Дядя Кристиан улыбается шире, радуясь, что я доволен.

— Но в следующий раз спроси меня, прежде чем совершать убийства и злодеяния от моего имени.

— Конечно, принцесса. Что скажешь. Он наклоняется и зачерпывает глазные яблоки, а затем бросает их в мусоропровод. Машина шумно перемалывает их.

Дядя Кристиан поворачивается ко мне с узким, сердитым взглядом. — Это был он?

— Это он что… ох. — Я складываю руки. Опять про девственность.

— Если это был он, я вернусь за его более интимной частью и поджарю ее на гребаном огне.

Гнев бурлит во мне. — Разве это так важно для тебя? Разве я нечист, испорчен, испорчен в твоих глазах? Это то, что заставляет тебя с отвращением отвернуться от меня, тот факт, что крошечной мембраны между моими ногами больше нет?

Дядя Кристиан качает головой, смывая кровь с рук. — Вы сделали то, что должны были сделать за последние два года. Ты всегда будешь мне дорога, Зеня.

Он отряхивает руки, вытирает их тряпкой и поворачивается ко мне с блестящими глазами.

— Чего я не приму, чего я никогда не приму, так это того, что где-то там ходит мужчина с фотографиями тебя голой в голове. Воспоминания о том, как ты выглядишь, когда… — Он сжимает руку в кулак и прижимает ее к прилавку, словно пытаясь сохранить самообладание при одной только мысли о том, что другой мужчина занимается со мной сексом. — Я не позволю ему владеть тем, что по праву принадлежит мне. Ему нужно умереть.

— Ты сумасшедший, — говорю я ему.

Он безрадостно смеется. — Я обещаю вам, что, учитывая то, как я себя чувствую, сейчас я веду себя чертовски нормально — говорит мужчина, который только что бросил глаза мне под ноги и скормил человеческое лицо своей собаке.

Дядя Кристиан берет меня за руку и притягивает ближе, его голос становится хриплым. — Я хочу тебя, Зеня. Выходи за меня замуж, и я всегда буду любить и защищать тебя. Я буду любить и защищать наших детей. Вы и наши дети будете единственными в мире, кто важен для меня. Я всегда буду стремиться сделать то, о чем меня просит вождь Беляевых, кто бы он или она ни был, но я отвечаю в первую очередь ни перед кем, кроме своей жены. Вы .

— А если вождь Беляевых — ваша жена?

— Тогда я в ее распоряжении.

Я хочу верить ему. Я отчаянно хочу, но боль от его отсутствия так сильна, что до сих пор кровоточит. — Я тебе не верю. Как я могу?

— Потому что я это говорю, — рычит он. — Мое слово мужчины и твоего любовника ничего для тебя не значит?

Мой любовник. Мой желудок сжимается от счастья и тревоги, и я выдергиваю свою руку из его. Все движется так быстро. — Ты должен был подумать об этом, прежде чем бросил меня, чтобы жить на другом конце страны.

— Ты же знаешь, что у меня не было выбора.

— Да вы сделали.

— Я… — начинает он, но тут же останавливается. Его ноздри раздуваются, когда он пытается контролировать свой гнев. — Я поклялся тебе, что вернусь, и я вернулся. Что еще я должен сделать, чтобы проявить себя перед тобой?

Вся боль, вся ярость последних двух лет вырываются наружу.

— Ты не мог сделать то, что сделал в первую очередь! — Я кричу на него. — Ты со стриптизершей на коленях и руками на ее горле — это клеймо у меня в голове. Я никогда этого не забуду. Никогда . И знаете, что еще я никогда не забуду? Умоляю тебя остаться, а ты уходишь от меня.

Он хватает меня за плечи. — Я не хотел этого делать! Меня убило желание уйти от тебя. Я любил тебя. Я бы сделал тебя своей женой много лет назад, если бы мог.

— Тогда почему ты ушел? И почему ты остался в стороне?

Он разочарованно рычит и смотрит на дверь.

Я хватаюсь за голову по бокам, впиваясь пальцами в кожу головы от чистого разочарования. Я хочу кричать . — Если тебе есть что сказать, просто скажи.

— К черту все это, черт возьми, — процедил он сквозь зубы.

И это все, что он говорит.

Ни слова больше.

