Помочь ему в этом вызвался дядя нашего юного императора — великий князь Михаил Александрович Романов — еще один представитель имперской аристократии, некогда бывший шеф Гвардейской Эскадры и пусть чуть менее, чем Трубецкой, но тоже магнат и амбициозный человек. Романов был известен своим честолюбием и властолюбием. Его имя гремело по всей Империи, а влияние простиралось далеко за пределы вверенных ему провинций.
Причем в амбициях, а именно в игре за трон Империи, Михаил Александрович мог дать фору любому. Если Никита Трубецкой больше любил считать деньги, то великий князь спал и видел себя новым государем-императором всероссийским. Видимо, насмотрелся на своего старшего брата и тоже захотел… Годы, проведенные в тени императорского трона, лишь раззадорили его непомерный аппетит. Теперь же Михаил Александрович явно дозрел и был готов на все, чтобы заполучить корону и скипетр.
Князь Романов, так же как и Никита Львович Трубецкой, еще будучи в союзной коалиции с Птолемеем, сумел переманить к себе на службу две «резервные» имперские дивизии практически в полном составе, проведя чистку и поставив на руководящие должности верных себе офицеров из столичного гарнизона. Это был ловкий ход, обеспечивший ему надежный тыл и преданные «штыки» и «шпаги» в будущей борьбе.
Всего под голографическими знаменами семьи Романовых сейчас находилось пятьдесят боевых кораблей. Это было внушительное зрелище — полсотни стальных исполинов, выстроившихся идеальным боевым порядком, готовых по первому приказу ринуться в бой. На бортах кораблей горделиво переливались золотые двуглавые орлы — герб династии Романовых.
После выхода из подпространства они шли параллельными походными колоннами с эскадрой Трубецкого, как союзники и друзья. Но эта дружба была насквозь фальшивой, лишь временным перемирием двух хищников, делящих одну добычу. Каждый из князей лелеял свои амбиции и строил козни против другого, ожидая удобного момента для решающего удара.
Дружбы, конечно, между двумя нашими князьями не было и в помине, тем не менее, Михаил Александрович признавал верховенство над собой Трубецкого как более старшего и опытного прежде всего в военном деле человека… Романов скрипел зубами, но пока вынужден был подчиняться. Он понимал, что в одиночку с Дессе и Птолемеем ему не совладать…
По космическим меркам совсем рядом с ними, практически на расстоянии выстрела из дальнобойного стационарного орудия, двигалась еще одна группа кораблей. Она была несколько меньшей по количеству вымпелов, но по качеству и составу могла потягаться с двумя вышеупомянутыми. Мощные, новые, только что сошедшие со стапелей линкоры шли плотным строем, ощетинившись орудиями. От них веяло грозной силой.
Тридцать модернизированных линкоров вел к Санкт-Петербургу еще один представитель имперской аристократии граф Петр Салтыков. Немногословный и не обладающий чрезмерными амбициями, как тот же Трубецкой или Романов, Петр Иванович тем не менее, имея возможности, тоже ввязался в борьбу за власть. Он не мог остаться в стороне, когда решалась судьба Империи. Слишком многое стояло на кону.
Являясь владельцем третьих по мощностям космических верфей Российской Империи, причем не государственных, а частных, но работающих на заказы от министерства обороны, Салтыков не стал переманивать кого-либо из командиров гарнизонов. Он просто присвоил все имеющиеся на верфи боевые дредноуты, создав из них свою личную дивизию… Это было дерзко и рискованно, но граф привык получать свое. В конце концов, он строил эти корабли по заказу правительства, которого уже не существовало. Так почему бы теперь не использовать их для собственной выгоды?
…С противоположного направления к планете приближалось еще одно крупное соединение. Это была хорошо знакомая нам 3-я «линейная» дивизия Черноморского флота, единственная, что сейчас находилась не в его составе. Возглавлял ее наш старый знакомый Василий Иванович Козицын — опытный и решительный командир, снискавший славу и уважение в многочисленных космических битвах.
