Просматривая меню, Алина с тоской думала о своей диете, но, смирившись с неизбежным и помня, что за минутную слабость придется потом расплачиваться ноющим чувством голода, она поняла, что хочет овощное рагу. Именно хочет, а не вынуждена его выбрать, как наименьшее из зол! Принцип «ем, что хочу, а хочу то, что ем», составляющий один из компонентов ее сознательной анархии, служил моральной поддержкой в ее пожизненной борьбе с лишними килограммами, ставшей еще более острой после рождения Михи.

В последнее время Алина вооружилась всемирно признанной диетой «весонаблюдателей» и, прежде чем приступить к процессу поглощения пищи, высчитывала, сколько пунктов лежит у нее на тарелке или сколько она еще может себе положить, чтобы не перекрыть дневную норму. Из всего, испробованного ранее, эта диета, а скорее даже – принцип здорового ограничения питания – нравилась и подходила к ее образу жизни лучше всего. Поэтому она и остановилась на ней, и надо сказать не безуспешно – потеря за последние два месяца пяти килограммов мотивирует лучше всяких рекламных статей.

Вика, не отягощенная подобными комплексами, придерживалась удобного мнения, что хорошего человека должно быть много, и умела убедить в своей правоте приглянувшихся ей мужчин. Во всяком случае, ее пышные формы отнюдь не отпугивали представителей сильного пола. При этом, всем остальным полным дамам давно были розданы ярлыки «бочек», «кадушек» и «слоних». Впрочем, как и худышкам – «жердей», «швабр» и «глистов». В ближайшем окружении Викули никогда не было незамужней дамы, которая не удостоилась бы «лестного» эпитета, красноречиво говорящего о том, что конкурировать с такой красоткой, как она, в состоянии разве что голливудские звезды. И то – не все. Некоторые из них, ничего не подозревая, награждались Викулиными эпитетами прямо на экране телевизора.

Исходя из вышесказанного, понятно, что список заказанного Викулей порадовал официанта куда больше, чем скромный заказ Алины – овощное рагу и минеральная вода.

Не отвлекаясь на посторонние мысли, Алина покорно выслушивала сплетни про московских знакомых и незнакомых, периодически кивая головой или вставляя «Да ну?» или «А я и не подозревала!». При этом, внимание ее было сосредоточено на воротах хольцевского дома.

В ресторане публики заметно прибавилось, выплыла какая-то худосочная певичка «а ля Орбакайте» и запела неожиданно приятным грудным голосом.

– Если бы ее маму звали Алла Пугачева, то у этой девушки могло быть неплохое будущее, – заметила Вика, настолько явным было ее сходство с инфантой российской эстрады.

– Слушай, а как профессор узнает нас? – вдруг вспомнила Алина об еще одном пункте их вечерней программы.

Вика, буравящая глазами компанию солидных мужчин, приземлившихся двадцать минут назад за соседним столиком, неохотно ответила:

– Я ему сказала, какая я из себя.

«Н-да, по Викулиному описанию он вряд ли ее узнает…» – подумала Алина и спросила:

– А он-то сам как выглядит, знаешь?

– Высокий, худощавый, с бородкой. В общем, выглядит, как… как профессор.

– Ну, знаешь ли, профессоров тоже не в одном инкубаторе выращивают и не клонируют, как овечек Долли. Вон смотри, мужичонка велосипед возле моей машины поставил. Тоже высокий, худощавый и с бородой. И…

Алина замерла с открытым ртом – ее двухчасовая вахта наконец-то увенчалась успехом. Открылись ворота пятнадцатого дома, и из них выплыла уже знакомая ей дама. Она, не спеша, втиснула свои увесистые телеса в маленькую машинку и включила зажигание. Медленно проезжая вдоль улицы, она задумчиво смотрела вперед. Алина, сосредоточенно вглядываясь в начавшие сгущаться сумерки, внезапно схватила салфетку и крикнула Вике:

– Ручка есть?

Продолжая смотреть в окно, она протянула руку. Через две секунды ручка оказалась на ее ладони, и она, схватив ее, записала что-то на салфетке.

– Фу! Хорошо, что успела записать. Как я сразу не сообразила?!

