Кольцевая волна силы, пронесшаяся от моноптера к окраинам Йарахонга и знаменующая смену хранителя города, застала Игнасия в пути. Она пронизала насквозь его тело и разум, заставив волосы встать дыбом, а кожу покрыться мурашками. Игнасий сбился с шага. Желудок свело — от кислого яблока или от чувства безнадежности?

Опять опоздал. Как он может считать себя служителем истины и справедливости, если не способен сделать решительно ничего, даже просто прийти в нужное место в срок? То, что он оказался правым в своих опасениях, не радовало. Не его обязанность предугадывать события. Его дело — видеть истину и доносить ее свет до других. Его дело — замечать ложь и уловки, вредящие городу. Его дело пресекать их и в меру скромных человеческих сил защищать установленный порядок.

На что способен человек без божьей помощи? Он глух и слеп. Тычется мордой в углы, как котенок-сосунок, и, так же, как он, не понимает, что делать. А привычный мир между тем разваливается на глазах.

Игнасий потер переносицу. Еще не поздно вмешаться. Может, ему удастся найти верные слова и помочь городу вернуть равновесие.

Он погасил фонарь — хватит с него случайных встреч. Раз улицы сегодня темны, ему тоже лучше оставаться невидимкой. Во рту таял кислый яблочный вкус.

Луна, ушедшая за тучи, временами показывалась снова, выставляя бледный бок. Храмы по сторонам улицы тут же меняли вид. То они выглядели затаившимися громадинами, сливались с ночью и будто надеялись, что неприятности обойдут их стороной, то обретали четкие грани и резкие тени. Тогда свет начинал отблескивать в позолоте, как в глазах хищников, готовых к прыжку. Игнасий знал, что виден издалека в своих светлых одеждах, но сделать с этим ничего не мог. Поэтому он старался держаться ближе к побеленным стенам и облегченно выдыхал, стоило луне снова скрыться.

Ему посчастливилось больше никого не встретить. Улица вывела Игнасия к площади. Он замер на самом ее краю, возле угла городской библиотеки, куда так стремился минувшим вечером, но так и не добрался.

В моноптере были люди. Игнасий сощурился, пытаясь разглядеть, чем они заняты.

Ему следовало поспешить. Где-то там, должно быть, ждали помощи четверо служителей ветра, ставших пленниками. Если они ранены, то каждая лишняя минута ухудшала их состояние. А вот жрецов Ахиррата сейчас должна была переполнять эйфория. Это чувство всегда следует за обрядом посвящения в хранители города. Скорее всего, именно сейчас с ними будет легче всего договориться и убедить пойти на уступки.

Непонятное смутное чувство не позволяло Игнасию покинуть темень улицы и зашагать к освещенному моноптеру. Страх? Нерешительность, позорная для жреца Истины? Он выдохнул сквозь зубы и сердито тряхнул головой, но за миг до шага вновь остановился. Он понял, что было не так.

Колоннада освещалась только несколькими фонариками с зачарованным пламенем. Отсвета от линий хранительского узора видно не было.

Крик ужаса и отчаяния пронзил ночной воздух. Глава храма пророков Онгхус Ар орал, выпучив глаза с проступившей сеткой капилляров, широко разинув рот, выгнув спину судорожной дугой.

Эрна застыла в недоумении. Только что Онгхус Ар был доволен и благодушен. Всеведущий Ахиррат сделался хранителем города, и все его последователи вместе с ним. Они победили. Им удалось подмять под себя Йарахонг, перекроить будущее так, как они сами желали. Откуда, почему этот дикий крик? Что изменилось за последние несколько минут?

Онгхус Ар замолк, выдавив из легких последний воздух, и бессильно повалился бы наземь, если бы его не успели подхватить подбежавшие Лландер и Кхандрин. Эрна, хоть и стояла ближе всех, ничего не смогла сделать. Она раз за разом пыталась зачерпнуть хотя бы щепоть предвидения, но пальцы дрожали, и божественная сила ускользала.

— Что… что же это такое, — бормотала она.

Эрна глубоко вдохнула, унимая сумбур в голове, резко выдохнула и потянулась к силе ещё раз. Пробилась!

