Зеня медленно моргает ресницами, глядя на Адамовича. — Вы бы назвали мелочью то, что два года назад вы воспользовались болезнью моего отца, чтобы заплатить нам за партию гораздо более низкую цену, чем та, которая была согласована ранее? Он был слишком болен и затуманен, чтобы спорить с вами, но я точно знаю, что вы его обманули. Я бы назвала это мелочью. На самом деле, я бы назвала это откровенно отвратительным.

Адамович таращится на нее. — Как ты смеешь обвинять меня в подобном? Откуда ты вообще знаешь о моих сделках с твоим отцом?

Зеня холодно улыбается ему. — Эта маленькая маленькая девочка занимается движением акций и финансовой отчетностью своей семьи с пятнадцати лет. Мой отец рассказывает мне все о своих сделках, и я тогда понял, как ты обманул больного человека. У нас нет записей электронной почты и бланков заказов в этой сфере деятельности. У нас есть только наше слово и наша честь. Я не был на тех собраниях, но сейчас я здесь перед вами, и я буду на каждом собрании в будущем. Если вы хотите заключать сделки с семьей Беляевых, вы должны сделать так, чтобы я был счастлив работать с вами.

Адамович несколько минут бубнит о том, что он никогда никого не обманывал, а если и была ошибка, то честная.

— Конечно, было. Мы забудем все о прошлом, если ты сегодня примешь мои условия, — говорит ему Зеня.

Ее рука все еще на моей груди, и она играет с одной из пуговиц на моей рубашке. Я смотрю на нее с улыбкой.

Адамович соглашается на ее условия.

Моя племянница такая чертовски задира.

Когда мы выходим из его кабинета и идем по коридору, Зеня говорит мне: — Я подумала, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой, что ты не стал бы катить мой авторитет там. Я должен извиниться перед тобой.

— Не надо извиняться. Видеть, как моя племянница сбивает этого идиота с ног, — лучшее, что я видел за два года.

Она улыбается и качает головой. — Кристиан Беляев, икона феминизма. Кто бы мог подумать?

— Мне? Больше похоже на тебя. Ты был просто великолепен. — Я приближаюсь к ней, наслаждаясь тем, что она здесь совершенно одна. — Надеюсь, ты гордишься собой.

Она поднимает подбородок и смело встречает мой взгляд. — Конечно я. Я Беляев.

От этого дерзкого взгляда в ее глазах кровь приливает к моему члену. Я оглядываю коридор и беру ее подбородок в свою руку, проводя большим пальцем по ее полным губам. — Если тебе нужно больше того, что я дал тебе прошлой ночью, все, что тебе нужно сделать, это попросить.

Я чувствую ее теплое дыхание на своей коже. Я снова глажу ее губы, и ее язык скользит по подушечке моего большого пальца. Я стону и прижимаюсь своим лбом к ее. Она прижата спиной к стене, но в ловушке оказалась не она.

Я.

Дикие лошади не могли оторвать меня от моей племянницы.

Я наклоняю голову, пока мои губы не оказываются так близко к ее губам, что я почти целую ее, и ее взгляд скользит к моим губам. — Я знаю, что вы, должно быть, храните целомудрие ради своего мужа…ц

Мне. Я твой чертов муж.

Я просто сдерживаюсь, чтобы не заявить об этом ей и всем в радиусе пятидесяти миль, но моя решимость висит на волоске.

— Есть так много вещей, которыми я могу свести тебя с ума одной остановкой, если не считать того, что ты отказываешься от своей невиновности. И если тебе наплевать на свою невиновность, я с радостью избавлю тебя и от этого. Ты заслуживаешь всего хорошего в этой жизни, Зеня. И я хочу подарить его тебе.

— Дядя Кристиан, мы не можем этого сделать, — шепчет она. Ее руки скользят по моим предплечьям, цепляясь за запястья. Мы оба тяжело дышим друг другу ртами.

— Мы можем. Мой язык был создан для твоей киски, и ты это знаешь.

Зеня прижалась к стене, дышит быстро, глаза расширены.

Я знаю, что ее киска мокрая.

Я просто знаю, что она мокрая.

Не прошло и двадцати четырех часов с момента моего возвращения, а мы мчимся с молниеносной скоростью навстречу друг другу, мчась так быстро, что наше столкновение будет взрывоопасным.

Мои пальцы падают на подол ее платья, потому что я должен знать наверняка.

Зеня отчаянно качает головой.