Вице-адмирал Козицын, как мы помним, сначала ушел от Самсонова, когда тот окончательно слетел с катушек, возомнив себя чуть ли не равным Богу. Василий Иванович не мог смириться с безумием и жестокостью своего бывшего командира. Его честь и совесть не позволяли служить тирану, ведущему Империю и в частности свой космофлот к погибели.
Затем, Василий Иванович с сожалением, но тем не менее, уверенный, что действует правильно, покинул эскадру Коалиции первого министра Птолемея Грауса, после открытого конфликта того с Дессе, а перед этим со мной. Козицын видел, как амбиции и интриги раздирают некогда могущественный альянс, и не желал быть частью этого разложения. Он выбрал свой путь — путь верности долгу и присяге. По крайней мере так он себе говорил…
Вице-адмирал пока не присоединился ни к одному из лагерей, но верные «черноморцы» из 3-ей «линейной» были по-прежнему рядом с ним, а значит, и Козицын имел вес и не собирался отсиживаться в центральных мирах, поспешив к Санкт-Петербургу… Его корабли — мощные линкоры и крейсеры рассекали космическую тьму, устремляясь навстречу неизвестности. В сердцах экипажей горела решимость сражаться за правое дело до конца.
Сам он, конечно же, не помышлял ни о какой верховной власти и дележке имперского пирога. Василий Иванович был солдатом, а не политиком. Его заботила лишь судьба Империи и людей, которыми он командовал. Он просто не мог больше находиться в стороне, когда российский сектор контроля буквально разрывали на части всякие там князья и паркетные адмиралы…
Ближе всего по духу к Козицыну был адмирал Поль Дессе, но и в нем Василий Иванович не видел лидера, способного возглавить союзников и принести мир в Империю. При всем уважении к опыту и талантам «Северного Лиса», Козицын не мог не видеть его амбициозности и жажды власти. А России сейчас нужен был не очередной претендент на трон, а объединитель и миротворец.
В связи с этим Козицын шел к Санкт-Петербургу, скорее потому, что туда шли все остальные. Отважный вице-адмирал пока не решил, за кого будет играть на этой шахматной доске, рассчитывая, что судьба сама решит это за него… Он верил, что в решающий момент сделает правильный выбор — тот, который подскажут ему честь и совесть. А пока его главной задачей было сохранить жизни своих людей и боеспособность вверенной ему эскадры…
…В отличие от Козицына, адмирал, который вел последний из описываемых нами флотов, очень хорошо знал, чего хочет, и как ему действовать. Этого человека звали Илайя Джонс — адмирал-легионер на службе Российской Империи. Он был чужаком в этом мире — выходцем из далеких Американских звездных Дистриктов, волею судьбы оказавшимся в рядах имперского флота.
Джонс, конечно же, не был ни каким аристократом с претензией на трон. У него была своя цель, простая и ясная, как удар кулака — выжить в этом бушующем космическом океане, выйдя из гражданской войны в числе победителей. Набрать себе огромный космофлот и верные экипажи, а после вернуться в родные Дистрикты АСР, чтобы разобраться со всеми своими врагами, которые в свое время сделали все, чтобы он оказался здесь, в чужих ему провинциях, среди чуждых ему людей, да еще и без одной руки…
Во время последней битвы между Птолемеем и Полем Дессе, Илайя возглавлял авангард первого министра. Несмотря на то, что вице-адмирал Джонс сражался искусно и храбро, он не добился победы над более многоопытным «Лисом» Дессе, во многом из-за неумелого командования флотом первого министра Грауса. После сражения эти двое сильно повздорили, и Илайя Джонс покинул лагерь Птолемея, прихватив с собой самое боеспособное подразделение во флоте, а именно — 34-ю «резервную» дивизию. Экипажи которой коллегиально избрали Илайю Джонса своим новым командующим…
Это был дерзкий и рискованный шаг, но Илайя умел вести за собой людей и внушать им безграничную веру в себя. Он был прирожденным лидером — харизматичным, решительным, безжалостным. Космоморяки и офицеры 34-ой «резервной» видели в нем не просто командира, а вождя, способного привести их к победе и славе. И готовы были идти за ним в огонь и воду.
