В душевой было все необходимое, чтобы расслабиться. Мыло, одноразовая мочалка, полотенца и тапочки. С каким же наслаждением я ухнул под струи теплой воды. В состоянии почти эйфории я стоял под душем минут пятнадцать, не желая делать вообще ничего. Остановись, мгновение. Но всему, рано или поздно, приходит конец. Нужно было действительно привести себя в порядок и отоспаться, иначе можно и кони двинуть.

Обратно в комнату я вернулся уже посвежевший телом и духом. Размял кости, щелкнул выключателем света и забрался под одеяло. Там меня ждал сюрприз. Мягкий, теплый, с шелковистой кожей, и абсолютно нагой.

В ту ночь мне долго, обстоятельно, и несколько раз объяснила одна моя знакомая рыжая бестия, как я был неправ, как она боялась, как она благодарна за спасение, и как она хочет высушить всех сборщиков. Под утро я, усвоив все уроки, вырубился без задних ног.

Я проснулся от легкого скрипа чужой двери, где-то на этаже. Отвык спать не один, плюс еще и место непривычное. Так что, выходит, а я сверился с часами в интерфейсе, что поспал я немногим больше полутора часов. Ничего, и не такое бывало.

Даже до того, как раскрыл глаза, понял — за окном уже сереет, но свет еще не пробился сквозь плотные шторы. Мне в плечо уткнулась вчерашняя гостья, тихонько посапывала прижимаясь, и как будто пыталась моргнуть с закрытыми глазами. Беспокойный сон.

Я осторожно подался вперед, едва-едва шевелился, чтобы не разбудить рыжую. Наконец, встал, осмотрелся в полумраке. Мои вещи неаккуратно разбросаны, впрочем, как и Юлины. Подобрав штаны, носки и футболку, я шмыгнул в ванную. Умывшись, приведя себя в порядок и минимально одевшись, я вышел на общий балкон, прямо как был — в тапочках.

Задумался вдруг, как она вошла? Ключ же… А, ну да. Механический. Я, привыкший к автоматическому замыканию двери, совершенно не подумал о том, чтобы закрыться.

Он тянулся вдоль всего второго этажа, открывая вид на запыленную трассу и несколько редких деревьев, цепляющихся за жизнь в этом сухом, безжизненном месте. Под ногами поскрипывали ржавые металлические доски, а вдалеке слышался гул одного-единственного грузовика. Небо над горизонтом едва намекало на рассвет, окрашиваясь в бледно-серый.

Морозный воздух на улице тут же меня окончательно взбодрил. Под ногами скрипнули ржавые, металлические балки под полом. Я оперся локтями о перила, скользя взглядом по бескрайней пустоте. Ничто не нарушало моего утреннего уединения… пока я не услышал щелчок зажигалки.

— Рано встаешь, парень. — сказал неожиданный, низкий голос откуда-то сбоку.

Я повернул голову вправо, и заметил мужчину, опирающегося на перила так же, как и я, чуть дальше по балкону. Лет пятьдесят, с растрепанной сединой, морщинами, которые словно врезались в кожу. Одет просто: старый жилет, потрепанные штаны и ботинки, которые наверняка пережили по сроку службы своего носителя. Система подсказала — моего ночного нарушителя гармонии звали Евгением.

— А ты еще раньше, похоже? — ответил я. Голос мой был слегка хрипловатым от недосыпа.

— Если б соседи мои чуть тише делали детей, я бы не проснулся среди ночи, — сплюнул он и затянулся сигаретой, — с такими постояльцами будильник точно не нужен.

Струи дыма тут же растворились в морозном воздухе.

— Вот негодяи, найти и наказать. — отвернулся я, решив для себя, что этот разговор мне не шибко-то интересен.

Мужчина повернулся ко мне в пол оборота и чуть улыбнулся. Не злорадно, а как-то устало, вымученно.

— Проездом? — спросил он, а я задавался мысленным вопросом, отчего он интересуется.

— Можно и так сказать. — уклончиво ответил я, уже не оборачиваясь.

— А здесь местных и не бывает, — он затушил окурок о механическую ладонь и бросил его в урну, — все куда-то двигаются. Вот ты — предпочтешь тихую жизнь или смерть в лучах славы?

— Философ чтоль? — усмехнулся я, чувствуя легкое раздражение. Утро еще не началось, а мне уже ковыряют мозг чайной ложечкой.