Вот она стоит в моноптере посреди кольца высоких колонн. Онгхус Ар лежит без движения, дышит сипло, неглубоко. Эрна оглядывается. Ночной воздух тих и неподвижен. Чересчур, неестественно безмятежен. Лиловые линии хранительского узора сияют ярко и ровно. Эрна делает шаг, другой. Приседает на корточки, приближая к священному свечению кончики пальцев. Вдруг линии вспыхивают багровым, плещут языками сполохов, заставляя отшатнуться, и гаснут. Эрна кричит, придавленная внезапной болью в висках.

Она вынырнула из предвидения, хватая ртом воздух. Лландер застыл рядом. Его красивое лицо перекосил испуг. Он тоже видел это?

Эрна сжала виски. Должны быть другие варианты. Милостивый Ахиррат-пророк всегда дарует увидеть варианты будущего, чтобы выбрать наилучший. Не может быть, чтобы он был один! Эрна потянулась к божественной силе и вновь нырнула в грядущее. Ничего не изменилось. То же самое видение, с точностью до мелочей. Неужели ничего не изменить? Эрна потерянно огляделась. На лицах вокруг застыло одно и то же выражение: недоумение и страх. Онгхус Ар, всеведущий глава, лежал без движения, его сиплое неровное дыхание было еле слышно. Кто теперь направит Эрну, кто объяснит, что нужно сделать, чтобы всё снова стало хорошо?

Лиловые линии прихотливо изгибающегося узора зашипели и вспыхнули багровым. Языки пламени плеснули выше колен, взвились в мучительном порыве — и погасли. Осталась темнота и цветные пятна в глазах.

Эрна зажмурилась, и в то же мгновение её накрыло агонией разрушенного алтаря.

— Надо мотать отсюда, и поскорей!

— Не говори ерунды! Смотри, как всех приложило. Никто на ногах не стоит. Да и куда?

— Куда угодно. Подальше отсюда.

Голоса доносились до Эрны как будто сквозь густой туман — глухо и издалека. Тело просило поспать еще немного, но что-то внутри подсказывало: надо шевелиться. Эрна через силу разлепила веки. Говорившие оказались неожиданно близко.

— Сама думай. Кто-то возмутился нашими действиями настолько, что сразу после ритуала атаковал храм и алтарь, — втолковывал Лландер, размахивая руками.

Канефа, обычно сдержанная и решительная, бледнела и пятилась.

— И это не беззубые ветреники. Они даже драться опасались во всю силу, только бы кого случайно не убить.

— А кто тогда? — развел руками Кхандрин. — Табу связывает всех.

— А мрак их знает. Но если они разрушили алтарь, значит скоро будут здесь. Надо уходить.

— У нас еще должно быть время.

— А ты знаешь, сколько мы тут провалялись? Я — нет.

Эрна села, и её тут же повело в сторону. Она усилием мышц выпрямила спину и растерла ладонями щёки и лоб. В голове прояснилось, но во рту по-прежнему было солоно и гадко.

— Вот и Чистюля очнулась, — заметил ее движение Лландер, — вставай. Идём.

— А остальных, что, бросим? — вспылил Кандрин.

— Всех не утащить, — пожал плечами Лландер, — слабаки пусть остаются.

— И глава? — возмутилась Эрна.

Онгхус Ар по-прежнему лежал неподвижно.

— Его тушу нам вообще не поднять.

— Да как ты смеешь так о нем говорить! Он великий человек и голос Ахиррата, а вовсе не туша!

— Сборище истеричек! — зло бросил Лландер. — Да пошли вы все!

— Ты! Ну-ка стой!

Канефа попыталась схватить его за руку. Лландер зашипел, отдергивая обожженную кисть.

— Будешь ты мне командовать! Я валю. А вы как хотите.

Коротко звякнула, защелкиваясь на воротнике, фибула. Блеснула искрой прицепленная к ней подвеска-колечко. Долговязый силуэт Лландера подернулся рябью, и через мгновение в воздух поднялась крупная галка, припадающая на одно крыло. Эрна взглядом провожала летящую птицу. В ярком свете вновь выглянувшей луны она вырисовывалась четко и ясно.

Эрну не отпускало чувство потери. Боль в висках прошла, но никуда не делась тянущая пустота в средоточии, самой сердцевине ее существа. В том месте, которое раньше заполняла живительная сила предвидения. Не к чему больше тянуться, неоткуда черпать.