Ни Лены, ни Ксении они не нашли. Макс, который с некоторых пор не любил, когда его брали за руку, теперь не выпускал большую ладонь отца и следовал за ним как привязанный.

Они остановились напротив электронного табло. Все строки были черные, кроме одной: «поезд № 416 Кисловодск — Москва прибывает на второй путь в 20:00».

— Пап, — Максим снизу смотрел на отца, — а как еще можно отсюда уехать?

Андрей помолчал, затем ответил:

— Пожалуй, никак. Аэропорта здесь нет, а дороги в очень скверном состоянии, и снег все идет. Поездом самый безопасный путь. Пойдем к телику, новости посмотрим.

Рядом с кассами на высоте, примерно, трех метров висел плазменный телевизор. Люди перед экраном образовали плотное полукольцо, хотя, если обернуться и окинуть взглядом зал ожидания, смотрели и слушали все.

Судя по надписи внизу экрана, репортаж велся из Волгограда. Камера показывала пургу, а на ее фоне парня с раскачивающимся микрофоном, будто кто-то невидимый пытался его вырвать. Корреспондент в красном пуховике с капюшоном до глаз, в джинсах, на подгибающихся тонких ножках щурился и рассказывал, как в городе вьюжно и холодно. Короткий репортаж бедолаги продолжил диктор.

С трагизмом в голосе и беспристрастностью одновременно вещал о климатических превратностях в различных регионах России и в других странах. Стоп-кадром шли соответствующие нарезки. Их сменяли климатические карты, снимки из космоса, графики.

Прогноз был неутешительным. Метеорологи не видели на ближайшие дни и даже недели положительных тенденций. Наоборот, предсказывали ухудшение погоды. Научный мир терялся в догадках.

— Ничего нового, — отец повел сына к оставленному чемодану, — ты чего-нибудь хочешь?

— К маме хочу.

— И я хочу.

Они пришли на свое место. Андрей поблагодарил женщину, посмотрел в окно. Кругом белым-бело. Крупные хлопья густо падали на землю. Не смог припомнить, когда видел раньше такой снегопад. Тревожные мысли, не покидавшие его с самого утра, после разделения семьи и вовсе сжигали изнутри. Он был в растерянности. Железная дорога оставалась единственным вариантом сбежать из Кисловодска. Так думал ровно до тех пор, пока ретрансляторы не известили о задержке прибывающего поезда из-за аварии на путях. Андрей достал телефон и снова попытался связаться с женой, а затем и с дочерью — безрезультатно. Он стоял у окна, нервно кусал губу, таращился невидящим взглядом в снег и не знал, что делать.

Тогда даже представить не мог, как все обернется, как необходимость изменит его. Кроме того, что отпустил бороду, стал неразговорчивым, больше прислушивается и осматривается, не строит долговременных планов, думает на день, на два, рассчитывает каждый шаг и внутри взращивает двуликого паразита «требеска», что значит: тревога и беспокойство. Этот гад точит изо дня в день, не дает расслабиться и передохнуть. А Максим? Разом повзрослел года на три, закалился, поднаторел. Вон, какие Лешику снегоходы смастерил. Порой Андрей замечал, что сын в поступках и в суждениях взрослее блогера.

Костер развести было не из чего, поэтому легкий завтрак запивали холодной водой из бутылок, а не горячим чаем. Плотно поесть получилось около четырех по полудню, когда высокогорный лес спустился в низину. На огне разогрели консервы, вскипятили воду. А в половину седьмого после безостановочного перехода увидели дом. Точнее, его второй этаж. Широкий на весь фасад балкон был заколочен досками. Оставались лишь две бойницы и дверь с короткой лестницей. Рядом на снегу угадывались следы от снегохода.

Остановил скитальцев громкий окрик:

— Стоять! Кто такие?!

— Туристы мы! — прокричал Андрей, останавливаясь и всматриваясь в доски. В щелях кто-то мелькал, — идем в Невинномысск!

— Откуда идете?!

— Из Кисловодска!

Кратковременное молчание, затем снова громкий голос:

— Зайдите, обогрейтесь!

— Так, парни, — Андрей повернулся к спутникам, — держимся вместе, лишнего не болтаем. Говорить буду я.

