— Прекрасно, коллега. Будем работать. Предварительное впечатление у меня уже сложилось, теперь я стану задавать вопросы, а вы — удовлетворять мой профессиональный интерес, затем я сам произведу осмотр тел и ознакомлюсь с результатами ваших исследований, — ответил Вяземский и повернулся к телу первой жертвы.

— Когда оно обнаружено, где и кем? — таким был первый вопрос консультанта.

— Ночью 12 мая на набережной Фонтанки у Обуховсковского моста. Лежащее тело заметили из проезжающей мимо пролётки. Я сам проводил осмотр на месте и здесь, в морге, — чётко ответил Штёйдель. — Труп пролежал в холодной подвала по сию пору — никто его не востребовал. Сегодня санитары подняли тело для вашего осмотра.

— Бельё, одежда, обувь? — коротко спросил Вяземский.

Карл Альфредович указал на соседний стол и добавил:

— Одежда и нижнее бельё разрезаны от ворота до талии одним махом, вместе с передней брюшной стенкой. Внутренняя поверхность платья и нижнего белья пропитаны кровью. Направление тока — от живота к спине, сверху вниз. Это свидетельствует о том, что удар режущим предметом был нанесён жертве в положении лёжа. На каблуках обуви жертвы обнаружены вертикальные следы грязи и пыли, а на месте преступления — следы волочения, ведущие из подворотни к набережной.

— Наружный осмотр одежды и белья? — таким был следующий вопрос Петра Апполинарьевича.

Карл Альфредович с того же, вспомогательного стола взял закрытую стеклянную чашку Петри и протянул консультанту:

— Человеческий волос средней длины, светлого цвета, соответствующий владельцу среднего возраста.

— Следы насилия? — продолжал Вяземский.

— Двумя стандартными методами не обнуружены, — доложил Карл Арнольдович.

— Следы сопротивленния? — задал очередной вопрос Вяземский.

— Не обнаружены. И это говорит о том, что жертва активного сопротивления не оказывала, — уточнил Штёйдель.

— Драгоценности, украшения или их следы? — таким был очередной вопрос Вяземского.

— Не обнаружены, — коротко бросил Карл Альфредович и тут же добавил. — На этом теле. На соседнем — следы осаднения на левой стороне шеи, что говорит о наличии у жертвы драгоценного укращения, возможно, золотой цепочки, которую преступник снял не без усилий. Но это совсем не ограбление, Пётр Апполинарьевич, ведь так?

— Нет, целью преступления ограбление не являлось. Преступник лишь желает, чтобы все так считали. Однако, коллега, вы тщательно осмотрели пальцы первой жертвы? — спросил Вяземский, а его вгляд коснулся грязных кистей жертвы и пальцев со сломанными ногтями.

— Кроме грязи и пыли вы там ничего не найдёте, — с лёгкой ноткой упрёка пояснил Штёйдель.

— Ну-ну, подайте-ка лупу, Карл Альфредович, — спокойно попросил Вяземский и, получив необходимое, долго изучал пальцы кистей первой жертвы, а потом привлёк к этому и Штёйделя. — Что видите, коллега?

— Белёсый след кольца средней ширины на левом среднем пальце, — смущённо, как школьник, не справившйся с заданием, произнёс Карл Альфредович. — Характер следа указывает на то, что кольцо носили только в последнее время. И это тоже не ограбление?

— Нет. Убийца достаточно опытен, чтобы не оставлять на жертвах вещей, которые могут указать на него самого, разоблачить его — стать вещественными доказательствами преступлений, — терпеливо пояснил Вяземский. — А теперь, Карл Альфредович, подайте, пожалуйста, спиртовый тампон.

— Значит, существует большая вероятность того, что эти украшения находятся в розыске, — будто не слыша Вяземского, продолжил Штёйдель, а потом спохватившись, подал Петру Апполинарьевичу требуемое.

Вяземский, обрабатав подушечки пальцев трупа, передал лупу Штёйделю со словами:

— Ну-ну… А что вы видите теперь, коллега?

Присмотревшись, Карл Альфредович ответил:

— Кожа на большом и указательном пальце правой руки темнее, чем на других, имеются следы омозоления… На этих же пальцах наблюдаются продольные белые бороздки. На большом пальце левой кисти вместо бороздок — точки. Ниже первой фаланги левого указательного пальца — кольцевидный след омозоления. Цвет подушечки обычный и она чистая. Но, что всё это значит?

