– Но он же был счастлив? Твой гном этот с берега, – поинтересовалась Ассоль. – У него жена, дети. Ну, не отчалил никуда, зато обзавёлся семьёй, был им всем опорой.

– Откуда ж я знаю? История вообще не об этом! – махнул гном рукой.

– Твой герой, ты и должен всё о нём знать! – хмыкнула дочка друида. – Когда родился, чем жил, насколько был счастлив. Раз он не сбежал от жены, значит, она не была сварливой. Сковородкой не била… Значит, всё у него и без приключений было хорошо. Не так уж и страшно тогда на старости лет думать об упущенных возможностях.

– Во! – заявил Аргон. – Это как раз история об упущенных возможностях! – задрал он кверху указательный палец.

– Выпьем за это… – заявил Бернхард откуда-то издали. – Раз уж выбрались куда-то к чёрту на кулички, – оглядел он ближайшие ели в ночи.

– Можно я прилягу вот так? – Едва соображая, что делает, сонная девушка в военно-морском кителе чуть не рухнула зверю-анимагу на спину.

– Ни в коем случае, – прополз тот вперёд, встав с места и прогибаясь, чтобы она встала с него.

– Мне казалось, вам нравятся прикосновения, – потёрлась о него Шанти, укладываясь рядом на траву.

– Но не когда сидят на спине, – хмыкнул тот, снова улёгшись и потянувшись, но недобро покосившись в сторону низкорослика.

– Коль не будет костра, к гному в палатку ступай. Ты единственная, кто туда поместится, – предложил Бернхард. – Я вот напитком согреюсь, – потряс он бутылью.

– Вот уж нет уж! – вытянулась стрункой перепуганная Ассоль. – Не буду я с гномом спать!

– Просто у тебя цверга нормального не было! – раздалось от как раз улёгшегося на спину в своей палатке Аргона.

– Лучше уж сама тут… как-нибудь… – уселась девушка в основании дерева, спиной облокотившись на дубовый ствол.

Подул и вправду прохладный ветер, слегка зашевелив кроны. Осыпались сухие последние жёлуди и пожухлые сухие листики мягко опустились в ночном воздухе вниз. Анимаг в форме рыси лежал неподалёку, чтобы к дереву не подходили всякие звери.

Берн держался поодаль ото всех, поминал старого друга, в одиночестве потягивая что-то там из бутылки, поднимая взор к небу, словно мысленно теперь общался с тем, кто вознёсся к звёздам и мирно наблюдал за всеми смертными. Может, молился знакомым богам, может, и вовсе проклинал судьбу, ведь внутри полыхала не только жажда мести, но и настоящая боль от потери капитана, с которым и ругались, и пили вместе, перетирали за жизнь, о чём только не разговаривали…

Горечь утраты терзала так, что не помогал никакой крепкий алкоголь. Легче не становилось. Но оставалось смириться с такой ситуацией. Двигаться дальше, искать тех, кто мог быть замешан, расследовать это дело, взять всё в свои руки, прямо как стеклянный сосуд с крепким пойлом. Даже крепче.

Затем он подложил под голову мешок с одеждой, чтобы было помягче, глядел на созвездия и, сняв курточку, положил её на себя сверху. Шанти последовала его примеру, накрывшись своим плащом, как одеялом, только хвост слегка торчал наружу.

Ассоль волосами ощущала себя слегка виноватой в смерти пожилого капитана. Это ведь она больше всех разговаривала у конюшни, лезла с расспросами про обращение, зачем-то тянув время, когда её преследователь уже заявился к трактиру. Быть может, приди они раньше к особняку, удалось бы помочь и спасти капитана. А может, и нет. Наверняка девушка с малиновым взором и волосами оттенка хвои ничего сейчас знать не могла.

На небе сверкали лишь звёзды да проплывали изредка маленькие облака. Судя по всему, было новолуние. Прохладная ночь окутывала путников, ближайшие леса, холмы и долины, видневшиеся поселения, каждую деталь с трудом видимого ландшафта.

Гном вскоре захрапел, уснув первым. Разговоры умолкли. Все прикрыли глаза и пытались заснуть. У большинства даже получилось, лишь Ассоль, свернувшись в позе эмбриона калачиком, явно мёрзла в своём лёгком кителе. Вильгельм аж проснулся через пару часов от какого-то постукивания рядом.

