— Что? Что не так? — спросил он.

— Иди, иди, верни им сумку, — пенсионер суетно поднялся с пола, сгорбленный подошел к Андрею.

— Зачем? Это же ваши лампы. Они вас ограбили.

— Иди отдай, — настойчиво проговорил Валерий Степанович.

— Ой, что будет? — за его спиной запричитала хозяйка, — что будет? — печально закачала головой.

— Никуда я не пойду, — упрямо проговорил Андрей, — отдавать некому.

— Убил? — в испуге взвизгнула Лидия Никифоровна.

— Нет, отключил на время. Чего вы боитесь? Они получили свое, теперь вряд ли вернуться. Ворье не суется туда, где по седлу дали. И вообще, надо позвать этих ваших буравчиков, пускай в каталажку упрячут.

— Это не ворье, дурак ты, — Валерий Степанович ощерился, словно прищемил палец, секунду соображал, затем наклонился к сумке, раздвинул края, сосчитал лампы.

— Сем, Лида, — он обернулся к супруге, — собирайся, уходим.

— Куда вы? — опешил Андрей, — вам-то чего бояться? Не вы же их вырубили, а какой-то мужик с первого этажа.

— Здесь оставаться нельзя, — бормотал старик, не особо обращая на Андрея внимания. — Они скоро придут. Это люди Раша. С ними нельзя ссориться, они всегда забирают свое. Ты, Андрюша, уходи, — старик наклонился, взял сумку, прямо посмотрел в глаза гостю, — и чем дальше, тем лучше. С нами нельзя. Ты здоровый, сильный, сможешь за себя постоять, а мы сами как-нибудь.

Лидия Никифоровна принесла большой рюкзак, принялась в него ссыпать землю из ящика. Она шептала себе под нос, что-то беспокойное, проговаривала, что надо взять.

— К Берсиневым пойдем? У них на втором этаже пустая…

— Это лишнее, Лидочка, — ласково проговорил Валерий Степанович.

Пожилая женщина замерла, посмотрела на супруга, который глядел на нее, растягивал губы, будто не в улыбке, а «шифровал» открытым текстом. Лидия Никифоровна покосилась на Андрея, затем снова вернулась к земле.

— Мне куда уходить? — спросил Андрей, не совсем понимая, за что такая немилость.

— Уходи, Андрюшенька, налево, как из подъезда выйдешь. Там тоннелька прокопана к детскому саду, там спрячься. Отсидись несколько дней, там люди, помогут. А ты крепко «рашпилей» приложил? Скоро очнутся? Подожди, сейчас все уйдем. Лидия, «азофоск» вязла?

— Взяла и селитру, отсырела, но все ровно, — сдавленно ответила хозяйка, сильно клонясь под раздутым рюкзаком, выкатывая глаза на мужа.

— Вот и славно, потопали, — Валерий Степанович включил тусклый фонарь, задул керосинку, аккуратно убрал к лампам, — давай, Андрюшенька, ты первый.

Переступая и обходя неподвижные тела, Андрей задержал луч на Диче. Тот лежал на спине с открытым ртом, с безмятежным лицом. Если бы не лохматая борода и гнилые зубы, можно было бы умилиться, эдакому гуляки бесшабашному во хмелю. На лбу налилась багровая шишка, словно рог лез, кожа натянулась и отбрасывала блик.

Вышли из подъезда, Андрей протянул старику раскрытую ладонь для прощания, тот подбородком махнул влево:

— Тебе туда, — выключил фонарь, развернулся и, отводя руку в сторону, чтобы сумка не соприкасалась с голенью, быстро засеменил по снежной тропинке к «центряку». Лидия Никифоровна, выглядывая из-за рюкзака одними ногами, спешила следом.

«Вот и помог», — печально думал Андрей, глядя на удаляющихся пенсионеров. Провожал, пока те не сгинули во мраке. Еще с минуту топтался на месте, прислушиваясь к звукам из подъезда — гробовая тишина. Посветил вокруг — снег да откопанные фрагменты зданий. «Как мышиный город». Ощущалось легкое удушье. После просторов горного ландшафта подснежный Черкесск казался могилой: «Вот где беда клаустрофобу».

Подсвечивая фонариком, Андрей направился по широкому тоннелю налево вдоль здания. Остановился у последнего подъезда. Редкие следы вели к двери. Прокоп не заканчивался, тесной норой вел дальше. Поколебавшись, Андрей пригнулся и осторожно двинулся по нему. Прошел метров пятьдесят, остановился в небольшой пещере — перекрестке. Четыре коридора соединялись под разными углами. «И чего? Какой к садику? Словно богатырь на распутье, Ёшкин кот. — Все тоннели казались одинаковыми, — Вселенная меня любит, не даст обмануться, двину посередке».