— Это значит, что жертва занималась ручной работой, — ответил Вяземский. — Об этом позже. Теперь доложите о времени смерти.

— От 22:00 11 мая до 01:00 12 мая, — чётко ответил Штёйдель.

— Содержимое желудка? — таким был очередной вопрос Вяземского.

— Осетрина, грибы жареные, мясной фарш, печёное тесто и засахаренные фрукты. Всё в стадии переваривания. Лакмусовая проба положительная, что говорит об употреблении сухого вина, предположительно сорта «Брют», — без всякого промедления ответил Карл Альфредович.

— Ну-ну… И что это значит, коллега? — спросил Вяземский без тени иронии.

— Что убийство совершено не более чем через два часа после ужина, — также чётко отетил Штёйдель.

По мере общения с Штёйделем, Вяземский нахадил, что этот судебный врач импонирует ему всё больше и больше: по-немецки скрупулёзен, точен в деталях, выдержан внешне и внутренне, крайне работоспособен. Не всем своим коллегам Пётр Апполинарьевич смог бы дать такую лестную оценку.

— Орудие убийства? — после короткой паузы Вяземский возобновил опрос. Не срывая тени недоумения на лице, Штёйдель ответил:

— Узкий средней длины предмет с очень хорошей односторонней заточкой. Предположительно нож, похожий на наш секционный, только короче. Разрез произведён одномоментно и с такой точностью, что не задел ни один орган брюшной полости. Но, позвольте, Пётр Апполинарьевич, разве кровоподтёки на подбородке и шее не указывают на смерть от удушения?

Хмыкнув про себя, Вяземский с большим интересом посмотрел на коллегу, а потом произнёс:

— Смотрите, Карл Альфредович, хрящи гортани и трахея не повреждены. А вот о чём говорит масса кровяных сгустков в брюшной полости и специфическая пропитка брюшной стенки кровью изнутри?

Штёйдель удручённо промолчал, и, тогда Вяземский пояснил свой вывод:

— Уверен, микроскопирование срезов тканей подтвердит это мнение… Удары, нанесённые режушим предметом, оказались смертельными, но были нанесёны ещё живой жертве. Тут наш убийца проявил неожиданную гуманность: он левой рукой раздвинул петли ещё живого кишечника, видите два тёмных пятна на соседствующих кишках… А потом перерезал брюшную аорту. Мгновенная смерть прекратила страдания жертвы.

— А следы на шее? — не унимался Штёйдель.

— Ну-ну, коллега. Давайте глянем вместе, — спокойно предложил Вяземский. — Да, на подбородке имеется кровоподтёк. Но, где следы пальцев на шее, подтверждающие факт удушения? Их нет. Нет и признаков асфиксии, как причины смерти. Убийца лишь придушил жертву, но не удушил.

Штёйдель продолжал молчать, весь обратившись в слух и внимание. И Вяземский, чтобы вырвать коллегу из пелены задумчивости и самокопания, обратился к тому с практическим предложением:

— Карл Альфредович, представьте себя в роли убийцы. Вам необходимо, чтобы жертва не сопротивлялась, не звала на помощь, не обращала на себя внимание возможных свидетелей. Ваши действия?

Немецкая исполнительность возымела эффект, и Штёйдель начал рассуждать вслух:

— Захожу жертве за спину. Рост мой выше, и это помогает действовать быстро. Обхватываю локтевым сгибом правой руки шею жертвы и слегка тяну вверх. В это же время левой рукой прижимаю руки жертвы к её телу, не давая сопротивляться. Мой правый локоть уже упирается в подбородок женщины и фиксирует её голову, а напряжение моего предплечья и бицепса сдавливает обе сонные артерии женщины. Ещё немного, и жертва обездвижена, находится в бессознательном состоянии. Тогда я опускаю тело на землю и вынимаю нож. Мне никто и ничто не мешает.

— Прекрасное моделирование криминальной ситуации, Карл Альфредович. Браво! Теперь вы поняли своё заблуждение по поводу причины смерти данной женщины? — Вяземский специально упустил слова «свою ошибку», щадя сомолюбие коллеги, уже получившего урок уважения к мелочами.