— За дядю Мишу, — кричу я. — За соседа!
Наступаю трепыхающемуся убийце на грудь, еще пара ударов, чтобы не дёргался и, наклонившись, выдираю одно крыло. Оно противно трещит, не поддаётся, но выходит из спины, хоть и со скрипом. Холодное на ощупь, я поднимаю его перед собой и ломаю об колено. Хасан кричит и дергается у меня под ногой. Мент-Лёшка в ужасе отползает в дальний угол. Юра БезОтчества молчит и смотрит на меня, сжимая кулаки. Я улыбаюсь так ехидно, как только могу и чувствую, как же мне это нравится. Мне нравится беспомощность этого урода и хрипы убийцы под моей ногой. Он извивается, но достать меня не пытается, я наклоняюсь и быстро вырываю второе крыло. Крик переходит в визг. Он верещит как свинья перед ножом забойщика, а я дико хохочу, ломаю останки и швыряю под ноги маньяка дня. Юра спокоен. Он нереально спокоен и я чувствую мурашки, которые топчутся посредине спины. Кто-то стоит сзади? Оборачиваюсь и в проеме двери нет никого. Резкий поворот назад и маньяк улыбаясь стоит рядом с зеркалом. Хасан корчится на полу и завывает. Лешка с ужасом смотрит на меня. Почему на меня?
— Любишь вопросы? — говорит Юрабезотчества — Зачем крылья? Почему отвалились? Смотри, дурак.
Он поворачивает зеркало, так чтобы я увидел кое-что еще кроме крутящегося там портала. И я смотрю.
3.
И я вижу себя с безумными глазами, с кастетом в окровавленной руке, как варвар с одной ногой на трупе и с крыльями за спиной. Опять эти чертовы крылья.
— Видишь? Видишь это? Ты тоже их получил!
— Нет, спасибо.
Я завел руку за спину и ухватился за отросток.
— Это зря, — говорит маньяк. — Сила огромная заключена в ангельских перьях. Они дают нам силу, ты только возьми.
Я ломаю крыло, как листок капусты, бросаю на пол и берусь за следующее. Мне совсем не больно. Может потом придёт страдание, но сейчас браслет хранит меня, Требухашка все ещё здесь, со мной.
Второй куцый листочек падает на пол, жалкое подобие того, что торчит за спиной маньяка. Обломанные отростки в спине отвалятся со временем, просто не нужно их «кормить».
— Ты понял, — улыбается Юра-убийца.
— Похоже, все уже поняли, все, кроме меня. Крылья — это зло в чистом виде, агрессия, ненависть плюс удача. Обладатель крыльев может долго убивать и не получать «ответки».
— Да! — Юра жмурится, как довольный кот, обожравшийся колбасы. — Какие были грандиозные крылья у Андрюшки из Ростова. Большие, красивые и прочные как паруса на яхте. И это всего лишь «совок» — дешевка, нищеброд. Джонни из Америки обладал широчайшими разноцветными крыльями. Такие смешные, но такие мощные, с такой огромной силой, что он шесть лет развлекался, никого не стесняясь. Джонни-клоуна арестовывали и отпускали, допрашивали и снова отпускали. Посадили на десятку и выпустили через 18 месяцев. А после этого он еще и в политику пошел и с женой президента Картера фотографировался. Вот что значит крылья!
— Сколько пафоса и всё мимо. Хотя мне интересно, какие крылья были у Гитлера?
Маньяк даже задумался и чуть по-детски палец в рот не засунул, потом посмотрел на меня и кивнул.
— Крылья со свастикой наверняка накрывали Берлин, когда он расправлял их на трибуне. А может и всю Германию. Австрийский художник безнаказанно творил что хотел много лет. Ну, хватит мне зубы заговаривать, бескрылый.
Маньяк достал нож и показал мне. Лешка заскулил.
— Пора возвращать Требухашку, парламентёр.
— Последний вопрос, дядя. Требухашка, кто он?
Юра хотел ответить, он точно собирался сказать, но так и застыл с открытым ртом, как на идиотской фотографии. Лицо его исказилось, состарившись на добрый десяток лет, и он был напуган, а потом улыбнулся. На плечо мне легла холодная рука, и тень накрыла с головой. Лёша вдруг заорал и пополз в стену, пытаясь убежать.
Я медленно, очень медленно, повернул голову. Существо в широкополой шляпе стояло у меня за спиной.
— Это не ты мне комбинацию из пальцев показывал, человек? Ты — наглый.
