— И какое население, сколько человек в городе? — спросил Андрей, ощущая, как от горячей бодяги в голове и по телу разливается приятная нега.

— А бес его знает, пока отрыли только два центряка, примерно по километру, полтора каждый, вертикалки к ним прокопали, снег по ним наружу вывозят. Быстро рыть нельзя, надо своды укреплять, а то рухнут. Пару раз было такое. А для конструкций материал нужен. Пока все найдут, привезут…, - Валерий Степанович махнул рукой. — Несколько раз натыкались на отдельные общины, которые откапывались самостоятельно, как правило, вблизи от торговых центров. Бура, конечно, за всем этим следит, вновь обнаруженных, сразу подминает, где уговорами, где силой. Не церемонится. Его буравчики шныряют повсюду, вынюхивают, выслушивают и доклада`ют куда надо.

Коридор осветился желтым дрожащим светом. Все креп и скоро на пороге возникла, как призрак, Лидия Никифоровна с керосинкой. Тени от пламени залегли под скулами, в глазницах, под носом, делали лицо женщины мистически страшным.

— Вы то, как в наши края, Андрюшенька? — заговорила хозяйка, — а то мы, да мы, рта вам не даем открыть. Поведайте, голубчик, просим, просим, — ее улыбка вышла зловещей.

— А что я, — Андрей криво усмехнулся. — Отдыхал с семьей в Кисловодске, пошел снег, подождали немного, потом поняли — будет только хуже, поехали на вокзал…

Андрей вкратце пересказал свой скорбный путь до Черкесска, след Максима оборвал под лавиной. Весь рассказ уложил в пятнадцать минут.

— Намерен несколько дней проторчать в Черкесске, отдохнуть, подзаработать на снаряжение, продуктов подкопить и двину дальше. Может, получится с кем-нибудь договориться, на снежике подвезет. У вас здесь пропуска нужны, регистрацию надо проходить? — задал он очень важный для себя вопрос.

— Нет, — пенсионер пожал плечами, — буравчики только спрашивают; "что несешь?" и "где живешь?". Говори Доватора 75, квартира 26.

Андрей вспомнил, что номер на двери пенсионеров 12, но уточнять не стал, вместо этого спросил:

— А чего выше не подниметесь? Там светлее, воздуха больше, выходить можно прямо на снег.

— Каков, молодец, — хихикнула Лидия Никифоровна, — все занято, знаете ли. Все хотят к свету.

— Да, уж, — усмехнулся Валерий Степанович, — а верхних этажей становится все меньше. Сдается, весь город, скоро окажется под снегом. Наша пятиэтажка точно. Еще не так долго живем в кризисе, кое-какие запасы имеются. Завтра с голоду не помрем, а вот если эпидемия какая случится, то, может статься, коммунальный вопрос отпадет сам собой.

— Типун тебе на язык, — женщина нахмурилась, поставила чашку на стол, — чтобы, Валерий, я от тебя больше таких слов не слышала, — брови сдвинулись к переносице, морщины расчертили бледный, почти парафиновый лоб, — расстраиваешь ты меня. Мы с тобой не молодые в первую очередь сгинем.

— Прости, прости, — заулыбался пенсионер, заглядывая ласково и просительно в глаза супруге, наклонился, погладил ее руку, — заговорился, позволил лишнего.

Лидия Никифоровна улыбнулась в ответ. И вышла эта улыбка даже в пляшущем пламени коптящей керосинки с тенями и ямами нежной. На нее хотелось смотреть и любоваться. Как такое, казалось бы, простое сокращение мимических мышц меняет лицо, словно душа сквозь кожу просвечивается. Сразу Андрею про них стало ясно: «Умерли они в один день и в один час, взявшись за руки, сидя на лавочке под кленом, который рос и старился вместе с ними», — промелькнула в голове фраза, услышанная в каком-то то ли фильме, то ли мультике. Тронули его слова, жесты, улыбки, взгляды этих немолодых людей. «Сколько лет вместе, а все друг друга обидеть боятся. Даже в такую суровую годину. Вот что значит оставаться людьми, — подумал и перевел кальку на себя, — а я? — Покатал эту мысль, словно конфету на языке пробуя, выплюнул, — поэтому они умрут первыми, а я буду жить, спасать сына и искать семью».