Сперва чуткому анимагу показалось, что кто-то подкрадывается к ним, будто это хруст веток или перестук камушков. Потом же, вслушавшись и поглядывая вокруг, сообразил, что это у девчонки так зубы стучат. Шанти сладко сопела неподалёку. Бернхард, лежавший, наоборот, ближе всех к дороге, валялся уже на боку, видя сны. Гном храпел. А вот Вильгельм теперь едва смыкал глаза, вздрагивал рысьими ушами с кисточками от звуков пощёлкивания.

Аристократ в форме большой дикой кошки маялся и ворочался так и эдак. В конце концов тяжко вздохнул, что было видно по клубу заметного пара в холодном ночном воздухе, сладко потянулся, поднявшись с налёженного места, и ленивой мягкой поступью кошачьих лап, прихрамывая, отправился ближе к дубу. Там он в звериной форме молча обернулся кольцом вокруг прильнувшей спиной к дереву девушки и согревал ту своим мехом. Теперь уже она утихла, мирно посапывая, и Вильгельм тоже смог наконец нормально заснуть.

С утра же первой как раз проснулась Ассоль. Вылезать из тёплого окружения хотелось не слишком, к тому же в тень кроны не проникали назойливые и дразнящие солнечные лучи. Ничто не светило в глаза. Но она ощущала, что в кителе изрядно вспотела. Хотелось окунуться, и озеро по ту сторону дороги, играя бликами солнечных лучей на своей поверхности, так и манило к себе.

Из зелёной палатки раздавался громкий храп гнома. Лежащий на боку, виском на мешке, укрывшись кожаной курточкой, Бернхард тоже немного похрапывал. В кронах дубов щебетали птицы, перепрыгивая с ветки на ветку, а потом и перелетая с дерева на дерево.

Поднималась девушка очень уж аккуратно, дабы не разбудить мужчину-рысь, что ещё крепко спал. Неторопливо, почти крадучись, ступала она по чуть влажной от ещё не подсохшей росы траве, перешла через песчаную дорогу и по небольшому склону спустилась вниз, к воде, подальше от чужих глаз.

Там она немного отдышалась, приходя в себя и перестав нервничать. Почувствовала себя более раскованно, умылась, присев у кромки воды, поправила волосы, глядя на своё отражение, и принялась раздеваться. Юные нежные пальчики ощутили прохладную и далеко не самую приятную температуру озера в данный момент. Но отступать уже было некуда.

Осторожно, стараясь привыкнуть к такой воде, обнажённая девушка ступала по дну, ощупывая его: нет ли острых камней, ракушек или каких-нибудь упавших да застрявших там веточек. Песок здесь был мягким, но прохладным. Он обволакивал частично тонувшие в нём девичьи пальчики, что лишь создавало дискомфорт и вызывало легкую дрожь по телу купальщицы.

Тем не менее, медленно дыша и беря себя в руки, девушка привыкала к воде, зашагивая в озеро уже так, что поблёскивающая и идущая мелкой рябью гладь была ей уже выше колен. В конце концов начинало казаться, что не так-то уж здесь и холодно. Хотя в подобной ситуации прежде она ещё явно никогда не бывала.

– Симпатичная задница, – раздался вдруг с побережья голосок усмехнувшейся Шанти.

– Вы?! Тоже уже проснулись? Не знаю даже, как реагировать, вроде и комплимент, а вроде… – зарделась девушка, шагая поглубже в воду, чтобы скрыть наготу из-под нежеланного взора.

– Душечка, ты же женщина. Естественную красоту надо принимать, ценить и использовать как оружие. Тело – это инструмент, который надо настроить и пускать в ход при возможности, – умывалась цыганка по-кошачьи и проводила шершавым языком по меху серого хвоста. – Виляй бёдрами, строй людям глазки, иногда коси под глупышку, ласково разговаривай и ослепительно улыбайся, – советовала она, раздавая жизненные уроки. – Чего тебя в воду вот понесло спозаранку? Плавать-то хоть умеешь, надеюсь? Я спасать не полезу, я наполовину кошка, если ты не заметила.

– Вам же, вроде, не нравилось это слово… А я хоть и езжу рядом с Берном на лошади, путешествую вместе, но от меня ведь не должно так же дико пахнуть! – с возмущением говорила девушка, окунаясь в прохладные, но залитые утренним солнцем воды.

– Нам надо перераспределиться. У тебя же своя, у него – своя. А потом ещё наш прихрамывающий приятель оклемается. Пока спит, надо ногу ему осмотреть. На лице-то царапины заживут, а что там с ушибом, надо бы глянуть. Я полжизни в огороде всякие травки выращивала… кошачью мяту, в основном, но и лекарственные растения разные, на опушке близ дома собирала… – рассказывала Шанти новоиспечённой подруге.