«Довыделывался, мля, умник! — в очередной раз мысленно вздохнул парень, прислушиваясь к мерному перестуку колес поезда, который его увозил сейчас в неизвестном направлении, — Сидя ссать не нравилось! А теперь придётся ходить на толчок по расписанию, пока в ящик не сыграю. И вот какого хрена я за Михой поперся⁈ Знал ведь, что он за человек! Ясно же было, что его неуёмная энергия и безбашенный оптимизм до добра не доведут. Да ещё и Ксюху за собой подтянул. Интересно, что там с ней?».
— Как ты думаешь, куда нас везут? — вполголоса спросил Игорь Гусев, который сидел справа от Сергея, у самого окна, которое сейчас было наглухо заварено стальным листом.
— Я же тебе уже говорил, что грузили нас на севере Москвы, значит везут куда-то на север, — так же тихо ответил Бергман, — Мурманск, Архангельск, Воркута. Новых вариантов у меня не появилось. Окно-то ведь заварено. А конвойные молчат…
— Холодно там, наверное, — вздохнул Игорь, который, по всей видимости завел разговор просто от скуки.
— Ничего, кинут в самое пекло, согреемся, — подал голос Дима Федотов, сидевший слева.
— Угу, согреемся, — согласился Сергей, после чего все снова замолчали, и он опять погрузился в горестные воспоминания о постигшей его катастрофе.
Сразу после того, как на окраине Петровской Заречки всю их дружную компанию задержали спецназовцы ФСБ, там же без промедления, под прицелом автоматов всех членов несостоявшегося клана заставили открыть приложение «Игры» и отдать все системное имущество и деньги, позволив оставить себе только системные костюмы, которые были надеты на них в этот момент.
Далее у ребят конфисковали смартфоны и планшеты, а затем всех задержанных под усиленным конвоем, как опасных преступников, доставили в здание областного управления ФСБ, где приступили к тщательным допросам. Тогда он видел Ксению в последний раз, в тот момент, когда её проводили мимо него по коридору. У его любимой девушки был такой жалкий и затравленный вид, что при каждом воспоминании об этом, сердце парня обливалось кровью и наполнялось злостью на Миху, по вине которого они все оказались в этой ужасной ситуации.
На следующий день эфэсбэшники всех четверых парней посадили в автозак и вместе с колонной батальона спецназа без каких-либо приключений доставили на северную окраину Москвы, где посреди ночи их без каких-либо объяснений погрузили в тюремный вагон, напихав в одну камеру, размером с купе, двенадцать человек.
В ходе дальнейших разговоров с сокамерниками выяснилось, что здесь собраны молодые парни из Москвы и Подмосковья, которых в последние пару дней задержали за различные правонарушения, после чего им было объявлено, что они мобилизованы для защиты Родины от инопланетных вторженцев. Но куда их везут, никому не сказали. Да и сейчас всё ещё неизвестно, куда направляется этот состав. Окна наглухо заварены, конвоиры молчат.
Его печальные размышления были прерваны заполошной стрельбой, раздавшейся снаружи поезда.
— Опять конвойные от тварей отстреливаются, — прокомментировал Шнырь, сидящий напротив, — Третий раз за день. Нет, чтобы дать нашей братве по копьецу, да и отправить в сражение, добывать ликты в честном бою. Ведь мы теперь вроде как защитники Отечества!
— Ага, размечтался! Как же, отправят в тебя в бой, чтобы ты сразу слинял! — весело хохотнул его сосед по нарам — широкоплечий коротко остриженный парень с холодным взглядом по кличке Сява.
— Ну так слинять… — что хотел сказать Шнырь, никто из невольных пассажиров так и не услышал, так как из-за внезапного резкого торможения всех обитателей полки, где сидел Сергей, швырнуло к противоположной стене, туда где сидели Шнырь и Сява.
Раздается многоголосая ругань.
Вагон с треском и грохотом заваливается набок. Комок тел швыряет на боковую стену, которая теперь стала полом. Бергман оказывается среди барахтающихся сокамерников. Ругань дополняется криками боли и стонами.
Вагон, продолжая скользить в лежачем положении, с треском несколько раз бьётся обо что-то, подскакивает, перетряхивая груду воющих и копошащихся тел, а затем останавливается.
