Последним компонентом подготовки ниндзя была подготовка психологическая. Как правило, строилась она на длительном воздействии обучаемых друг на друга: садясь напротив, они начинали пристально и неотрывно смотреть напарнику в глаза, настраиваясь на его волну и проникая в чувства и мысли. Иногда партнером становился дикий зверь: обучаемый входил в клетку с хищником и должен был взглядом заставить зверя отказаться от агрессивных намерений и признать превосходство человека.

После такой тренировки ниндзя становился прекрасным психологом и первоклассным гипнотизером и без труда усыплял одного или нескольких противников, даже мог взглядом обратить врага в бегство. Чувствуя мысли и намерения людей на расстоянии, он не терялся в окружении нескольких врагов и сохранял спокойствие и хладнокровие, вселяя в них неуверенность и страх и получая значительное преимущество еще до столкновения.

Подготовка заканчивалась в 15 лет: ученик сдавал экзамен по всем дисциплинам и посвящался в ниндзя. Затем ему вручали личное оружие и униформу – бесформенный черный балахон с капюшоном и черную маску. Одежда эта не только устрашала врагов (давно замечено, что черный цвет оказывает сильное психологическое воздействие), но и лишала человеческую фигуру привычных очертаний, делая ее неприметной, благодаря чему ниндзя могли сливаться со стенами и растворяться в темноте. И – начиналась взрослая жизнь, прожить которую до конца удавалось немногим. Жизнь, в которой постоянными были только три величины – тренировка, опасность и мгновенная готовность к бою.

Вообще-то, надо отметить, что ниндзя старались избегать боя – у них были иные цели и задачи. Им поручали выкрасть важный документ или похитить князя, подслушать разговор или убить военачальника, совершить диверсию или провокацию – словом, вещи, справиться с которыми обычному человеку чаще всего не под силу. Выполнив задание, ниндзя умело уходил от погони, используя искусство маскировки, например отвлекающие поджоги.

А если все-таки дело доходило до боя, ниндзя был страшен и беспощаден – здесь ему было не до самурайского этикета, не до обмена любезностями с противником, так что ценил он не красоту, а эффективность, тем более что в случае захвата в плен его ждала страшная, мучительная смерть. По преданиям, один ниндзя стоил в открытом бою двадцати и более хорошо обученных воинов, и, видимо, это не преувеличение. К тому же дрался он не по привычным канонам, а постоянно меняя позицию, совершая головоломные прыжки, используя свое страшное оружие. Так что проще было дать ему свободно уйти, нежели вступать с ним в схватку, которая еще неизвестно, чем закончится. Ну а когда ниндзя все же терпел поражение и попадал в плен, врагам не удавалось выведать у него ни слова – он стойко умирал под жестокими пытками, еще больше усиливая их страх и уважение.

Подготовка ниндзя не заканчивалась и после обряда посвящения – предела совершенству в ниндзюцу не было. Помимо тренировки физической и психологической шло изучение философии, овладение различными амплуа – бродячего монаха, фокусника или путешествующего богатого повесы. Их врагам грозила постоянная опасность – любой человек мог оказаться переодетым в ниндзя, и охотник мог легко стать жертвой. Да так оно чаще всего и бывало.

Те, кто называет ниндзя наемными убийцами и обвиняет их в кровожадности, несправедливы к ним. Далеко не всегда они убивали тех, кто оказывался на их пути, а часто использовали гипноз или нажатие на ту или иную точку, просто отключая человека и сохраняя ему жизнь. И выполняли ниндзя свою нелегкую работу просто потому, что ничего другого не умели, – они выросли в клане, который дал им соответствующую подготовку, и были обязаны подчиняться его законам. А само руководство клана было заинтересовано не столько в деньгах, сколько во влиянии, в том, чтобы занять на политической арене как можно более высокое положение. И в самом деле: зачем много денег людям, живущим в лесах и горах?

Высшим же искусством ниндзя считалось «искусство видимых людей» – жить в миру обычной жизнью, оставаясь при этом ниндзя, но так, чтобы никто не догадался, кто ты такой на самом деле.

