— Попытался бы вырваться и уйти. Но если и эта возможность отсутствовала, то оставил бы отметину на лице публичной особы. Половой даже с подбитым глазом сохранил рабочее состояние — у слуг помощников нет, потому обязан продолжить работу в зале, всегда полном посетителей. Не исключаю, что половой сам участник уголовной ватаги и, что именно он проводил Шапошникова в тихое место для разговора с лиговским вожаком. Да, это знак беды. Теперь я в этом уверен.

— Хватит с криминалом хороводы непонятные водить. Ждать больше нечего! Сегодня же перевернуть Максимовский шалман вверх дном. Всех просеять и допросить. Результат мне нужен уже сегодня вечером, — не дрогнув лицом, произнёс Путилин.

— Непременно, — коротко ответил Сушко, наполнив это выражение смыслом «Обязательно».

— Что думаете о причинах нашего провала? Кроме меня и вас, двоих наружников и самого Шапошникова об операции никто не знал, — Путилин продолжил задавать неприятные, но необходимые вопросы

— Основных причин провала, как всегда, три — стечение неблагоприятных обстоятельств, незапланированная случайность и… предательство, — ответил Лавр. — Последнее маловероятно…

— Вы, Лавр Феликсович, мой главный сыщик — вам и карты в руки. Разбирайтесь, я на вас надеюсь. Все чиновники по особо важным в разгоне — обихаживают элитных клиентов Сыскной.

— Непременно, — снова коротко бросил Сушко, но теперь это слово означало «Так точно».

Иван Дмитриевич давно привык к словесным экзерсисам Сушко, потому всегда понимал их и относился благосклонно. Посчитав эту часть разговора законченной, Путилин встал из-за стола и пересел на соседний с Лавром стул.

— С вашей версией золотого передела Петербурга не согласен. Криминальный мир столицы этого не допустит. Полагаю, имеет место банальный вброс со всеми вытекающими последствиями, но я телеграфирую главе железнодорожной полиции, он примет меры по поиску поездных тайников золота и фильтрации пассажиров, направляющихся из Сибири в столицу, — сейчас Иван Дмитриевич высказывал коллеге по службе свою точку зрения, стараясь её максимально аргументировать. — В данной случае имеет место конфликт центрального «Ивана» — «Ивана Ивановича» с держателем Лиговки — Иннокентием Храповым по прозвищу Таракан. Так бывает, когда в Петербурге появляются гости из других криминальных сообществ, допустим из Ростова, чтобы погулять да порезвиться в столице. Или… в поисках зашиты от своих прежних хозяев, такие прибиваются или к той, или к другой стороне, сделав значительный денежный взнос. Взять такого беглеца или беглецов под защиту может только сам главный «Иван» — он и есть столичный уголовный закон. А тут, представьте себе, за беглецом последовала пара-тройка лихих ребят, рассчитывая поквитаться с изгоем. И с претензией на выдачу обратились они к обеим сторонам. Вот и началась внутриуголовная свара. Это её признаки наблюдала ваша наружка на Лиговке. Что скажете по этому поводу, Лавр Феликсович?

— В точку, в самое яблочко, Иван Дмитриевич, — удовлетворённо произнёс Сушко. — Тут вот какая история приключилась. В самом начале мая два моих источника из криминальной среды отметили появление в Адмиралтейской части странного субъекта. Рядится под «дворянчика»: приличная одежда, благородные манеры, золотая печатка на пальце. Из особых примет: слегка картавит, бриолинит волосы и бороду, передвигается, прихрамывая на левую ногу, потому не расстаётся с тростью. Да, шеф, вы конечно скажете, что приметы эти до ближайшего тёмного угла, откуда выйдет совсем иной человек, но других, увы, нет… Субъект отличился тем, что сдал «меченую» — с вензелем владельца и клеймом амстердамского ювелира, коллекцию драгоценностей за полцены знакомому нам подпольному ювелиру Соломону Лерману. А тысячу заслал Адмиралтейскому «мазу» — криминальному вожаку, держащему в узде не одну, а все шайки этой части Петербурга. В миру его зовут Прокопием Пасечниковым. В уголовной среде он известен, как Коша Пасечник. Этим делом плотно занимался Леонтий Шапошников. Он целый день обыскивал апартаменты и мастерскую Лермана, в составе «ломбардного отряда» перетряхнул все ломбарды и скупки, но так ничего и не нашёл. Коллекция просто испарилась.