Андрей поинтересовался: есть ли свободная квартира в подъезде, пригодная для проживания. Семейная пара сразу предложила варианты, и была рада его соседству. Валерий Степанович вызвался немедленно показать "пустышки". Андрей особенно не ковырялся. Остановился на первой же, этажом ниже прямо под квартирой пожилого семейства. Его не смутил снег, проломивший щит и засыпавший кухню. А вот широкий диван с подушками очень даже поманили.

Валерий Степанович без лишних слов понял желание Андрея поспать. На пороге предупредил, чтобы не забыл закрыть дверь и как проснется, они его милости просят на чай.

Андрей проснулся от скрипа. Такого вкрадчивого, осторожного и очень подозрительного, совсем не похожего на скрип половицы. Сон, словно рукой смахнуло. Он быстро сел на диване, прислушался. С лестничного марша этажом выше доносилась какая-то возня. Треск, а затем снова скрип, только уже настойчивее и смелее.

— Кто там? — послышался приглушенный перекрытиями старческий взволнованный голос Валерия Степановича. — Кто вы? Чего вам надо?

— Ай, — вскрик, грохот, топот тяжелых каблуков.

Андрей вскочил, из-под подушки выдернул открученную ножку от табурета, включил фонарь, быстро прокрался к двери. Секунду, другую прислушивался, затем осторожно повернул замок, выглянул.

— Вы кто такие? — послышался испуганный голос Лидии Никифоровны.

— Притухни, старая.

— Где Валерий? Что вы с ним сделали, изверги.

— Уйди, не путайся.

Андрей выскользнул из квартиры, быстро и тихо поднялся по маршу, остановился на межэтажной площадке. Присел на корточки, спрятался за перила.

— Только не лампы…, - заверещала пожилая женщина.

Удар, сдавленный стон, грохот, затем протяжный вой Лидии Никифоровны:

— Не-е-ет.

Ножка табурета нервно дернулась в руке Андрея.

— Отошел в сторону, козлина, — послышался грубый бас, на площадки запрыгали желтые отблески фонаря. Буханье тяжелых ботинок предупредило появление налетчиков. Из квартиры вышли два мужика. Один — высокий, широкоплечий, сутулый, с низко опущенной головой, как у грифона. Второй — долговязый, худой постоянно оборачивался. На плече он нес хозяйственную сумку, какие можно было купить раньше в сетевых магазинах. В сумке что-то тихо позвякивало. Левой рукой он бережно прижимал ее к боку.

Грабители, не таясь, спускались по лестнице. Здоровяк достал сигареты, остановился, прикурил от зажигалки. Запыхал дымом.

— В этом подъезде есть еще огородники? — спросил он у подельника.

— Есть на четвертом и пятом, но там без ламп растят.

Налетчики спустились на площадку первого этажа, ступили на последний лестничный марш перед выходом из подъезда.

— Еще в девятнадцатой жиды, там, может, но у них, Дича, дверь железная. В соседнем подъезде на первом…

Удар табуретной ножки приглушила вязанная шапка. На полуслове долговязый обмяк, словно марионетка с обрезанными нитками, повалился вперед на Дичу. Андрей ловко и быстро снял с его плеча сумку. Здоровяк под тяжестью тела засеменил по ступеням, рукой ухватился за перила, включил налобный фонарь, обернулся:

— Какого хрена?

Луч света замер на незнакомце. В следующую секунду ножка с глухим звуком высушенного дерева столкнулась с широким лбом.

Вырубив налетчиков, Андрей поднялся в 12 квартиру, зашел в зал, откуда лился неровный свет керосинки. Пенсионеры стояли на коленях, собирали с пола землю, грибы с мицелиями и ссыпали обратно в деревянный ящик.

— Ничего, родная, — шептал старик, — что-нибудь придумаем. Веснин проход прорыл к соседнему дому, может, там найдем, чем поживиться. Завтра пойду к нему копать.

— Куда тебе с больной спиной, — хлюпала носом женщина.

— Никуда ходить не надо, — подал голос Андрей, на пол поставил сумку с лампами. — Здесь, так понимаю, не только ваши, — он победоносно улыбался.

Валерий Степанович и Лидия Никифоровна перестала собирать землю, обернулись, уставились на героя. Молчание затягивалось, а радость на старческих лицах не расцветала, что заставило поугаснуть и Андрея: