— Вот еще! — фыркнул старший. Его глаза сверкнули зеленым и потухли.
— Раздавим их поскорей и домой. Я спать хочу.
Младший молча кивнул.
За эту короткую минуту ситуация переменилась. Твари брызнули в стороны и растаяли в темноте. Жрецы Фаршаха растерянно застыли возле умирающего товарища. В их ладонях угасал огонь.
Братья широкими полупрыжками-полушагами оказались рядом с ними. Заозирались, торопливо искажая глаза так, чтобы видеть в темноте. Ничего. Даже измененное зрение не могло засечь тварей. Похоже, они были не теплее камней и стен. Даже подпалины на шкурах, которые младший видел еще несколько секунд назад, быстро остыли и сделались незаметны.
— Они все еще здесь, — шепнул он.
Мрак навалился, сжимая улицу и рассудок. Отовсюду поползли шепотки и паскудное хихиканье, похожее на шорох сминаемой бумаги.
— Пугает, — зло бросил старший, — значит, грызть уже нечем. Держитесь?
Он оглянулся на огненных.
— Держимся, — прогудел жрец пламени с длинной бородой, когда-то, должно быть, заботливо уложенной, а теперь торчавшей драными клочьями. Его ладони в тепловом зрении все еще виделись тлеющими, красными.
— Держимся, только надолго ли? — равнодушно пожала плечами юная девушка с измазанным копотью лицом. Третий, сидящий, даже не поднял головы.
— Прорвемся, — задрал подбородок младший из братьев.
За его спиной высилась стена без окон и дверей и стояли обессилевшие люди. Впереди сгущалось непроглядное. Он напряженно всматривался, боясь пропустить движение, шорох — любую примету, которая подскажет, с какой стороны ждать нападения. Потому именно он первым заметил частицу живого тепла. Приглушенную и размытую, будто ее что-то хорошенько прикрывало.
— Там! — шепнул он.
В ту же секунду тьма проросла нитями, тонкими и цепкими, как паутина. Еле заметными, черными на черном. Если бы Эрна могла их увидеть, она бы содрогнулась от узнавания. Именно такие схватили Лландера, когда он был птицей, и вырваться он уже не сумел.
На фоне темноты нити виделись синими, холодней всего вокруг. Они тянулись не слишком быстро, но их было много. Братья отпрянули раз, увернулись другой, и как-то внезапно вышло, что оба уже попались. Липкие концы уцепились за одежду, потянули. Младший рванулся, освобождая локоть. Нить с тихим звоном лопнула, но несколько новых уже заплели колено и плечо. Он схватил их — они ожгли ладонь, как железо в мороз — и потянулся к средоточию, черпая силу. Пучок пророс усиками вьюнка и рассыпался стаей мотыльков. Ага! Так их! Второй с тихим вздохом растаял в воздухе. Третий… Брат рядом сдавленно зашипел. Младший обернулся к нему и чуть не упал. Десяток нитей дернул колено. Он потянулся вниз рукой — исказить, обратить в прах, хоть во что! — и понял, что не может наклониться. Плечо и горло заплело.
Из тьмы выскочили твари. Ближняя целилась в лицо. Младший из братьев успел поднять руку, и зубы вцепились в предплечье. Он закричал от боли. Рванулся. Впечатал вторую пятерню в дымный лоб, туда, где должны быть глаза. Череп чудовища пошел волной, выгнулся, истончился. Тварь беззвучно заскулила, разжав пасть.
За спиной братьев с гудением разгоралось пламя.
Полукольцо огня окружило их, взметнувшись почти до пояса. Жаркая вспышка заставила зажмуриться и отпрянуть к стене. Нити сгорали мгновенно, как волосы, закручиваясь на концах в колечки, и так же воняли паленым.
Старший из братьев подался к младшему. Его лицо перекосило злостью и тревогой.
— Паршиво, — ответил тот на незаданный вопрос.
Рукав промок насквозь, предплечье пульсировало болью. Он зажмурился. Из-под век текли слезы. Огонь бил по чувствительным глазам, сливаясь в сплошное пылающее пятно.
— Дай.
Старший бесцеремонно отвел в сторону здоровую руку брата и разорвал ткань. Младший зашипел, стиснув зубы. Он ощутил, как прохладные пальцы ткнули в рану и скользнули к кисти. Боль притихла, укрывшись в костях и сухожилиях.