«Если хочешь овладеть секретами боевого искусства, какой вид его ни возьми, выбери хорошего наставника и поступи к нему в ученики. Хотя по мере совершенствования в этом искусстве внутренне ты будешь наполняться „жизненной энергией" мужества, не давай ему проявляться снаружи. Если ты не будешь позволять другим делам затрагивать свое сознание, будешь следовать лишь наставлениям своего учителя и продолжать тренировки год за годом, месяц за месяцем и узнаешь о том, как секреты искали древние, то сможешь достичь уровня умелости.

Однако существуют три пагубы (яд, отрава), которые создают препятствия в овладении искусством. Эти три пагубы – алкоголь (сакэ), любовные утехи (иро) и богатства (дзай). Если ты не будешь осторожен в отношении этих трех пагуб, то, даже если ты достигнешь высокого уровня в искусстве, любовные утехи завладеют твоим сознанием, из-за любви к деньгам изменишь своим убеждениям, а если пристрастишься к пьянству, то утратишь ясность сознания, став спесивым. Станешь относиться к другим людям с пренебрежением и утратишь бдительность, и тогда любой, даже самый слабый человек – женщина ли, ребенок ли – сможет обмануть тебя, вся жизнь твоя пойдет прахом, а пятно на твоем имени останется до конца дней твоих. Такого человека, даже если он достиг высокого уровня в искусстве, трудно назвать совершенным мастером или умелым бойцом. Поэтому, если ты хочешь достичь уровня подлинного совершенства мастера, специалиста, ты должен тренироваться, тщательно воздерживаясь этих трех пагуб» (Учение о состоянии сознания, необходимом для совершенствования в искусствах. Всемирная история дзюдо. Токио, 1967 г.).

Медитативная техника – одна из основных частей подготовки в восточных боевых искусствах, где использовались различные ее формы: существовала медитация покоя – медитация в определенной стойке (позе) или так называемая сидячая медитация (дзадзен); динамическая медитация – в передвижениях, а также в специальном, медленном бою; медитация в форме диалогов (загадок) так называемых коанах, целью которых было вывести сознание из банального автоматизма повседневности к непривычности, неожиданности, даже парадоксальности восприятия, открывающего внутренний смысл вещей, их глубинное понимание.

С древнейших времен существует не только медитация, фокусирующая внимание человека на некой «единой точке», но и медитация, старающаяся освободить человека от всех мыслей, медитация, устремленная в абсолютную Пустоту. Индийский философ Ауробиндо Гхош назвал ее способностью «ловить промежуток между мыслями». Он говорил:

«Способность думать – это замечательный дар, но способность не думать – дар еще больший.

Научившегося «не думать» постигает озарение, поскольку он свободен от любого давления, даже такого невесомого, какое несет в себе самая мимолетная мысль. Таким образом, медитация может происходить лишь в условиях внутреннего «отказа от собственности», в том числе от «главного вида собственности» – мысли. Разумеется, что все это не означает полного отрицания мысли, полного отказа от нее. Имеется в виду другое – подчеркнуть «вспомогательную роль» мысли в духовно-познавательном движении человека.

Учителя Востока считают, что существует два вида познания: внешнее и внутреннее. Внешнее познание, в котором господствующим становится ум как орудие анализа, по их мнению, непременно приводит к «отрицанию мира», поскольку ум не может реально представить себе целостность бытия. Внутреннее познание может быть двух видов: через чувство и через отождествление с другим предметом. В последнем случае исключается как мысль, так и чувство.

Надо помнить, говорят эти учителя, что познание – процесс двусторонний. Познавая предмет, мы не подозреваем, что для него мы тоже выступаем в качестве объекта исследования. Уровень познания зависит от понимания этого факта. А отождествление с познаваемым предметом достигается лишь тогда, когда границы между объектом и субъектом исчезают. Этот постулат, характеризующий высшую «внутреннюю» форму познания, лежит в основе принципа бессознательного в восточных единоборствах.