимцем? Разве он не есть тот, о котором столько говорили сектанты? — не удержался от вопроса Тихон.

— Не важно, кто он, для нас это угроза, и его надо убить. Я отправляю Гранита и Икания с повторным визитом к немецкому королю Дитриху. Гранит доведет до нашего друга мой план: ударим с двух сторон и покончим с ним.

Никон устал, Данк принес ему воды. Отхлебнув, Патриарх продолжил:

— Воинов Святой Церкви мало, понадобятся и твои люди. Пусть кинут клич в Будилихе, собери под свои знамена верных людей. Пока этот Макс Са жив, нам покоя не видать. Сейчас начало апреля, в письме Дитриху я пишу, чтобы он подошел к Мехику в первых числах июня. В это же время мы ударим с нашей стороны.

Закончив говорить, Никон улыбнулся Тихону:

— Ты приехал не выслушивать старика. Что у тебя, Тих?

— Я думал: а что если нам переманить этого Макса Са на свою сторону? Дать ему городок, чтобы он там правил, но под нашим подчинением, — поспешил добавить Тихон, увидев, как нахмурился Патриарх.

— Ты глуп, — с сожалением произнес мерзкий старикашка, вызывая волну ненависти в душе Тихона, — думаешь, он готов подчиняться? Да он возомнил себя Богом!!! У него есть Берлин, что ты ему предложишь? Портбоу? А может, деревеньку Сильную на самом юге? Считаешь, ему хватит, и он признает власть Тихона Четвертого? Он нас ненавидит и предаст смерти без малейшего сожаления, неужели ты не понимаешь?

— Понимаю, — обреченно согласился Тихон, признавая правоту слов Патриарха.

— Сам Господь на нашей стороне. Что нам его луки и стрелы, когда у нас есть ружья? И воины наши сильны, с Верой в Господа Бога нашего Иисуса они пойдут на смерть ради правого дела.

Распалившись, Никон ещё минут пять разглагольствовал о силе Веры, о неизбежном спасении всех истинно верующих. Тихон слушал старца, понимая, что совершил ошибку, сказав о возможном мире с Максом. Теперь следовало опасаться за свою жизнь — безжалостный старик убьет его не моргнув глазом, если заподозрит в малейшей слабости.

Проявив уважение к Патриарху, постаравшись его заверить в своей вере в близкую победу и пообещав провести набор новых воинов, он покинул мрачную крепость, радуясь, что Данк не свернул ему шею, как цыпленку. Усевшись в карету, Тихон облегченно вздохнул, впервые понимая, почему его отец всю жизнь испытывал благоговейный ужас перед Никоном: от каждого слова старца веяло смертью.

Всю ночь «Буря» неслась на север, стараясь быстрее попасть в Берлин. После удачного рейда команда шхуны и лучники повеселели, вполголоса переговариваясь про горящие корабли врага. Уже практически скрываясь за мысом Роны во время ночного рейда видел, как два корабля превратились в факелы. В бытность подготовки в Звездном читал, что большинство деревянных кораблей в Средневековье горело, а не тонуло во время шторма. И даже в морских баталиях число потопленных кораблей уступало сгоревшим во время обыденной жизни.

Чаще всего пожары возникали во время приготовления пищи или погрузки легковоспламеняющихся товаров. С одной стороны, вокруг вода: казалось бы, что потушить пожар — не проблема. Но парусники имели столько канатов, веревочных лестниц, парусов и деревянных частей, что пожар мгновенно охватывал большие площади. С изобретением помпы для откачки воды из трюма и гашения пожаров ситуация улучшилось, хотя горели корабли вплоть до изобретения систем аварийного пожаротушения.

— Богдан, почему мне пришлось свистеть дважды? — вчера я забыл про это, вспомнив, потребовал ответ. Смущенный великан опустил голову: врать он не умел, а ответить честно — означало признать, что желание убивать выше приказа Макса Са.

— Дисциплина — основа побед, если каждый будет делать то, что ему нравится, мы быстро потерпим поражении, — я хотел добавить ещё пару фраз, но голос Панса ворвался в голову, заставив выронить кусок мяса: «Макс Са, за нами гонятся враги, их очень много»!

«Где ты?» — послал импульс, мысленно показывая берег, вдоль которого шла «Буря».

Я приготовился к ментальному удару, но его не последовало. Дважды повторив вопрос, не получил ответа.

— Сирак, ближе к берегу, враги преследуют Панса и его воинов, может, нам удастся их увидеть.

Ещё пару часов назад Сирак указал рукой на мыс:

— Это было здесь, — речь шла о неудачной ночной вылазке. Сам Максимен не был виден с такого расстояния, скрытый в глубине бухты. По логике, отступающий к Берлину с воинами Панса должен был находиться недалеко впереди нас.

«Панса, входи с воинами к Соленой Воде, я увижу тебя».