– Ну, началось… – вздохнул рыжий попрошайка, вернувшись к своей пинте пива. – У нас и скалистых склонов-то никаких нет, холмы одни…

– Да нет, Берн, ты гляди, его слушают, – уставился, протирая бокалы, трактирщик в зал.

– Уши развесили? Не люблю, когда к нам балаган вот такой заезжает. Скоморохи все эти… Напёрсточники, дурилы… Любят народ дурить, разводить на деньги. Тут либо одно, либо другое. Плавали, знаем… Либо побьют его сейчас, либо он всем лапшу навешает, – заявил постоялец.

– Как мать-старушка? – поинтересовался трактирщик.

– Жду письма со дня на день вот. Тяжко переносит жару, много жалуется. Кошка ещё её диван дерёт, когти точит, словно в саду деревьев нет. А в целом неплохо. Варит компоты, морс ягодный. Рассказывала, что в детстве морс не любила. Я и сам от него нос всегда воротил, – сообщал Берн. – А на старости лет, да ещё и в жару, ягодная кислинка, мол… В общем, раньше не любила, теперь полюбила, – закончил он, сделав крупный глоток ячменного пива.

– Ты бы тоже на морс перешёл, пока печень не отказала, – посоветовал Ганс.

– Тут уж либо одно, либо другое, – усмехнулся рыжий мужчина. – Или я победителем выйду из этой схватки, или же печень.

– На вот! Будем считать, твоя доля, – вернувшийся гном бросил ему пару монет и при этом из зала привёл с собой ещё какую-то пьяную дамочку в тёмно-зелёном платье, усадив в уголок. – Мы, гномы, не жадные, что бы вы там о нас не думали, – заявил он, оставшуюся стопку медяков поделив пополам меж собой и трактирщиком. – Мы, может, и малы ростом, зато… у нас самый низкий уровень преступности! – рассмеялся бард вместе со своей златовлаской из местных. – Знакомьтесь, Жизель.

– Да знаю я, кто она. И что, никто даже не признал, что кружка точь-в-точь как все остальные в трактире? – был крайне удивлён лице рыжий усач. – Совсем ничего не соображают по вечерам… Погоди, или ты её самому лорду втюхать умудрился?! – Полезли на лоб его глаза.

– На это… можно три-четыре такие кружки купить, – поглядев на монеты в руках, тихо пробасил хозяин трактира. – Неплохо торгуешь. Мне б тачанку без колеса куда сбагрить… Колесо-то я заказал, а оно крупнее, чем надобно, оказалось. Она вся корявая стала, кособокая. Я его и открутил, понести обратно собрался, отвернуться не успел, уже спи… стырили, в общем.

– Ай-яй-яй, – с какой-то по-театральному наигранной жалостью цокал языком и качал головой гном в остроконечной шляпе с пером. – Не город, а рассадник воров и грабителей. Словно не лорд этот приехавший, а сам Локи лукавый всем тут заведует. Так я у тебя это… сыграю концертик? Оплата вперёд, а я бить по струнам хоть весь вечер горазд! Развлеку уж народ. Обсудим оплату, быть может? Но деньги вперёд!

– Обсудим… Такой, с подвешенным языком, должен явно и петь лаконично, чтоб дух захватывало, – согласился Ганс.

– Напитки отменные делаете, а вот тефтели у тебя отвратительны здесь, что вчера, что сегодня, – посетовал цверг.

– Да знаю, с чего им улучшиться? Один и тот же повар делал. Свену совсем они не удаются, – хмыкнул трактирщик.

– Сухие! Без специй, без соли, – загибал пальцы гном, – вообще больше похожи на «ёжиков», а не на тефтели. Знаешь такое блюдо? Эй, сударь! Ты меня вообще слушаешь? Усатый? – окликнул хозяина заведения гном, а к нему повернулись сразу и трактирщик, и уличный попрошайка. – Да вы все здесь усатые, я смотрю.

– Здесь много кто бороду и усы отпускает, в нашем краю много лентяев, которые бриться не любят, – усмехнулся рыжий мужчина.

– Но тефтели всё равно были отвратные. Брр. Фу… как вспомню, блевать тянет, – фыркнул гном, прошлёпав губами, как лошадь. – Настоящие тефтели – это знаешь, что? Это когда во рту тает – в животе летает! Ах! А знать, что у тебя что-то не порядке и ничего при этом не делать, – грандиозное преступление, сударь! Настоящий грех! Как ты с этим живёшь? Благослови тебя, Фригга, и подкинь-ка ума в такую головушку. Найми себе нового повара. Имей совесть в конце-то концов! Правильно я говорю? – повернул он голову к Берну.

– Ради тефтелей? Второго? Ага, и платить ему, держи карман шире… – недобро покосился на него трактирщик.