Я толкаю его плечо тыльной стороной ладони, и он отступает на полшага. — Хотел бы я трахнуть десять мужчин, пока тебя не было. — Я толкаю его в другое плечо и вижу, как боль заполняет его глаза. — Хотел бы я трахнуть сотню. — Я кладу обе руки ему на грудь и толкаю изо всех сил. — Я бы хотел, чтобы ты никогда не возвращался .

Я поворачиваюсь на каблуках и выхожу из комнаты, ослепленная слезами. Я не имею в виду эти слова. Я не имею в виду ни одного из них, но я слишком зол, чтобы забрать их обратно. Я хочу причинить ему боль. Я хочу, чтобы он истекал кровью, как я истекаю кровью.

Когда я спешу в свою спальню, он с грохотом взбегает по лестнице позади меня, поднимая их по две за раз. — Эй .

К тому времени, когда я добираюсь до двери своей спальни и пытаюсь закрыть ее, он выхватывает ее у меня и проталкивается внутрь.

Он хватает меня и прижимает к стене, пока я не упираюсь в нее спиной, и я смотрю на него снизу вверх. — Ты хочешь, чтобы я никогда не возвращался? Я знаю, что ты не это имеешь в виду.

— Я серьезно, — огрызаюсь я на него. Мои руки сжимают его плечи, когда он прижимается ко мне своим телом. Я ненавижу, как хорошо, что он чувствует себя прижатым ко мне.

— Тебе больно. Это моя ошибка. Позвольте мне сделать вас чувствовать себя лучше, детка. — Он наклоняет голову и касается моих губ своими. — Сними одежду и позволь мне изнасиловать твою хорошенькую пизду своим языком. Вы можете вонзить ногти мне в плечи и сказать, что я плохой человек, самый плохой человек, что вы меня ненавидите, но вы должны сделать это, пока я заставляю вас видеть звезды. Если хочешь, я могу найти это место глубоко внутри тебя пальцами, и ты можешь разразиться по всему моему лицу. Я выпью каждую каплю.

Я вздрагиваю от него, мои ресницы трепещут, когда он шепчет мне сладкие, грязные, похотливые слова.

— Или ты можешь взять мой член, — выдыхает он, его язык скользит по моим губам. — Позволь мне заявить права на тебя так, как я мечтал годами, ангел. Ты жаждешь глубокой растяжки, когда я наполняю тебя дюйм за дюймом?

Как он посмел искушать меня этим, когда я пытаюсь злиться на него.

— Мне не нужно, чтобы ты заставлял меня кончать. Я могу сделать это сам.

Он мрачно усмехается. — Ты трогал свой хорошенький клитор и доводил себя до оргазма? Мне так больно смотреть, как ты играешь сама с собой, но, принцесса, только пальцы? В том, что все? Это ложка удовольствия по сравнению с тем, что я могу для тебя сделать. Я могу устроить тебе целый пир.

Высокомерный ублюдок. Я покажу ему. — Я дал себе больше, чем это. Ты действительно хочешь знать, кто трахал меня до тебя?

Кристиан хмурится, но отступает, когда я отталкиваю его от себя, слишком любопытный, чтобы отвечать на вопросы, чтобы бороться со мной. Я подхожу к своей кровати, тянусь к прикроватной тумбочке и достаю бледно-розовый предмет, лежащий рядом с ножом, которым я убил человека четыре года назад.

Он хмурится, глядя на предмет в моей руке, не понимая. Затем он внезапно выхватывает его у меня и изучает с зарождающимся гневом. Он машет мне вибрирующим дилдо. — Ждать. Эта… штука украла то, что по праву принадлежало мне?

— Я думал, тебе все равно, девственница я или нет? — Я дразню его. — Я подумал, что важно, если есть мужчина, который помнит, как я выгляжу обнаженной.

Дядя Кристиан осматривает мою спальню в поисках чего-то. Он подходит к моему столу и берет черный перманентный маркер из кружки ручек. В его глазах искрится ярость, он зубами срывает крышку с маркера и что-то царапает на секс-игрушке. Затем он отбрасывает ручку и возвращает мне розовый фаллоимитатор.

Я беру его у него и читаю, что он нацарапал по всей длине.

Дядя Кристиан.

Мои щеки горят, а губы дергаются. Этот человек возмутителен.

— Продолжай, — резко говорит он.

Я неуверенно смотрю на него. — Что?

— Трахни себя с этим. Я хочу увидеть все, что пропустил.

10

Кристиан

Зеня смеется, но я не присоединяюсь к ней, и улыбка гаснет на ее губах.