— Хватай мешки — паром отходит, — ответил Путилин ещё одной, всем известной фразой, означавшей «нельзя не замечать очевидного». — Коллекции в Петербурге давно уже нет, а вот за жизнь Лермана я опасаюсь всерьёз. Коллекция для него может стать чёрной меткой, и Лерман об этом прекрасно знает, потому вряд ли держит её у себя, скорее всего, давно переправил за границу. А провал Шапошникова вполне может быть связан с «бриллиантовой» историей. После такого количества рейдов по преступным местам сложно оставаться незамеченным или неузнаваемым. Лавр Феликсович, почему об этих обстоятельствах вы не доложили раньше.

— Прошу прощения, Иван Дмитриевич, но я привык докладывать по результату, а его не было, — с горечью ответил Сушко, чувствуя, что его слова звучат отговоркой, которых Путилин терпеть не мог. — Только я уверен, что беглый вор продал не все драгоценности, а хоть немного оставил себе, допустим золото, на пропитание… И уж это золото непременно поможет найти его самого, ведь оно, я уверен, тоже «меченое».

— Я сам виноват в случившемся с Шапошниковым, и ответственности с себя не снимаю, — перебил Сушко Путилин. — Леонтий был лучшим кандидатом на внедрение… Одеяние каторжника полностью изменяло его характер. Взгляд становился угрюмым и недоверчивым, а уголовный жаргон органично вписывался в повседневную речь. Его или узнали, или… утечка об операции произошла из Сыскной, а вот это самое паскудное дело. Враг внутри… Я сегодня же разошлю запросы по всем ближайшим городам о похищениях драгоценностей со списком потерпевших и результатами поиска похищенного. А ваша задача, Лавр Феликсович, усложняется. Вам придётся искать не только Шапошникова, но и пресловутого беглеца с его преследователями. Ещё одно дело не выходит у меня из головы, своим общественным резонансом оно уже дошло до верхов… Сегодня мне телефонировал сам Дурново, дал неделю на поимку преступника. Неделю! Так что вы можете доложить об убийствах молодых женщин, зверских убийствах, попахивающих сумасшествием убийцы. Впрочем, очень ловкого преступника.

— Работаем, Иван Дмитриевич. Загвоздка с опознанием жертв. Полное отсутствие свидетелей и улик.

— Да, в уголовном плане убийца не новичок и просто так нам не дастся, — стал вслух рассуждать Иван Дмитриевич. — Мнилось мне, что в сыске я собаку съел. Однако, здесь… Дело даже не с двойным, а с тройным дном. Обратите внимание, что цель убийства не ограбление, хотя некоторые признаки его имеются. Преступник убивает не только для того, чтобы жертвы не опознали его в будущем, но и не открыли это знание не только полиции, но и тем, кто пришёл за ним из прошлого. Убийства картинны, потому что он стремится привлечь внимание широких слоёв полиции, тем самым сбить хвост — избавиться от внимания преследователей. «Цветочный» антураж преступлений безусловно обращён к конкретной личности или личностям, и эта демонстрация, к великому сожалению, продолжится, пока не будет сделано нужное для безумца. Получается, что если полиция не понимает сути этой ситуации, она будет рыть и копаться в поисках истины, а значит третья сторона будет вынуждена отступить, дабы не засветиться.

— Что посоветуете, шеф? — вступил в разговор Сушко, деликатно подождав пока Путилин выскажется.

— Советовать буду не я, голубчик, — живо отозвался Путилин и взял со стола объёмистый пакет с бумагами. — К этому делу я привлёк крепкого, хорошо известного мне, специалиста, — судебного медика Петра Апполинарьевича Вяземского, который по своей линии уже три года консультирует Сыскную. В пакете лежат коллегиальная экспертиза по телам погибших женщин, анализ вещественных доказательств и, не поверите, даже прижизненные портреты жертв приложены. Вяземский также определил профессию погибших женщин, вам теперь искать свидетелей намного проще станет. Особое внимание уделите аналитической записке, представленной Вяземским, вот где масса подсказок для сыска преступника. С этого времени вы работаете вместе, Вяземский о моём решении оповещён. Можете обращаться к нему напрямую по телефону 75.