— Я всегда презирала тебя, Сара.

Все те разы, когда она не заботилась обо мне или моих чувствах.

— Я ненавижу, что родила тебя.

Все те разы, когда она оскорбляла или била меня.

— Это была худшая ошибка в моей жизни, о которой я сожалею каждую секунду.

Все те разы, когда она делала неправильные вещи, постепенно разрушая наши жизни.

— Я хотела сделать аборт, но узнала о беременности слишком поздно.

Все те разы, когда она обращалась со мной так, будто я была грязью под ее туфлями.

— Ты обуза, и я хочу, чтобы ты исчезла с моих глаз.

Все те разы, когда она оставляла меня одну.

— Просто исчезни!

Я чуть не умерла, но она все равно вела себя как чужая. Мы даже не говорили об этом. У меня не было матери, которой я могла бы сказать, как мне больно и страшно. Я боялась Джоша. Я боялась, что что-то подобное повторится. Я была в ужасе от того, сколько физической боли может испытать один человек. Я боялась так многого, и мне нужна была любовь.

Мне нужна была мама, которой у меня никогда не было.

Никогда не будет.

Аборт. Аборт. Аборт.

Ее слова наконец-то улеглись. Она никогда меня не хотела. Я действительно была ошибкой.

Я даже не осознавала, что начала плакать, пока слезы не достигли моей шеи, и я вздрогнула, вернувшись в настоящее. Я посмотрела на дорогу впереди и заметила, что Хейден едет в противоположном направлении от нашего района. Мы ехали к реке Коннектикут.

Я посмотрела на него широко раскрытыми глазами.

— Почему мы едем в эту сторону?

— Я хочу показать тебе кое-что.

Я нахмурилась и вытерла слезы.

— Что?

— Подожди и увидишь.

— В последний раз, когда ты так сказал, ты оставил меня одну в лесу.

Его руки сжались вокруг руля.

— Перестань мне напоминать. Отпусти уже.

— Я хочу домой.

— Позже.

Он прошел через участок голых деревьев, следуя по грунтовой дороге, которая заканчивалась у берега реки.

— Что ты сказал моей матери? — Спросила я его, когда мы добрались до реки.

Он выключил двигатель. Он не смотрел на меня, его взгляд был устремлен на реку, и пока длилась тишина, я подумала, что он мне ничего не скажет. Но потом он сказал:

— Я сказал ей дважды подумать, прежде чем она снова поднимет на тебя руку, иначе она пожалеет об этом. — Я уставилась на его профиль, шокированная. Он отстегнул ремень безопасности. — Выходи.

Не дожидаясь моего ответа, он вышел из машины и пошел к реке, остановившись у самой воды. Я не сразу двинулась с места. Мой пульс застучал в ушах, когда я подумала о том, что он мне только что сказал, и тоска, сильнее разума, пронизывала каждый дюйм меня. Я отстегнула ремень безопасности и вышла наружу.

Холодный воздух столкнулся с теплом, которое я чувствовала внутри, и в одно мгновение мои щеки и нос пронзило холодом. Рядом с рекой было намного ветреннее и холоднее.

Я потерла холодные руки, пытаясь согреть их, и медленно приблизилась к нему. Мое тело гудело от его близости, и я не могла перестать думать о том, как он помог мне сегодня вечером. И теперь мы были здесь, совсем одни.

— Так почему мы здесь? — Спросила я его, остановившись в паре футов от него.

Я посмотрела на темную поверхность реки, слушая, как течет вода. Было слишком холодно, но было мирно. Сверкающие звезды украшали ночное небо, без облаков, портящих его, и мне хотелось повторить это на рисунке. Было приятно находиться здесь, в мистической тишине природы, где мои проблемы казались незначительными в великой схеме вещей.

Пока я дула на руки, чтобы согреть их, он достал из заднего кармана пачку сигарет и зажигалку Zippo и закурил. Он глубоко затянулся и медленно выдохнул, вернув пачку и зажигалку обратно в карман.

— Ты плакала из-за своей матери, — категорически заявил он. — Поэтому вместо того, чтобы отвезти тебя домой, где ты так скоро снова ее увидишь, я подумал, что тебе нужно время и пространство, чтобы успокоиться.

Я резко вдохнула.

Он предлагал мне время и пространство, чтобы успокоиться. Он сделал это для меня.

Что-то во мне рухнуло, и теплые слезы потекли по моим щекам. Он посмотрел на меня, его лицо было непроницаемым.

— Почему ты сейчас плачешь?

Я не могла найти слов, чтобы выразить то, что я чувствовала в этот момент. Несмотря на нашу хаотичную историю, он хотел, чтобы я почувствовала себя лучше.

— Я подавлена, — честно ответила я и смахнула слезы. — В хорошем смысле. Зачем ты это сделал?

Он пожал плечами, отворачиваясь от меня. Он сделал еще одну затяжку и выдохнул дым, наблюдая, как он растворяется в воздухе.

— Называй это погашением долга.

— Долга? Какого долга?

— Ты помогла мне вчера вечером, так что я возвращаю тебе долг.

Мои губы дрогнули в легкой улыбке. Я больше не чувствовала холода, тая после этих слов.

Возвращаешь долг? Я так не думаю.

— Вчера вечером ты злился на меня за то, что я помогла тебе.

— Я все еще злюсь, но как бы глупо это ни было, ты помогла мне, так что я не могу жаловаться на это. Это не значит, что я доверяю тебе или прощаю тебя за что-либо. Я все еще хочу, чтобы ты держалась от меня подальше.

Укол боли пронзил мою грудь, но я не стала зацикливаться на этом. Я не могла так легко ожидать его доверия или прощения. Я поняла, потому что чувствовала то же самое, изо всех сил пытаясь доверять ему или прощать его. Я просто должна ценить то, что он сделал сегодня вечером, независимо от причины.

Мы смотрели на реку в тишине, которая тянулась несколько минут, и я чувствовала, что постепенно расслабляюсь. Он докурил сигарету, бросил ее на землю и наступил на нее, выпустив последнее облако дыма высоко в воздух.

— Спасибо, — сказала я, поднимая глаза, чтобы встретиться с его глазами.

— Не благодари меня, — прорычал он. — Я сделал это не для того, чтобы помочь тебе.

Почему ты отрицаешь очевидное?

— В любом случае, я ценю это. Мне стало лучше.

Это было правдой. На какое-то время мне удалось забыть о женщине, которая не могла быть матерью, и о публичном унижении, которому она меня подвергла. Я не хотела думать обо всех этих лицах в баре, которые смотрели на меня, как на циркового уродца, пока она причиняла мне боль самым ужасным образом.

Он не ответил, завороженно глядя на реку. Я посмотрела на его профиль, медленно обводя острый угол его челюсти, щеку, мягкие губы, синяки, которые были душераздирающим свидетельством его черноты, и даже пар, который выходил из его носа или рта, когда он выдыхал… Я не могла видеть его шрам в темноте, но я знала, где я его найду. Он поблек со временем, в отличие от шрамов внутри нас, но продолжал жить как беспощадное напоминание о нашем болезненном прошлом… о моей ошибке.

Не в первый раз я хотела бы знать, что он чувствовал, когда видел это в зеркале. Это был его личный сорт ада? Может, это было воспоминание, проигрываемое по кругу? Я хотела спросить его об этом и о многом другом, но стена между нами не позволяла этого сделать.

Слова миссис Блэк о самоубийстве его отца вернулись, чтобы насмешить меня, и боль пронзила мое сердце. Я даже не могла представить, что чувствовал Хейден в тот момент. Я шмыгнула носом и закрыла глаза, чтобы сдержать слезы. Он пережил так много уродливых моментов в своей жизни, и я почувствовала глубокую потребность стереть всю эту печаль из его сердца. Я хотела, чтобы у него были счастливые воспоминания. Я хотела, чтобы он улыбался.

Я открыла глаза, качая головой на себя. Нет. Я не жалею его. Никогда не жалела. Хейден был сильным. Он пережил так много, но он все еще здесь, дышит и борется.

— Это то место, куда я иногда прихожу, когда все становится слишком тяжело для меня, — внезапно сказал он, не отрывая взгляда перед собой.

Я была удивлена, но тронута тем, что он позволил мне это, что только вызвало еще больше вопросов. Хотел ли он, чтобы его оставили в покое, когда он страдал или чувствовал себя потерянным? Чего он больше всего боялся? Почему это место было его убежищем? Почему он хотел показать его мне?