– Держу, – оттянул нагрудный кармашек курточки цверг. – А что, ты решил мне монетку закинуть?

– Остальные-то блюда у Свена неплохо выходят, – заявил тот.

– Так убери из меню эти тефтели, зачем позориться! Или дай ему специй, пусть масло с горчицей добавит в фарш, чтобы было сочнее, острее, эффектнее. Шарик из глины ничем не отличается от ваших пресных тефтелей. А глина – она как бы бесплатно на улице, знаешь ли. Бери – не хочу! – возмущался гном-музыкант.

– Да уж, – усмехнулся мужчина за стойкой. – Скажи поставщикам черепицы и кирпича, что для всех глина бесплатная…

– Петрус там не проводит опять какие-нибудь кулачные бои втихаря средь молодёжи? – покосился рыжий усач на ту самую компанию дровосеков с крепким блондином и его лесорубами.

– Да начнись что, по побоям на лицах у мальчишек заметили б быстро. Как в прошлый раз, – ответил трактирщик Ганс.

– А если у них там новое правило: не бить по лицу? Если теперь по ногам да по корпусу, – помахал в воздухе руками зеленоглазый попрошайка, к удивлению округлившего глаза гнома показывая неплохие бойцовые приёмы.

– Не думал бросить пить и на службу вернуться? – поинтересовался хозяин заведения у Бернхарда.

– Бросить пить! – возмутился гном, ударив по деревянной поверхности стойки. – Да я скорее баб брошу, чем пить! Это ж зачем жить-то тогда, если без браги, без солода, без этого аромата! Знаешь, как говорят гномы? Пиво – это жидкий хлеб!

– При этом ты, я смотрю, хлещешь одну медовуху, – обратил внимание на его напиток Берн.

– Это сладость для моей радости, – отправил гном кружку в сторону златовласки, что привёл с собой.

– Охмуряешь тут наших девиц, – заметил, позвякивая нежданными монетами, рыжий усач.

– А ты охмуряешь трактирщика, – загоготал гном. – Или кружку сидишь гипнотизируешь! Завёл бы себе жену-другую, пятую-десятую, глядишь, уже резвился бы с кем-то по койкам, а не сидел тут весь такой важный и мрачный. Или это у тебя тактика такая? Ах, посмотрите на меня, какой я бедный, несчастный, топлю горе в вине…

– В пиве, – поправил Берн.

– Да главное, что не сам себя с камнем на шее, – ещё громче рассмеялся гном-музыкант. – Самоубийство – грех! Хель на том свете накажет! Правильно я говорю? – поглядел он на хихикающую девицу, которая ему кивнула и принялась пить медовуху. – Значит, правильно! – заключил он, развернувшись вновь к рыжему попрошайке. – Думаешь, тебя кто-то жалеть кинется? Кому ты вот нужен, Вотан тебя храни. Меня Аргон зовут. Сын Дорна, сына Туррина… В общем, вам-то, судари, какая разница? Вы их всё равно не знаете, дай Хель им пристанище там, на Вальгхалле! – хлопнул он ладошкой по деревянной поверхности.

– Кто б нищим всем дал пристанище, – мимо них пришёлся от умывальника, протирая руки, лорд Берлис, тяжко вздыхая. – Продали шляпу, Бернхард? Вот и славно, – оглядел он рыжего попрошайку.

– Странный тип, – покосился ему вслед музыкант. – И чего он приехал? Надеюсь, на мой концерт. Перед лордами я ещё не выступал.

– С лесорубами обсудить ситуацию, чтобы лес не мельчал, и с обвалом после взрыва в шахте разобраться, – ответила златовласка со своего угла. – Опять они что-то там напортачили, видимо. Вязанки дров втихаря сбывали или типа того… – поигрывала она пальчиками с прядью чёлки.

– Во! Видишь, как важно заводить выгодные знакомства, – потянулся к ней гном и погладил девушку по плечу. – Всё знает, так ещё и красавица!

– Она подружка одного из этих лесорубов, так что ты был бы поаккуратнее, – покосился зеленоглазый усач на компанию блондина, к которой подсел лорд.

– А я здесь именно за этим. Нанять себе лошадь и эскорт. У тебя лошадь есть вот? – поинтересовался Аргон у него.

– У меня-то? Нету, – усмехнулся Берн.

– Была бы, уже давно бы пропил, – дополнил трактирщик.

На мужчине и вправду не было ни колец, ни браслетов, ни серьги в ухе, как у некоторых из всё той же компании дровосеков. Разве что на шее у Берна виднелась потускневшая цепочка. Вероятно, какой-то памятный амулет, с которым он не желал расставаться и не смел продавать, даже чтобы выручить денег на пиво.