Чуть поодаль в бездонные трюмы транспорта «Колхида» грузились трехдюймовые пушки, зарядные ящики, а также трехдюймовые шрапнельные выстрелы французского производства, которых на складах после окончания Империалистической войны было, что называется, хоть задницей ешь[33]. На просторах Мексики, где противники вели войну небольшими подвижными отрядами, русская «коса смерти»[34] должна была еще раз показать себя во всей красе.
В трюмах БДКашек из массивных деревянных брусьев были сколочены денники, куда по опущенным носовым аппарелям заводили гнедых, вороных и пегих коней, а в проходы между денниками закатывали тачанки. Пройдет еще неделя или десять дней – эти четыре БДК, ткнувшись носами в берег в окрестностях мексиканского порта Веракрус, вывалят наружу свистящие и улюлюкающие конные отряды, которые должны будут обеспечить захват порта, необходимого для выгрузки тяжелого вооружения. И вот тогда мексиканские помещики и капиталисты, а также американские интервенты узнают, что такое команданте Махно и настоящая революционная ярость мамы-анархии.
Но это будет потом, а пока три человека стоят и тихо беседуют в стороне от основной массы отбывающих в Мексику добровольцев. Это Нестор Махно и Семен Каретник, за время пребывания в Петрограде отпустившие пышные «латиноамериканские» усы и ставшие похожими на настоящих кабальеро, а также майор Османов, усы у которого были изначально черные и густые, но только не столь пышные, как принято носить в Мексике.
Товарищ Османов тоже направляется в Мексику вместе с группой специалистов, перед которыми была поставлена задача – превратить разрозненные отряды мексиканских повстанцев в регулярную революционную армию, не допустить возвращения к власти помещиков и капиталистов, неважно, посредством задуривания невежественного народа на выборах или военным путем. Еще эти специалисты должны были обеспечить быстрое и беспрепятственное переселение в мир иной мексиканских генералов, поскольку те, как гласит история, тоже не чурались обмана, подлога и убийства своих политических противников. Но все это еще было впереди, а пока беседа шла вокруг разных околомексиканских вопросов.
– Вот ты скажи, товарищ Османов, – допытывался у майора Семен Каретник, – что за люди такие мексиканцы, и с чем их едят.
– Обыкновенные люди, – с улыбкой отвечал Османов, – крестьянствуют, землю пашут, кто на своей земле, кто на помещичьей – арендатором или батраком. Правду ищут, как все, а когда их притесняют, то восстают на притеснителей с оружием в руках. Сейчас в Мексике два революционных вождя. На юге и в центре страны – это выходец из семьи бедных крестьян Эмилиано Сапата, а на севере, там, где граница с Америкой – Панча Вилья, сын батрака и повстанец со стажем. Когда ему было шестнадцать лет, то помещичий сын изнасиловал его старшую сестру. В ответ Вилья купил револьвер, застрелил отца насильника и убежал в горы, где позже присоединился к местным повстанцам.
– Боевой хлопец, – одобрительно хмыкнул Семен Каретник. – И сколько же сейчас ему годков?
– Да он постарше вас обоих будет, – ответил Османов. – Нестора вон на десять лет, а тебя, Семен, аж на пятнадцать. Он и в партизаны-то подался уже тогда, когда ты, Семен, только-только от мамкиной сиськи отвалился. Но на подмогу мы идем не к Панчо Вилье, а к другому революционному генералу – Эмилиано Сапате.
– А разве у революционеров, пусть даже они и мексиканцы, бывают генералы? – спросил у Османова Махно.
– Бывают, – ответил тот, – ведь слово генерал на латыни означает всего лишь «главный», или «основной», и не больше того. Кроме того, генералом Эмилио Сапату называют в основном его люди, а это – знак доверия, и достаточно весомый.
Но дело тут даже не в его «генеральстве», дело в том, что Эмилиано Сапата – это ключевой революционный лидер на юге и в центре Мексики, и если его убьют, то на мексиканской революции можно будет ставить жирный крест.