— Дай мне почувствовать, принцесса, — бормочу я. — Если ты не промокнешь, я никогда больше не прикоснусь к тебе.

— Нет, — настаивает она, но не останавливает меня, пока я провожу рукой между ее теплыми внутренними сторонами бедер. Я чуть не застонал от того, насколько она шелковисто-мягкая.

Я обнимаю ее за талию и крепко прижимаю к себе, и ее руки падают мне на грудь. Уткнувшись носом в ее затылок, я вдыхаю ее. Я живу, чтобы наслаждаться этой девушкой. Каждая секунда без нее казалась вечностью, связанной вместе, снова и снова. Другой рукой я глажу ее трусики над ее половым органом. Они сделаны из тонкого кружева, и она промокает насквозь.

— Черт, ты не мокрый, — шепчу я.

"Я не?" — отвечает она, и я улыбаюсь ей в горло, когда слышу ее удивление и легкий намек на разочарование.

Я нежно щупаю ее клитор средним пальцем, и Зеня задыхается и еще крепче прижимается ко мне. — Ты промокнешь.

Я поднимаю палец и показываю ей. У нее достаточно времени, чтобы посмотреть на него, а потом я кладу его в рот и сосу. Со стоном я вытаскиваю палец и шепчу: — У тебя чертовски вкусный вкус, принцесса. Я изголодался по тебе.

Шок и желание полностью отдали ее мне. Не торопясь, я снова опускаю руку и засовываю пальцы в ее трусики, концентрируясь на ее клиторе и массируя ее твердыми круговыми движениями.

Зеня обеими руками держится за мои лацканы, раздвигает ноги и выгибает спину. Ее губы такие же влажные, как и ее киска, и каждый ее вздох — крошечный поцелуй в мой рот. Я мог бы сделать с ней столько всего, пока она в таком состоянии.

Я подношу палец к ее губам. — Теперь ты сосешь.

Она открывает рот, и я провожу пальцем по ее губам, ко второму суставу.

— Хорошая девочка, — хрипло бормочу я, очарованный видом ее обнимающих меня губ. Ощущение ее мягкого языка и всасывания ее рта. Ее ресницы трепещут, когда я хвалю ее. — Ты такой красивый, когда возбужден. Мне нравится видеть эту твою сторону.

Я учу ее, что быть мокрой и задыхаться для меня — это хорошо.

Без стыда.

Только удовольствие.

— Ты женщина, которая мне нужна. Красивый. Сильный. Умный. Тающая на ощупь. Мы можем получить все, что захотим, Зеня.

Звук в другом конце зала заставляет ее подпрыгнуть, она выходит из транса и понимает, что сосет мой палец, покрытый ее влагой.

Зеня выдергивает мой палец из своих губ и прижимается ко мне. — Пожалуйста, позволь мне уйти."

— Я не хочу ничего взамен. Просто дай мне посмотреть на твое прекрасное лицо, когда ты кончишь.

— Дядя Кристиан, пожалуйста . — Замешательство наполняет ее голубые глаза.

Неохотно я ослабляю хватку, и она отступает от меня так быстро, что спотыкается.

Мы смотрим друг на друга в тишине, она тяжело дышит от потрясения, а я, прислонившись плечами к стене, с руками в карманах, и мое лицо пылает.

— Зачем ты это сделал? — Зенья дергает подол своего платья, как будто она может сделать так, чтобы оно прикрывало ее божественные бедра. Знание того, что она такая мокрая и набухшая для меня, с клочком кружева на пути, сводит меня с ума.

— А почему бы и нет?

Кажется, она изо всех сил пытается найти причину, пока работает ее челюсть. — Я твоя племянница. Это все, чем я когда-либо буду. Если ты думаешь, что я могу быть кем-то еще для тебя, ты сумасшедший.

Бросаю на нее вызывающий взгляд. — К кому ты хочешь идти по проходу в день своей свадьбы? Кого-то, кто хочет от тебя только денег и власти, или человека, который всегда тебя любил?

Она смотрит на меня в шоке.

Да, всегда любил ее, так или иначе.

Зеня поворачивается и спешит вниз, исчезая из виду.

Я стону и бьюсь головой о стену, глядя в потолок. Я не могу отдать Зеню. Я не буду.

Увидев ее с другим мужчиной, я совершу убийство. Если я когда-нибудь увижу, как мужчина прикасается к ней, я голыми руками вырву ему кишки из живота.