Багряный шар солнца уже скрывался за лесами, когда Волх выехал на берег Немана. Верхом на черном коне, облаченный в черно-синий плащ поверх кольчуги, князь-чародей довольно рассматривал синеющую перед ним реку - вернее даже две реки, Неман и впадавшую в него Нерис-Вилию. На водной глади виднелось несколько лесистых островов, дремучий лес поднимался стеной и за спиной Волха и на противоположном берегу реки. Впрочем, иное зрелище редко увидишь в этой дремучей земле, по которой уже, почитай, две седьмицы, вел свое войско владыка Ладоги и Нового Града.

- Станем лагерем здесь, - бросил Волх подъехавшему к нему Избору, - место, кажется, надежное. А к утру начнем переправу.

Седобородый князь кривичей кивнул, поправив на плечах плащ из медвежьей шкуры, и отъехал в сторону, отдавая отрывистые приказы своим людям. Из леса меж тем выходили все новые воины - рослые сероглазые чудины, со скуластыми лицами и светлыми, чуть ли не белыми волосами; темно-русые узколицые кривичи и словене; белокурые латгалы и чуть более темные селы. Большинство носили кожаные латы, а то и вовсе звериные шкуры, кольчуги имелись, хорошо, если у двух-трех десятков, самых знатных - они же, в отличие от своего пешего воинства, ехали верхом. Разнобой наблюдался и в оружии: знать имела настоящие мечи, кинжалы и копья, в то время остальные обычно шли в бой с рогатинами, кистенями, топорами, а то и просто дубинами. Особняком держались свеи - западные наемники почти все имели блестящие кольчуги и шлемы, вооружившись мечами, копьями и грозными северными секирами. Все они ездили верхом составляя главную ударную силу разношерстного воинства Волха.

По здешним меркам, это была, конечно, великая сила: только с Ильменя, помимо свейских наемников, Волх вывел отряды мери, словен и наревы, - это, не особо великое племя, князь выделял особо, поскольку наречием нарова была близка к народам, в земли которых они шли. У Словенских ключей к Волху присоединились кривичи и отряды чуди, пожелавшие примкнуть к сильному соседу. Позже их примеру последовали и латгалы - многие здешние князья, торговавшие с Ильменем, не особо возражали против того, чтобы князь Ладоги стал их верховным жрецом. Волх почти беспрепятственно прошел Латгалию, переправился через Двину-Даугаву и углубился в земли селов. Здешние князьки также не стали препятствовать столь многочисленному войску, а иные, соблазненные ладожским серебром и обещанием добычи на юге, тоже решили соединиться с Волхом.

Имелись, впрочем, и недовольные: первые стычки начались еще в землях латгалов, продолжились у селов, ну, а когда княжеское войско вступило во владения акушайтов, так и вовсе чуть ли каждый шаг ему давался с боем. Воду мутили вайделоты и сигоноты, оскорбленные до глубины души тем, что кривайтисом может стать чужак с востока. Среди них особенно выделялся Гинтовт, верховный жрец дзуков, сам, судя по его речам, метивший в криве-кривайтисы.

- Кто вообще решил, что чужеземный колдун может стать нашим жрецом? - потрясая двоерогим посохом, грозно вопрошал Гинтовт, стоя посреди капища, - кто считает так, тот изменник, отринувший наших богов ради пригоршни серебра. Или кто-то когда-то видел Волха в наших заповедных рощах или у священного огня в Ромуве? Наши боги - владыки леса и неба, грома и молний, а он молится морским чудовищам, причем даже не свой волей, а по наущению бесстыдной ведьмы с запада. Не бывать ему кривайтисом покуда еще жива честь земли Литовской!

Эти речи закончились, когда Волх, со всеми его союзниками, в жестокой сече разбил ополчение аукшайтов, убив трех литовских князей и захватив в плен Гинтовта. В тот же день князь прилюдно утопил вайделота в Нерис-Вилии, принеся его в жертву Потримпсу.

- И кто посмеет сказать после этого, что я не достоин стать кривайтисом? - вопросил Волх перед согнанными перед ним аукшайтами, - нужно быть слепцом и глупцом, чтобы не видеть, кому и вправду благоволят боги.