Через пять минут после того, как разоружили Андрея, путников проводили по широкой лестнице на первый этаж к камину, налили горячего чаю. Кругом горели масляные светильники. Отчего потолки были подкопченными и в комнате пахло гарью. Разношерстный люд сновал по дому, заходил в зал, смотрел на гостей, наливали чаю, разговаривал, уходил. Создавалось впечатление, что здесь коммуна. Андрей сидел, грел ладони о горячую кружку и присматривался.

Низкорослый мужчина в толстом жестком свитере с горлом, который привел к камину и налил чай, куда-то подевался. Гости сидели молча, отхлебывали из кружек и осматривались. Из двери справа вышел крупный бородатый мужчина под два метра роста, со славянским лицом, русый, лет сорока, в овчинной безрукавке, в валенках. Быстро осмотрел ходоков, подмигнул Максиму, пропел:

— Зима ей пела песенку: «Спи, елочка, бай-бай», мороз снежком укутывал, смотри не замерзай.

Уселся на лавку, сказал Андрею уже без тени веселья:

— Меня Ильей звать, — протянул открытую ладонь.

— Андрей, — мужчины пожали руки, — это Максим, — Андрей кивнул на сына, — а это Лешик.

— Замечательно, — подытожил бородач, — предлагаю вам ночлег и еду, в ответ хотелось бы услышать рассказ о Кисловодске, как там дела, есть ли приемные пункты, как снабжение, с электричеством что, как народ приспосабливается к новым условиям. Есть ли беженцев? Какой дорогой идут и куда? Да и так, интересно узнать, как шли, что видели? Зачем в Невинномысск? В общем, все. Связь утрачена, живем здесь, как на острове — десять км туда, десять сюда.

Илья посмотрел на Максима:

— Пирог будешь?

Мальчик повернулся к отца.

— Забыл спросить, — поторопился исправиться бородач, — не голодны? -

— Нет, — улыбнулся Андрей, — но от пирогов не откажемся.

К моменту, когда на столе появилась тарелка с угощением, Андрей поведал Илье о событиях, которые привели его и сына в дом Махти. Подкрепившись, рассказывал еще добрый час. Люди подсаживались, наливали чай, слушали. Скоро их было уже с десяток. Илья заострил внимание на «кальмаре», попросил дважды пересказать встречу с ним. Андрей косился на слушателей и гадал, они уже записали его в чокнутые, или только подозревают. Говорил и краснел от смущения: «…чудище длинной метров пятнадцать висело над деревьями, при этом не махало крыльями и ни за что не держалось. Щупальцами шарило по снегу, подбирало оглушенных волков, опутывало и подтягивало к брюху». Замолк, из-под бровей скользил взглядом по серьезным лицам. Ни на одном не заметил сарказма или недоверия. Даже, наоборот, его слушали с вниманием. Тогда продолжил повествовать. Огромная лягушачья икра на трупе взволновала Илью куда сильнее, чем кальмар. Андрею пришлось отвечать на множество уточняющих вопросов.

Обласканный доверием и всеобщим вниманием рассказывал без утайки, кроме одного — бусика. Подумал, что Лешик захочет остаться с этими людьми и когда поведает о своем приданном, те его с радостью примут.

После познавательной истории Илья предложил «прошвырнуться по катакомбам». Странно и непривычно было Андрею ходить по длинным изгибающимся темным снежным тоннелям высотой в два и шириной в полтора метра — чтобы могли разминуться встречные прохожие. Проходы соединяли дома сельчан. Подснежным улицам оставили прежние названия. География постоянно расширялась. Через определенные промежутки на поверхность выходили воздуховодные колодцы.

Где-то в глубине слышался тихий гул работающих генераторов. Андрей подозревал, что один из тоннелей ведет к «лукойловской» заправке, о которой рассказывал Лешик. Скоро выяснилось, для чего генераторы вырабатывали электроэнергию. В трех домах были устроены многоярусные фермы шампиньонов, вешенок, картофеля, капусты и лука. Освещались они специальными люминесцентными лампами и были устроены весьма технологично с поддержанием влажности и температурного режима. «Вот оно — выживание, — думал Андрей, глядя на зеленые грядки, — человек нигде не пропадет, главное, мозгами пораскинуть и взяться с энтузиазмом, а не грабить прохожих и не подъедать остатки былой роскоши».