— Вот и все, — шёпот скользнул, как выдох.

Подчиняясь почти неразличимому звуку, чернота кокона проросла нитями. Рани обреченно смотрел, как они тянутся к живому теплу, заплетают, заматывают. Как люди дергаются, но слишком слабо и слишком поздно. Как неслышно переминаются с лапы на лапу баргесты, все туже стягивая кольцо. Сейчас они прыгнут на спеленутых паутиной людей — и здесь все будет кончено. Тьме больше не нужно играть и запугивать. Время заканчивать быстро и наверняка.

За миг до прыжка баргестов нити вспыхнули и рассыпались пеплом. Ослепительно светящаяся полоса пробежала по мостовой и вспухла стеной огня. Рани вскрикнул от неожиданности и восторга, но тут же прикусил язык: Тьма заметит. Кто знает, что с ним тогда сделают. Но Тьме, похоже, все еще было не до него. Баргесты изваяниями застыли в полшаге от границы круга. Дымная шкура клубилась завитками на их холках и боках, острые уши ловили шорохи.

Пламенный круг выглядел не так, как первый. На вид жаркий и опасный, но прерывистее и слабей. Вдвое ниже, чем раньше. Долго ли он продержится? Что тогда останется от упрямства и надежды? Рани кусал губы. Ногти воткнулись в ладони. Неужели отсюда он совсем ничем не может им помочь?

Хотя почему нет? Он же чувствует баргестов, как собственные руки. Пусть замерзшие и онемевшие, но свои. И как он раньше не догадался?

Рани на пробу шевельнул мизинцем. Нет, не так. Он сощурился и провел мысленную черту от себя к ближайшему псу. Под кожей баргеста медленно пульсировало черное. Подушечки переступающих лап легко касались камней брусчатки, гораздо легче, чем у живых существ. Один из когтей на передней лапе был сломан и почему-то не восстановился. И хотя это не доставляло псу неудобств, Рани мысленно дотронулся и вытянул острие когтя достаточно, чтобы оно сравнялось с остальными. Дымное тело баргеста лепилось легко, как разогретый воск.

Вот так, хорошо. Рани закусил губу и постарался унять частое дыхание. Лучше бы Тьме не замечать, чем он тут занят. Выдох. Вдох. Выдох. А теперь незримым касанием пробежаться по напряженным мускулам пса, расслабляя, успокаивая их. Вот так, понемногу. Тебе не надо никуда стремиться. Отдохни. Вот так, хорошо.

Тьма зашипела над макушкой, резко и гневно, как вода, с размаху выплеснутая в огонь. Рани вздрогнул и отшатнулся, больно ударившись плечом. Дурак! Жалкий болван! Надеялся, радовался, боялся? Ха! Думал — Тьма не заметит? Думал, что удастся что-то изменить?

Рани, съежившись, ждал удара, но его все не было. Тьма бормотала, обращаясь вовсе не к нему.

— Алтарь. Как не вовремя. Жалкое дитя никчемно. Его слабого рассудка недостаточно. Надо было повозиться и взять того, взрослого.

Рани ощутил, как внимание и воля божества потянулись вдаль, за пределы видимого. Он и сам не понял, как его увлекло следом.

То, что увидел Рани, больше походило на короткий сон, такой, как бывает, когда проваливаешься в голодную дремоту. Ему привиделась улица, с детства знакомая до мелочей. За спиной стоял храм пророков, который еще вчера он так ненавидел и к которому стремился. Перед ним испуганно застыли двое людей, младший за спиной взрослого. Справа и слева от Рани, бок о бок к нему, вздыбили шерсть два баргеста. Он глядел тоже откуда-то снизу, как будто сидел на земле или смотрел из пасти такого же пса. Он слышал учащенное дыхание людей и еще странное то ли потрескивание, то ли жужжание. Рани повел ушами, пытаясь понять, откуда идет звук, но не успел. Баргест рядом с ним подобрался и прыгнул. В ту же секунду Рани увидел короткую вспышку, в нос ударил запах паленого, и все оборвалось.

Тьма дернулась, стряхивая его обратно в тело.

— Проклятье! — шипело за его затылком. — Что эти жалкие возомнили о себе? Да как они посмели явиться так не вовремя!

Огненная стена расступилась, выплюнув два огненных шара. У них еще остались силы нападать? Рани смотрел на пламя и не мог оторвать от него взгляд. Если оно достигнет кокона, загорится ли его оболочка так же, как занимаются шкуры баргестов? Нити взвились и хлестнули по огненным шарам. Те распались на ослепительные брызги, но перед этим Рани успел заметить, как баргест, которого он касался, прыгнул к жертве. Намного медленней и ленивее, чем остальные.

Рани зажмурился, а когда открыл глаза, кокон быстро скользил над землей. Прочь, прочь.

— Мы убегаем? — Рани обнаглел достаточно, чтобы задать вопрос.

— Не говори ерунды! — голос хлестнул по ушам. — Сильные не убегают. Но защищают то, что им ценно.

— От тех двоих? Со вспышками?

— С искрами. Ты видел их? — пауза. — Тем лучше.

Шепот окутал Рани со всех сторон, а потом завис напротив носа. Его присутствие выдавало нечто неощутимое, наподобие взгляда. Рани внимательно рассматривали, как будто увидели впервые. Он с трудом сдерживал нервную дрожь.

— Что ж, тем лучше, — в бесплотном голосе послышалось удовлетворение, — возможно, ты и впрямь способен стать полезным.

Полезным? Рани передернуло. Руки все еще помнили нож и липкую горячую кровь на пальцах и алтаре. Помнили, как рукоять скользила в мокрых ладонях. К горлу подступила тошнота. Полезным? Чтобы теперь всю жизнь — вот так?

Только не… Нет!

Рани слышал множество сказок о героях прошлого.

В момент величайшей нужды они молили богов о помощи, и те отзывались. Являлись спасать друзей и карать врагов. Совершали невозможное. Многие из них потом оставались в мире насовсем, делая героев своими первожрецами. Одни боги в сказках были добры, другие свирепы и гневливы, но ни в одной не говорилось о таком, который оказался бы хуже ночного кошмара. Ни одна не объясняла, как быть, если помощь божества обернется проклятием.

«Клянусь быть твоими очами, глядящими на мир, твоим голосом, звучащим в мире, твоими руками, меняющими мир, твоим бьющимся сердцем и связующей нитью». Так Рани обещал над самодельным алтарем с давленным жуком и разорванной напополам соломенной лошадкой. Можно ли клятвы обратить вспять? Можно ли сделать так, чтобы всего этого не стало?

Только что он видел людей, которые сражались, даже зная, что обречены. А где он, Рани, потерял свои надежду и решимость? Были ли они когда-нибудь вообще?

Кокон скользил по улицам и проулкам. Рани чувствовал, как стремительно приближается храм пророков. Бывший храм. С изувеченным алтарным камнем, с кровью, залившей мозаичный пол. Туда, где скоро все повторится.

Нет! Только не снова! Рани крепко зажмурился.

Решение пришло мгновенно, как вспышка под закрытыми веками. Представить, как тяжелеют лапы, как расслабляются мышцы. Бросить это чувство всем баргестам — отдыхать. Замедлиться. Не шевелиться. И быстро-быстро, пока мысль расходится кольцом, как волна от упавшего в лужу камешка, зашептать. Пока не успел передумать. Пока Тьма не заметила и не отняла голос.

— Отрекаюсь от тебя.

Первые три слова дались легко, как будто сами легли на язык.

— Я больше не буду твоими очами.

Свет в глазах померк, горло сжалось, язык и губы онемели.

— Не буду твоими руками и сердцем.

Пальцы заледенели, под ребрами сдавило и ожгло. Рани согнулся в приступе судороги.

— Отрекаюсь навсегда. Прочь, откуда пришел!

Рани хрипел, пропихивая в непослушное горло воздух. Перед глазами плыли круги. Он изо всех сил рванулся, продавливая оболочку кокона, и тот поддался.

Так…просто?

И мир Рани разлетелся вдребезги.

Юржину стоило бояться — любой испугался бы на его месте. Непроглядная темень сжималась. Черные твари, такие же, от которых он только что сбежал, окружали их с Игнасием со всех сторон. Скалились, припадая на передние лапы. Юржин знал, что могут сделать с человеком их когти и игольчатые клыки. Но страх отступил, сменившись дрожью азарта.

А ведь еще какую-то минуту назад он прятался за спиной Игнасия. Плетеный круг в руках молчал. Перья не качались, стеклянные бусины потеряли блеск и даже сияние обода угасло. Юржин пялился на него, чувствуя себя полным дураком. Как… как же это? Ведь у него раньше получалось. Что он для этого делал?