— Кажется, встали, — сообщает очевидный факт кто-то из счастливчиков, лежащих сверху.
Снизу кто-то воет от боли.
— Ай, рука! — пищит знакомый голос слева.
— Вовчик, ты как? — поворачивается к нему Бергман.
— Херово! — хрипло стонет тот, — Похоже, рука сломана!
— Да твою же мать! — ругается кто-то справа, — Ты куда руки свои суёшь, пидар⁈
— Спокойнее, парни! — доносится сверху голос Игоря Гусева, — Верхние, отползаем назад, встаём! Шнырь, дай руку, помогу!
Давление сверху слабеет, и вскоре у Бергмана получается встать на ноги, после чего он помогает подняться и Вовчику Харитонову.
Из других камер также раздаются крики вперемешку со стонами, а снаружи вагона доносятся автоматные очереди и тревожные крики конвойных,
— Оба-на! — радостно вскрикивает один из тех парней, что всё ещё продолжает сидеть на полу, который ещё пару минуту назад был стеной, — Дверь-то открыта! Замок сломался!
— Шикардос! — немедленно откликается Шнырь, — Валим отсюда! Пока нас под молотки не бросили!
— Кто там валить собрался⁉ — доносится из коридора голос одного из конвойных, — Если кто хоть нос из камеры высунет, стреляю без предупреждения!
— Так что, сука, нам теперь помирать тут, что ли? — истерически кричит Шнырь и его возглас поддерживают десятки недовольных голосов из других камер.
— Надо будет — помрёшь, чмо сраное! Тебя для этого сюда и запихнули, — отвечает конвойный презрительным тоном, — Сиди тихо, и не высовывайся, тогда чуть подольше проживешь!
— Вот падла, доберусь я до этого пидара, — со злостью шипит Шнырь.
— Оба-на, — грустно произносит тот самый парень, который обнаружил открытую дверь, — А тут дохляк, оказывается!
Плотно стоящие люди расступаются и Бергман видит лежащего в неестественной позе Диму Федотова. Игорь нагибается к нему, щупает пульс и скорбным голосом подтверждает:
— Умер Дима!
Это известие вгоняет Сергея в ещё большее уныние…
Крики и стрельба снаружи вагона усиливаются, а затем слышится гулкий рев и из дверной щели на короткое вырывается язычок пламени.
Двое обожженных парней ругаются матом. Камера наполняется дымом.
— Пожар! — кричит кто-то, — Все тут сдохнем!
Начинается паника.
Находящиеся в тесном пространстве люди кричат и, распихивая друг друга, стараются подняться повыше, без всякого понимания зачем они это делают. Бергмана отпихивают в сторону. Рядом кричит Вовчик от боли в сломанной руке.
По вагону пробегает дрожь, металл натужно скрипит, а затем сверху слышатся тяжелые цокающие шаги.
Крепкий удар сбивает стальной лист, прикрывающий окно, после чего в камеру резко опускается огромная когтистая лапа, которая выхватывает одного из тех парней, что благодаря своей ловкости и напористости оказался выше всех.
Все невольные пассажиры вагонзака с замиранием сердца слышат истошный крик, который быстро замолкает.
— Драконы! — до обитателей камеры, наконец, доходит причина случившейся с ними катастрофы. Теперь все устремляются вниз, толкаясь и мешая друг другу, дверь сдвигают в сторону и Бергман видит, как Игорь первым бросается вниз, в дымящийся коридор вагона, а затем раздаётся его болезненный стон и ругань — металл ещё не успел остыть после огненного удара. В окне над головой снова появляется когтистая лапа, и Сява, увидев это, очень ловко подкидывает вверх безжизненное тело Димы Федотова, которое на пару секунд оттягивает следующую смерть.
«Ловкий парень! — отстранённо думает Сергей, — Никак не меньше шестого ранга».
Тем временем почти все пассажиры тюремной камеры уже скрылись в двери, и Бергман, схватив стонущего Вовчика за шкирку, ныряет в спасительны лаз и едва сдерживает крик от прикосновения раскалённого железа.
Затаив дыхание, чтобы не дышать дымом, он видит, как ноги предыдущего беглеца исчезают в окне, с которого при падении слетела стальная защита. Оказывается, в этом месте вагон не плотно прижимается к земле, благодаря чему имеется возможность выбраться наружу.