— Приветствую! — кричит Юра и весело размахивает ножом. Скачет на месте, как папуас и размахивает руками и яйцами. — Ты здесь! Господин, Хозяин Крыльев здесь!
— Где, Требухашка, человек из бескрылой реальности?
— У нас есть фильм, — говорю. — «Молчание ягнят». Спроси Юрку, он объяснит, правило «кви про кво». Услуга за услугу. Капишь?
Существо сжимает руку, и я кричу. Плечо будто сунули под пресс и нажали красную кнопку. Кости трещат, трутся друг о друга, протыкают кожу острыми концами и кожа лопается, как бычье яйцо. Я кричу не в силах сдержаться, повязка на предплечье кричит вместе со мной и подсказывает, что делать.
Я резко вырываю плечо из стальной клешни и разворачиваюсь. У чувака в шляпе нет лица, только множество частиц снующих туда-сюда в своем микрокосмосе. Пришелец невольно отшатывается, когда я смотрю внутрь его вселенной и дарит мне шанс. Мертвый Требухашка крутится на предплечье, как бешеный вентилятор. Я поднимаю руку и засовываю ее гаду в пасть, вместе с вонючей трупной шкуркой. Засовываю так глубоко, как только могу, по локоть и глубже.
— Нет! — вопит Юра, как в дурном фильме, а пришелец дергается в припадке и захлебывается рвотой. Зеленая пена вылетает наружу, оседает на полу, у меня на груди и на животе, стекает на пол и шипит там. Визги, вопли наполнили комнату — пришельца трясет как под напряжением.
— Жри! — кричу я и чувствую, как крылья снова появляются между ребер. — Жри, сука! Вкусный Чебурашка! То есть Требухашка!
Тварь дёргается и мычит, когда боль приходит с неожиданной стороны. Острая боль длинным лезвием входит в правый бок, и я кричу ещё громче, но уже бессмысленно громко. Горло сдавливает рука, от которой несет дешевым одеколоном, в глазах круги и я со чпоканием выхожу из монстра. Меня тащат вглубь комнаты. Следующий удар должен прилететь в живот, но я подставляю руку и отбиваю нож в сторону. На предплечье ничего нет, Требухашка остался где-то там, в утробе монстра, выполнив свое предназначение. Потому что главный монстр умирает.
4.
Его трясет, а лицо крутится по своим орбитам. Вой слышен на другом конце города и «вороны» носятся там, где должно быть лицо. Юра придушил меня и пытается ударить ножом еще раз, но я вцепился в его запястье и держусь только на адреналине и страхе умереть. Боже, как я не хочу умирать!
— Зря, ты крыльев отрекся, парламентер! Зря ты хозяина обидел!
Еще немного я продержусь, но эта тупая боль в боку мешает, а рука давит все сильнее и Требухашка уже не поможет. Нечто в проеме бьётся и дымится как африканский костер. Я теряю сознание и истекаю кровью когда вмешивается бог из машины в лице Лешки.
Давление на шею ослабевает, потом возмущенный вопль и маньяк убирается, роняя нож на пол. Я одной рукой затыкаю дырку в брюхе, ползу подальше от безумного Юрки.
«Пусти! Пусти!»
Они борются в углу, у стены, Лешка взгромоздился на противника и по-милицейски выкручивает ему руки за спину. Я подскальзываюсь в крови и неловко ударяюсь щекой об чей-то ботинок. В заголовках газет, если такие еще остались, напишут «Кровавая баня в провинциальном городке». Или «Последняя жертва маньяка с железнодорожных путей» Или…
— Беги! — хрипит Леша. — Я его задержу!
Пафосно, как в моих любимых старых фильмах.
Бьют свинцовые ливни, нам пророчат беду.
— Беги! Я долго его не удержу!
— Заткнись, мент!
Мы на плечи взвалили и войну и нужду.
Я медленно поднимаюсь, зажимая рану ладонью. Монстр в проеме кажется уменьшился в росте, но воет все также громко. Медленно встаю, чтобы не потерять сознание от резкого движения.
Если снова над миром грянет гром
Хорошая песня. Сейчас такие стихи не пишут. Жаль. Не успел я ничего, вон жизнь уже красными каплями сквозь пальцы просачивается. Эх, Витька, так мы и не встретились с тобой, мой дурачок!
— Бееги!!!
Как он странно вопит, истеричка. Шестое чувство подсказывает обернуться, и я вижу, как тень из проема врезается в меня, окутывает серым плащом и волочет по комнате без участия моих ног.