Говорил он это на голиндском наречеии, которое худо-бедно понимали и здешние народы. Два десятка наиболее закоренелых своих противников князь принес в жертву богам - кого утопив, как Гинтовта, кого-то сжигая на костре в честь Перкунаса или закалывая на алтаре, принося кровавые жертву Велинасу-Паттолсу. Не то, чтобы после этого вовсе прекратились лесные засады и ночные нападения на войско Волха, но все же их стало куда меньше, а иные князьки аукшайтов и вовсе подчинились князю Ладоги.

Сейчас же Волх гордо рассматривал бесчисленные костры, что в сгущавшихся сумерках один за другим загорались вдоль берега. Все это войско собралось под его рукой, сделав его самым могущественным владыкой от Немана и до Ладоги. А будет еще больше - и, когда он станет еще и кривайтисом, Рисса, наконец, поймет, что у нее нет и не было более сильного союзника, чем князь Волх. Даже Любу придется потесниться перед ним.

С этими приятными мыслями, Волх ушел в свой шатер, охранявшийся свейской стражей. Посреди шатра горел костер, рядом раскинулось ложе из звериных шкур, на котором и развалился Волх. Откупорив кувшин с румским вином, князь Ладоги решил достойно отметить победу над аукшайтами.

- Приведите ту пленницу из дзуков, - приказал он свею, сунувшемуся в шатер на княжеский отклик. Наемник, понятливо осклабившись, исчез в проходе, но вскоре появился снова, ведя за собой белокурую стройную девушку в простой белой сорочке до пят. Из украшений на ней были лишь бронзовые серьги, да такой же бронзовый браслет на правом запястье. Девушка вскрикнула, когда Волх ухватив ее за руку, грубо дернул ее к себе, свободной рукой срывая с нее одежду. В следующий миг Волх повалил литвинку на ложе, подмяв под себя трепещущее стройное тело и сам скидывая одежды. Сорвав с плеч плащ, он набросил его на огонь и шатер погрузился во мрак. Девушка снова закричала, когда мужская рука грубо раздвинула ей ноги, по-хозяйски щупая нетронутое лоно и в следующий миг напрягшаяся плоть проникла в нее, разрывая девственную плеву. Жалобный женский крик перебило довольное мужское пыхтение...очень скоро перешедшее в совсем иные звуки, от которых волосы встали дыбом даже у видавших виды свеев, стоявших на страже.

Плачущая девушка, все еще пытавшаяся вырваться из мужских рук не сразу поняла, что происходит нечто более страшное, чем простое насилие. Мужской член еще терзал ее плоть, а над ухом уже раздалось громкое шипение. Теплая человеческая плоть внезапно сменилась холодной чешуей, острые когти впились в женскую грудь. Истошный вопль ужаса сорвался с губ девушки и тут во мраке вспыхнули зеленые глаза с вертикальным зрачком. Звучно клацнули огромные челюсти и в следующий миг острые зубы вонзились в нежное горло. Крик оборвался, сменившись жадным чавканьем, когда князь-оборотень жадно пожирал свою добычу, одновременно изливаясь семенем в еще трепыхающееся тело.

Пока Волх развлекался с пленницей, снаружи погода начала портиться: на чистое доселе небо внезапно набежали черные тучи, прогремел гром и хлынул проливной дождь. В мгновение ока Неман поднялся, воды его выплеснулись на берег, заливая и стоявшие слишком близко костры и наспех возведенные шалаши, где спали воины. В воцарившейся суматохе, невольно захватившей даже стоявших вкруг лагеря часовых, никто не заметил, как блеснувшая в небе молния на миг высветила в лесу множество теней, быстро приближавшихся к лагерю. Прогремел раскат грома, а вслед за ним послышались громкие крики:

- Перконс! Перконс! Вперед курши!

Словно нечистые твари из царства Паттолса-Пеколса из леса вырвались всадники в косматых шкурах, верхом на мохнатых лесных лошадках. Мелькнули искаженные яростными гримасами бородатые лица, распахнутые в воинственных воплях рты и тут же мечи, кистени, булавы, просто дубины обрушились на головы ошеломленных людей. Зазвенела сталь, с сочным хрустом врубались в человеческую плоть топоры и кровь хлынула в воды Немана. Следом за конным войском устремились и пешцы - крепкие рослые воины, в плащах из волчьих шкур, средь которых редко-редко мелькали металлические кольца. Вооруженные мечами, топорами и рогатинами, они мгновенно ворвались в общую схватку. Особенно яростно рубились здесь светловолосые воины в кольчугах и полукруглых шлемах, почти ничем не отличавшиеся от северных воинов, столпившихся вокруг шатра Волха.