– А его должны убить? – спросил Каретник. – Ну, если так, тогда понятно…
– Нет, Семен, – покачал головой Османов, – ты не прав. Дело тут даже не в защите жизни конкретного человека, крайне необходимого для мировой революции. Эта задача, конечно, важная, но, можно сказать, побочная. Основная задача – помочь Вилье, Сапате, а также всем мексиканским революционерам объединиться и свергнуть иго помещиков и капиталистов. Ведь в чем основная слабость крестьянских повстанческих армий? Дело в том, что вступившие в них крестьяне желают воевать только в пределах своей округи и неохотно уходят далеко от дома. А если даже их и удается уговорить отправиться в дальний поход, то при первой же возможности они бросают позиции и возвращаются домой.
Если такое становится нормой, то с революцией можно прощаться, ибо регулярные или наемные контрреволюционные армии не имеют такого недостатка. Они способны концентрировать силы нескольких своих подразделений против одного революционного. А в случае, если они и потерпят неудачу, то тут же отступят туда, где их никто не будет преследовать. Одним словом, если не вмешаться в происходящее, то мексиканская революция обречена на поражение, как обречены на него все крестьянские повстанческие войны, одной из которых она, по сути, и является.
– Так значит, – задумчиво произнес Каретник, – если бы мы не приняли ваше предложение, а подняли бы хлопцев за анархию, то большевики с нами поступили бы так же?
– Это я сказал к тому, – ответил Османов, – что регулярные армии всегда имеют преимущество перед крестьянскими ополчениями. Так было испокон веков – еще со средневековой Жакерии и крестьянских войн в Германии.
Каретник, набычившись, посмотрел на Османова, но Нестор Махно только махнул рукой.
– Да ладно вам, Мехмед Ибрагимович, – вздохнул он, – да и ты, Семен, тоже уймись. Не поднимутся сейчас хлопцы, что хочешь ты делай, и все тут. Выбрал селянин советскую власть, как говорится, в исполнении большевиков, и прикипел к ней душой. Вот считай: землю товарищ Сталин селянину дал? Дал. Продразверстку божеским налогом заменил? Заменил. Солдат с фронта вернул? Вернул. Какое тут селянину «подняться». Тут только успевай по хозяйству поворачиваться, не до бунтов тут. Ну, разве уж встанут кто-то, головы забубенные, так они и так вместе с нами едут в эту Мексику наводить революционный порядок. Поэтому хватит на эту тему, и давай, товарищ Османов, расскажи нам лучше, как там в Мексике решается женский вопрос? Какие их дивчины из себя, какое они обращение любят? Хлопцы просили об этом разузнать подробней.
27 ноября 1918 года.
Петроград. Таврический дворец.
Глава ИТАР Тамбовцев Александр Васильевич
До чего же богата земля наша талантами. И сколько этих самых талантов оказались за пределами России из-за Гражданской войны! Но в этом варианте истории полномасштабной войны вроде не намечается, и потому люди, которые должны будут в недалеком будущем стать гордостью нашего Отечества, останутся дома.
С одним из таких ученых, изобретателем телевидения Владимиром Козьмичем Зворыкиным, я сейчас сижу в моем кабинете и за чашкой чая степенно беседую о перспективах создания нового источника информации. Его учитель и соавтор в изобретении телевидения Борис Львович Розинг в настоящее время находится в Екатеринодаре, где занят нужным и полезным делом – созданием Кубанского государственного технологического университета. Мы решили его пока не трогать, а после того, как он закончит все свои дела на Кубани, вызвать в Петроград.
Между прочим, именно Розинг 9 мая 1911 года в своей лаборатории добился приема с помощью сконструированного им кинескопа изображения простейших фигур. Это была первая в мире телевизионная передача.
Зворыкин вместе с Розингом участвовал в проведении тех опытов, и в нашей истории после эмиграции в США создал-таки, хотя и примитивное, но телевидение. Кстати, и в военной области он отметился – Зворыкин работал над приборами ночного видения и авиабомбами с телевизионным наведением. И хотя для нас, людей из будущего, это было в прошедшем времени, такой талант, как Владимир Козьмич, будет весьма полезен.