— Я отключил боль и немного переделал кожу. Мог бы и сам. Вечно мне…
Он не договорил и замолчал. Только тогда младший отважился приоткрыть один глаз. Рука выглядела отвратительно — разорванная черно-багровая кожа, проглядывающее мясо мышц. Все это покрывала полупрозрачная пленка. Он судорожно вдохнул и пошевелил рукой. На пробу сжал кулак. Пальцы слушались. Внутри раны шевельнулась, сокращаясь, мышца. Его передернуло.
— Эй, вы там. Стена долго не продержится, — прогудел огненный, — скоро сам сниму. Готовьтесь.
Братья расступились. Жрецы огня встали между ними. Единственный шанс — попытаться вместе.
— Сейчас.
Бородач повел плечами, сбрасывая невидимую ношу, и языки пламени в центре стены опали. В брешь полетели два раскаленных шара.
Свет и тени сложились в зубастые пасти, выгнутые дугой хребты с шипами по позвоночнику, когтистые лапы. Твари беззвучно зашипели, вздыбив шерсть на загривках, и подались в стороны. Все-таки боятся огня! За ними, в глубине, проявилось остроконечное веретено. Вокруг него клочьями кружилась тьма. В воздухе мелькнули черные нити. Огненные шары лопнули, разбрызгавшись ослепительными каплями.
Младший сощурился, отсекая из поля зрения жар огня и стоящих рядом людей. Да. Теперь он был уверен точно. В веретене кто-то находился. Оно было чем-то вроде кокона, а внутри прятался человек небольшого роста. Ребенок? Исходящее от его тела тепло потихоньку сочилось сквозь скорлупу.
— Там человек! — выдохнул младший и повторил громче. — Там, в коконе, человек!
Еще два пылающих снаряда с гудением вылетели из рук жрецов огня. Младший зажмурился, чтобы не ослепнуть, а когда посмотрел снова, кокона уже не было. Отступил, скрылся. Значит, уязвим. Испугался!
В тот же момент в брешь сунулись безглазые иглозубые морды. Младший увернулся, пропуская первую тварь мимо себя, и впечатал ладонь в бок. Дымная шкура подалась под рукой, как желе. Тварь приземлилась на лапы и неуловимо быстрым движением обернулась к нему. Плоть на ее боку текла и застывала полупрозрачными мутными каплями. Скорлупа, — вспомнил младший. Они с братом покрыли шкуру большого чудовища каменной коркой так, что оно не смогло двигаться. Подушечки пальцев зудели Искажением.
Тварь пригнулась и скользящим змеиным движением ринулась к ногам. Младший еле успел отвердить колено и выставить его вперед. Тварь вцепилась именно туда. И почему такое не пришло ему в голову раньше! Боли не было — только легкое неудобство. Зубы впустую царапали броню. Младший хлопнул растопыренной пятерней в покатый лоб и потянул мысль между средоточием и тварью. Дымная шерсть, кожа, череп твердели и сжимались под пальцами, превращаясь в шершавый камень. Тварь попыталась отпрянуть, но было поздно. Еще секунда — и у ног младшего застыла неподвижная оскаленная фигура.
А как же остальные? Младший оглянулся. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как брат тычет пальцем в зажатую меж двух огней тварь. Она посветлела, иссохла и обратилась в бумагу, на которую тут же перекинулся рыжий язычок.
— Ого! Лихо!
Младший шагнул к нему и чуть не упал. Колено по-прежнему не двигалось. Он обратил искажение вспять, и панцирь послушно стал кожей, исцарапанной, но вполне целой. Чего нельзя было сказать об одежде. Хотя было бы о чем беспокоиться!
Дальше действовали так же. Огненные жрецы опаляли одну из тварей и зажимали в кольцо. Братья искажали.
Тварей становилось все меньше. В какой-то момент одна из них незаметно проползла по стене здания и прыгнула оттуда. Бородач успел вовремя. Он оттолкнул девчонку, а сам отделался царапиной на плече.
Братья не заметили, в какой момент начала рассеиваться, теряя густоту, тьма. Скоро они стояли посреди пустой улицы. Тут и там сквозь сумрак просвечивали искаженные, обездвиженные останки тварей. Осталось ли внутри них что-то живое, младший не знал. И думать об этом не хотелось. Он сел, где стоял. Поврежденная рука снова пульсировала болью. Видать, восстанавливались. Девчонка из огненных обессиленно рухнула рядом, опершись на него плечом и с облегчением вытянув ноги. От ее тяжелого тепла стало неожиданно уютно. Брат и бородач все еще бродили, озираясь по сторонам и всматриваясь в застывшие морды.