— Никакой я не философ, парень, — он выделил это «парень» так, будто хотел показать свое превосходство. Черт, да о чем я думаю, просто местный старик. Совсем паранойя заела.

Евгений, в свою очередь, вынул из мятой пачки вторую сигарету. Вставил ее меж зубов и почти подкурил, как снова обратился ко мне.

— Куришь?

— Бросил. — Я задумался. — Хотя… дай одну.

Он протянул пачку, я не отказался от раковой палочки. Покрутил ее в пальцах. Спросил зажигалку и тут же ее получил.

Почти забытое ощущение, как сизый дым наполняет легкие, а голову слегка кружит, будто с похмелья. Когда привык — уже нет этого ощущения, нужно обязательно сделать длинный перерыв.

— Тебя как зовут? — спросил я этого странного старика, выпуская дым, и все еще прищуриваясь от непривычной горечи.

— Женя, — ответил он. — А ты, стало бы?..

— Майк.

— Реши для себя, как и когда хочешь умереть. Ну, бывай. Зажигалку дарю.

Я смотрел, как чудаковатый мужик уходит обратно в свой номер, и снова почувствовал надвигающуюся тревогу. Его вопрос, хоть и простой, всколыхнул что-то внутри. Зараза, смазал все удовольствие.

Когда вернулся, меня ждало рыжее, взлохмаченное и сонно-недовольное чудо, укутавшееся в одеяло по самый нос. Юля сидела на кровати, сжавшись в клубок, и чуть покачивалась, словно пытаясь согреться. Увидев меня, она подняла голову, и ее лицо осветилось слабой улыбкой.

— Где пропадал? — спросила она мягко, голос еще сонный, но без следов раздражения.

— Да так, прогуляться вышел, — пожал я плечами, опускаясь на стул у окна. — Слишком рано проснулся.

— Утро без кофе — это не утро, — протянула она, закутавшись еще плотнее. — Ты ведь понимаешь, что мне сейчас нужно либо кофе, либо кто-то, кто спасет меня от этой утренней холодины?

— Проблема с кофе в том, что его тут нет. — Я покосился на упаковку с синтетическими порошками, лежащую на столе. — Только дрянь из пакетика.

— Сойде-е-ет, — протянула Юля снисходительно. — А ты? Ты готов стать моим героем и просто раздобыть горячей воды?

— Кипятка — это я могу. — Я усмехнулся и, поднявшись, пошел к углу комнаты, где стоял маленький портативный кипятильник.

Пока вода грелась, я бросил взгляд на Юлю. Ее рыжие волосы торчали во все стороны, и в этом было что-то… домашнее. Она выглядела уставшей, но уже не такой напряженной, как в последние дни. Ее улыбка, хоть и слабая, все же вернулась.

— Спасибо, Майк, — сказала она, когда я поставил перед ней кружку с разведенным напитком из пыли бразильских дорог. Она понюхала, поморщилась, но все же сделала глоток.

— Знаешь, ты иногда бываешь даже милым.

— Иногда? — усмехнулся я, опустившись обратно на стул. — Это почти комплимент.

— Почти, — поддразнила она, прикрыв глаза и сделав еще один осторожный глоток.

— Сегодня как-то спокойнее, скажи? — мечтательно потянула она.

— Спокойствие — это иллюзия, — ответил я с кривой улыбкой, как будто выдал что-то умное. — Но, знаешь, меня и так устраивает.

Она тихо рассмеялась, и это было, пожалуй, самое приятное, что я слышал за последние дни.

Получасом позже, мы втроем атаковали кафе. Взбодрившиеся, мы сидели за простым пластиковым столом, на одной лавке с Юлей мы, напротив Илья. И он как-то ехидно, зараза лыбился с тех пор, как нас увидел.

— Что, Майкл, ночью комары заели? Я смотрю ты их до синяков колошматил, вся шея побитая. — смеялся он, а я не сдержал улыбки.

— Да, они тут дикие какие-то. — дал я шутку в ответ.

Юля налилась румянцем.

Зал для завтраков был освещен тускловатым светом из окон, над головами сидящих в зале гостей старинные лампы силились дать хоть каплю искусственного света, но, видать с напряжением тут беда, я еще вчера заметил — все тут какое-то тусклое, буквально.

Лора появилась так же спокойно, как и вчера: с легкой улыбкой, не выказывая ни малейшего удивления нашему измученному виду.