Он прошел метров сто, когда проход разветвился еще на два, — «Да чтоб вас». — Свернул в правый. Свод постепенно снизился, пришлось согнуться, а скоро и встать на четвереньки. «Что-то не похоже, что люди здесь часто шастают. Может, дедок, обманул, лишь бы отвязаться?».

Он прополз метров пятнадцать, как вдруг луч фонаря выхватил впереди осыпающийся снег. Сначала робкими крохами, затем и кусками отваливался на дно тоннеля, образовывая кучу. Показались коричневые широкие когти. За ними вылезли мощные хитиновые лапы. Они толчками пропихивали вперед панцирную переднеспинку с маленькой головкой, на которой выделялись большими черными бусинами два глаза.

Андрей забыл, как дышать, таращился на существо и цепенел от страха. Положение тела, узкий проход делали его легкой добычей.

Панцирное нечто перестало копать, замерло, и лишь маленькая головка не переставала вращаться. Откуда-то выросли усики, начали ощупывать стенки прохода. Вдруг мутант дернул лапами и уверенно повернул массивную переднеспинку в сторону человека. Идеально гладкие бусины размером с мандарин уставились на Андрея. Он видел на черном глянце яркие искорки фонаря. Короткие усики двигались ритмично и поочередно, как бы наматывая на себя его запах. Андрей ощутил, как мурашки побежали не только по спине, но и по сердцу. «Все. Кранты», — вспыхнула в голове обжигающая мысль.

Несколько секунд показались вечностью, после которых существо развернулось и поползло по проходу в противоположную сторону. Он не смел двинуться еще несколько минут, после того, как нечто скрылось в темноте тоннеле. Андрей попятился. Получалось крайне медленно и неудобно. Вдруг посетила мысль, что проход вовсе не дело рук человеческих, что забрался в коридор этой снегоройки.

Чтобы развернуться и ползти передом, пришлось отрыть нишу. Вспотевший, он вывалился на перекресток четырех тоннелей. Поразмыслив, решил возвращаться на Доваторов 75, только не в квартиры 26 или 12.

Андрей шмыгнул в первый подъезд, замер, прислушался к тишине. Было тихо. Собрался подняться, поискать пустую квартиру, как снизу раздался приглушенный стенами кашель. Мокротный, задыхающийся, он накатывал приступами и стих нескоро. Андрей прислушивался еще некоторое время, после чего решил спуститься в подвал и поискать обладателя бронхита, ларингита, трахеита или чего там еще.

Выключил фонарь, крался в кромешной темноте вдоль стены на ощупь. Пройдя метров десять, остановился, ожидая подсказки, та не затягивала томлением. Очередной приступ кашля привел его к двери, из-за которой тянуло табачным дымком. Андрей осторожно опустил рукоятку, толкнул полотно — не заперто. В образовавшуюся щель просунул голову. В темноте заметил тлеющий огонек.

Андрей открыл дверь шире, включил фонарь. В круге света на матрасе в ворохе одеял сидел, прислонившись к стене, обросший, бородатый, грязный пожилой мужчина. Он не испугался и даже не удивился вторжению. Сощурился, поднял руку, закрывая глаза от света, не спеша затянулся и вместе с дымом выдохнул:

— Чё надо?

Пораженный такой беспечности и бесстрашием, Андрей проговорил:

— Так, зашел.

— Ага, фонарь…, - незнакомец вновь зашелся кашлем, сотрясаясь всем телом и клонясь вперед.

Андрей отвел свет, спросил:

— Могу чем-то помочь?

— Там, кхе-кхе, — мужчина махнул рукой влево, — вода. Дай. Кхе-кхе-кхе.

Андрей взял с пластикового ящика, заваленного пустыми банками из-под консервов, рваными упаковками, остатками еды, мятую бутылку с водой, вложил в протянутую руку. Незнакомец пил так жадно, что казалось, его мучил вовсе не кашель, а жажда. Наконец, он напился, откинулся на стену, закрыл глаза. Рука с бутылкой безвольно упала на матрасе, другая поднесла к губам тлеющий окурок, те разомкнулись, обжали фильтр, легкие втянули порцию дыма, отчего шея напряглась, сквозь дряблую кожу проступили сухожилия. Затем дым вытек наружу. Процесс повторялся снова и снова. Все происходило в таком отрешенном размеренном темпе, отчего, казалось, курительный аппарат, состоящий из рук, губ, легких, рта, работает сам по себе.