Алина расслабленно откинулась на спинку стула. Только теперь она заметила, что возле их столика стоит тот самый неудачный пример профессора, который припарковал свое двухколесное движущее средство возле ее машины.

– Разрешите представиться, – церемонно склонив вниз голову, он подал голос, старательно выговаривая русские слова, – Карстен Зильбербард. А вы – Вика? – обратился он к Алине.

– Нет, Вика она, – кивнула Алина на подругу, напряженно рассматривающую непонятного профессора. «Неужели я оказалась больше похожа на описания Вики самой себя?» – подумала Алина и протянула Вике авторучку.

– Простите, это моя, – мило улыбнулся профессор и протянул руку.

– Может, присядете с нами? – попыталась Алина разрядить обстановку. – Что-нибудь будете?

Карстен Зильбербард окинул их столик голодными глазами:

– Водички выпью, с вашего разрешения…

– Пожалуйста, пожалуйста! – Алина поймала взглядом официанта: – Нам еще минералки и фужер…

– Что вы, что вы! – смутился профессор. – Я допью из бутылочки, если вы не возражаете.

Алина почувствовала неловкость – похоже, у профессора не самые лучшие времена в жизни. По всему видно – человек интеллигентный и воспитанный, но… Ей стало ясно, почему он «не смог» прийти раньше – тогда ему пришлось бы угощать их, а его финансы, судя по всему, на ресторанные ужины не рассчитаны.

Да, это не мужчина Викиной мечты, хотя, по телефону он произвел на нее впечатление.

– А давайте-ка продолжим ужин у меня дома! – придумала как выпутаться из щекотливой ситуации Алина. – Подождите меня секундочку…

Она подошла к администратору, расплатилась за ужин и попросила, чтобы ей с собой упаковали несколько видов холодных закусок и сладкого. Через пять минут, груженные пакетиками со всякой вкуснятиной, они садились в машину.

Карстен с сожалением посмотрел на свой велосипед, но ничего не сказал.

– Думаю, вы можете свою машину оставить здесь, – нашлась Алина, – вдруг вам захочется выпить? Я вас отвезу потом домой. Я все равно не пью спиртного.

Вика, надув губы, не произнесла за все это время ни слова.

Развернувшись на узкой дороге, заставленной вплотную машинами, Алина вырулила прямо к дому семейства Хольц. Притормозив немного, чтобы рассмотреть табличку, она перегородила автомобилем дорогу. По закону подлости, на мертвой еще минуту назад дороге, сразу с двух сторон появились машины. Алина сдала назад и, развернувшись до конца, поехала по направлению к дому. Информация, которую она успела запечатлеть взором, подбросила в мозговую топку новых щепок: на указателе возле входа в дом фигурировали две фамилии. Получается, кроме семейства Хольц, в доме еще кто-то живет?

Доктор Ангела Вайс разбирала почту, прибывшую с военным курьером в «Лебенсборн». Делать ничего не хотелось, а думать – тем более.

«Господи, что за охота этим одержимым бредовыми идеями маразматикам строчить бесконечные указания, директивы, рекомендации? Лучше бы воевали как следует – завязли по уши в дерьме, а собирались за два месяца войну закончить. Второй год в России уже сидят, а конца так и не видно. Вот и ищут крайних – чем мы им можем помочь? Не младенцев же на войну отправлять! А выращивать из новорожденных скоростным методом солдат мы еще не научились!»

Ангела развеселилась, представив себе малышей из ясельной группы, внезапно выросших и превратившихся в некое подобие гигантских младенцев Гаргантюа, упакованных в солдатские мундиры и с винтовками на плечах. Хлопая белыми ресничками и пуская слюни, они нестройным детским хором кричат: «Хайль Гитлер!» и выбрасывают пухлые ручки в качестве приветствия.

Картина настолько явственно встала перед ее глазами, что Ангела, не выдержав, расхохоталась, не заметив, что дверь в ее кабинет тихонько отворилась и туда без стука вошел посетитель.

– Не вижу поводов для веселья, фрау доктор! – возле нее стоял майор Герхард Кюлер и рассматривал в упор неприступную и холодную Ангелу. Во всяком случае, неприступную для него и холодную – по отношению к нему же.