А те, в свою очередь подошли вплотную и ударили по «Москве» своим последним боезапасом гиперракет, которые окончательно зачистили обшивку лейб-линкора от всего, так сказать, лишнего. Чудовищные взрывы сотрясли корпус корабля Зубова, сметая все на своем пути, превращая палубы и надстройки в месиво искореженного металла. В результате, уже через пару минут у Зубова в наличии не осталось ни одного орудия… Его флагман превратился в беспомощную мишень, лишенную возможности огрызаться.

— Возобновить абордажную атаку, — приказал капитан Моро, лично вручную проверяя, все ли орудийные платформы вражеского флагмана уничтожены. Удостоверившись, что кроме обломков на обшивке «Москвы» ничего не осталось, он повернулся к своим офицерам: — Тяжелым крейсерам, тем, кто находится к цели ближе всех — зацепить магнитными тросами вражеский корабль, чтобы господин Зубов не выкинул какой-нибудь очередной фортель и не покинул нас в самый ответственный момент…

Командиры кораблей выполнили приказ Моро, и вскоре к «Москве» с разных направлений пристыковались сразу четыре крейсера, не давая тому возможности маневрировать, или, внезапно включив двигатели, попытаться сбежать. Мощные магнитные захваты прочно зафиксировали лейб-линкор, обездвижив этого израненного, но все еще опасного космического хищника.

Лейб-линкор тем самым был окончательно обездвижен и десантные модули «черноморцев» начали один за другим подходить к обшивке его корпуса. Они подлетали к изувеченному гиганту, словно хищные насекомые, стремящиеся впиться в свою жертву. Пилоты шаттлов находили места, где броня корабля больше всего была повреждена взрывами от попадания ракет. Производилась быстрая стыковка.

Дальше в ход шли лазерные резаки, против которых даже нимидийская броня даже самого высокого уровня защиты была бессильна. Ослепительно-синие лучи вгрызались в металл, прожигая в нем идеально круглые дыры — будущие входы для ударных групп космодесанта. Плавящаяся броня стекала по стенкам проходов, словно кровь. Менее чем пяти минут хватало, чтобы лазером прожечь проход и штурмовая команда оказывалась внутри…

Сотня за сотней штурмовики Моро врывались во внутренние отсеки «Москвы» и растекались серыми змеями по широким и длинным коридорам его палуб. Они двигались быстро и слаженно, словно единый организм, натренированный годами бесчисленных сражений. В тусклом аварийном освещении их фигуры казались зловещими тенями, несущими с собой смерть и разрушение.

Но здесь их уже ждали защитники корабля во главе со своим командиром. Экипаж линкора состоял сплошь из бывших имперских гвардейцев, причем, самых высококлассных воинов. Этих людей Демид Александрович лично отбирал не один месяц со всех кораблей «Преображенской» и «Семеновской» дивизий. Каждый из них прошел суровую школу войны. Они были элитой элит, способной выстоять против любого врага.

Контр-адмирал брал к себе на службу только самых отчаянных и бесстрашных головорезов, таких же, как он сам. Эти люди были готовы идти за ним хоть в ад — не ради денег, а из уважения и преданности своему легендарному командиру. Гвардейцы были беззаветно преданы своему командиру, боялись его и безмерно уважали… В их глазах Зубов был не просто офицером, а живым воплощением доблести и чести, последним оплотом гибнущей Империи…

Демид, конечно же, врал, когда говорил Винсенту Моро о большой численности своего экипажа. У бывшего диктатора-регента под ружьем находилось всего-то сто двадцать человек, многие из которых к тому же были ранены. Но это были очень хорошие солдаты, в очень хорошей броне — Ратниках 500-ой модели…

Гвардейцы, разбившись на маленькие группы по 5–6 стрелков, рассредоточились по всем палубам корабля и затаились на выбранных заранее позициях. Они замерли в полумраке технических тоннелей и коридоров, словно хищники в засаде, ожидающие свою добычу. Пальцы привычно лежали на спусковых крючках, а глаза напряженно всматривались в темноту, ожидая появления врага.

Когда первые отряды штурмовиков стали заполнять отсеки «Москвы», они тут же оказывались под ураганным перекрестным огнем. Яркие вспышки выстрелов озаряли мрачные переходы, а грохот стрельбы сливался в сплошную какофонию боя. Защитники вели прицельный огонь короткими точными очередями, выкашивая ряды атакующих. Нападающие, не зная обстановки и расположения отсеков линкора, попадали в ловко расставленные ловушки и гибли целыми отделениями, а то и взводами.

То тут, то там, переговорные устройства оживали криками и призывами о помощи, а также стонами умирающих «морпехов»-«черноморцев». Раненые звали санитаров, командиры требовали подкреплений, но в царящем хаосе боя мало кто мог им помочь. Потери атакующих росли с каждой минутой, но они упорно шли вперед, не считаясь с жертвами.

Жестокий беспощадный бой шел на всех палубах без исключения. Каждый отсек, каждый коридор, каждая переборка становились ареной кровавой схватки. Штурмовики и гвардейцы сходились в рукопашную, и воздух наполнялся запахом пота, крови и горелой плоти, разрубленной плазменными штыками и саблями.

Одновременно все новые и новые абордажные команды оказывались внутри корабля и присоединялись к общей атаке. Они накатывались волна за волной, словно неиссякаемый океанский прибой. Как ни сильны были в схватке гвардейцы Демида Зубова и как ни великолепны были их бронескафы, но их было катастрофически мало в сравнении с теми, кто сейчас желал захватить «Москву». Даже самые лучшие воины не могли долго противостоять столь подавляющему численному перевесу врага.

Каждая из групп защитников, выявлялась, окружалась сразу несколькими подразделениями противника и через некоторое время истреблялась поголовно. Штурмовики не брали пленных, да никто из гвардейцев и не собирался сдаваться на милость победителя. Они сражались до последнего вздоха, унося с собой в могилу как можно больше врагов и с презрением отвергая предложения о капитуляции.

Так, отсек за отсеком, через час наступающие зачистили практически весь линкор. Последним оплотом защитников корабля оставался капитанский мостик. На нем находился сам Демид Зубов и его старшие офицеры. Этот отсек был очень просторный, как и у всех линкоров подобного класса, тем более флагмана императора, и от этого мостик хорошо простреливался. Широкие пролеты между приборными панелями и стойками не давали много возможностей для укрытия.

Демид Александрович как в недавнем прошлом офицер штурмовых подразделений профессионально расставил своих людей на точки, с которых те легко могли контролировать все пространство рубки. Гвардейцы залегли за креслами, консолями, любыми более-менее прочными предметами обстановки.

Как только та или иная абордажная группа противника оказывалась в зоне поражения, она тут же переставала существовать. Дюжина штурмовых автоматических винтовок, одновременно стреляющих со всех сторон, превращали «черноморцев» за несколько секунд в очередную гору трупов. Мостик заполнялся телами убитых, но на место павших тут же вливались все новые и новые порции штурмовиков.

Сам Демид, стоя в полный рост и не страшась за собственную жизнь, поливал огнем, вбегающих в отсек врагов. Он возвышался среди хаоса боя как несгибаемый колосс, как живое воплощение непокорного духа своего корабля. Штурмовики Черноморского флота пытались забросать его и его гвардейцев гранатами, но доспехи тех легко выдерживали любые осколки…

Тем не менее, неся большие потери, атакующие ответным снайперским огнем все же, одного за другим, выводили из строя последних защитников корабля. Численный перевес в конце концов сделал свое дело. Гвардейцы Зубова погибали на своих постах один за другим, унося с собой в могилу десятки врагов…

Вскоре на капитанском мостике в живых остался только контр-адмирал Зубов. Все его офицеры и солдаты полегли в последней схватке, залив своей кровью последние метры родной палубы. Вороненые боевые латы контр-адмирала были пробиты в нескольких местах и покорежены от взрывов. Демид Александрович был серьезно ранен и очень быстро терял силы. Алая кровь струилась по черному металлу его доспехов и капала на залитый кровью пол. Молодой человек шатался от боли и слабости, но упорно не желал падать.