– Красть, между прочим, грешно! Вотан накажет! – заявил Аргон. – Правильно я говорю? – обернулся он на Шанти, а та насупилась своим кошачьим лицом.

– Это не воровство, гном! Я просто её позаимствую, чтобы отмстить за приятеля. А потом сюда же и верну. Мне-то сабля на кой сдалась? А в пути, как видишь, никуда без оружия, – кивнул Берн в сторону спальни, где лежал труп Ставрида.

– Ну, добро… – махнул бард. – Сыграть панихиду?

– Нет, похороны ему по-человечески уже наши устроят. Надо позвать сюда стражу, рассказать всё да полюбопытствовать, у кого зуб мог быть на нашего капитана, – проговорил Берн. – Эта тварь здесь явно не просто так, – поглядел он на анимага и следом на девушку. – Безликие – братство наёмников. Это те, кто посвятил свою жизнь убийствам. Наш Ставрид кому-то очень хорошо насолил… – зашагал мужчина в сторону лестницы.

– Тоже не люблю есть пересоленное, – заявил Аргон, ринувшись следом. – Соль хороша в меру! Иначе, как говорят гномы, белая смерть! – скорчил он рожицу и скрестил руки, сжатые в кулаки: мол, череп и кости.

– Мама так называла сахар, – припомнил по пути Бернхард. – Говорила, много сладкого есть вредно…

Ассоль же и Шанти помогали прихрамывающему анимагу, держащему компресс ваты, обёрнутой в марлю, возле лица, спуститься ко всем остальным. Невольно девушка с присущим себе эгоизмом подумала, как же теперь они будут ехать все вместе, ведь Вильгельм явно не в состоянии быть вьючным животным. И не важно, конём ли, верблюдом, маленьким осликом, да хоть медведем, тащащим чью-то поклажу. А её лошадь, привязанная близ веранды особняка, четверых, да ещё с припасами, точно не выдержит.

Берн будто бы прочитал её мысли, но на самом деле подумал о том же самом. Выйдя наружу, он сразу же жестом всех поманил за собой, огибая сад по узкой мощёной тропинке, минуя совсем уж миниатюрный пруд с лягушками и стрекозами, двигаясь в сторону деревянной постройки, оказавшейся частной конюшней.

– У Ставрида лошадь есть. Гейра. Гейронуль, если полностью. Ему уже ни к чему, а нас выручит, – заявил рыжий мужчина.

Аргон думал было что-то сказать, задрав палец, но его обхватила своими пальчиками Шанти и опустила руку гнома. Они переглянулись, но не проронили ни слова. Поглядели вперёд, как Берн отпирает заграждения стойла и показывает пробудившегося и немного напуганного скакуна белой масти.

– Выглядит потрёпанной и старой… – скривила губы Ассоль, глядя на животное. – Под стать хозяину… извините…

– Лучшая лошадь на западе Империи по версии барона Бернхарда Арне фон Штрауцферберга Третьего! – воскликнул Берн.

– Кого? – опустила одну бровь девушка.

– Да меня, меня, – ответил ей рыжий усач.

– Так вы тоже аристократ, – с нотками недоверия в голосе заметил Вильгельм.

– Кем только не был… – вздохнул Бернхард. – У меня богатое прошлое, – схватился он за ворот рубахи, сжав в пальцах цепочку нательного амулета, – но всё это уже не имеет значения. Идём, – потянул он лошадь за чёрную уздечку, выводя из конюшни.

Его, как друга хозяина, Гейра вполне знала и не боялась. Остальных пришлось с нею знакомить. Здесь, кроме сена, было подвешено ещё и корыто с мытой морковкой, располагавшееся так, чтобы лошадь сама не достала. Так что её покормили, погладили и начали нагружать вещами. Проблема с поездкой разрешилась удачно, анимагу теперь не нужно было перевоплощаться: он сам мог поехать верхом.

Когда к поместью созвали городскую стражу, сползлось со всех концов посреди ночи и немало зевак. Аргон, Шанти, Вильгельм и Ассоль ждали уже за городом, близ дороги. Со своими бывшими сослуживцами в доспехах общался уже исключительно сам Бернхард.

– Кто мог желать его смерти? – тихо интересовался он у знакомых офицеров.

– Из наших едва ли кто, – ответил мужчина средних лет с вытянутым лицом и тонкими чёрными усиками под выразительным и подобным парусу длинным носом.

– Из приезжих, думаете? – перевёл Берн свой взор на плечистого крепыша, что был вдвое моложе, с пучком жёсткой щетины на подбородке, но с гладко выбритым остальным широким лицом.

– Нет, капитан, конечно, прикрывал тут кучу грязных делишек, особенно у Петруса и его шайки. Продажу леса налево, капканы и вообще охоту в неположенное время, кулачные бои, петушиные бои, бой быков, что там ещё? Сам помнишь же. Но чтобы Петрус нанял безликого? Он про них и страшилок-то не слышал, небось. Они у нас, на западе, не промышляют, – пробасил рослый стражник. – Да и денег у него откуда? Он на свадьбу с Лайлочкой копит, насколько я знаю. С турниров подпольных своих всё туда и откладывал, было дело.

– Почтите уж Ставрида по-человечески тут без меня. Выпейте, помяните, заслуги былые вспомните. Хороший ж мужик был. Попробую выяснить, кто и за что его так. Тут уж либо одно, либо другое. Либо дорогу кому перешёл, либо просто преградой являлся в чьих-то коварных планах. Зацепки есть? Мысли какие-нибудь? – поглядывал на старших офицеров Бернхард.

– Он ведь у нас человек высокой морали! – напомнил черноусый. – Ты из-за чего сам уволился, помнишь? Ты любил в законе натяжки находить, чтобы всем «стало лучше», а он на такое глаза закрыть был не способен. Только и ругались вы с ним, пока по кружечке-другой не пропускали.

– И вы с нами, – усмехнулся Берн.

– И так, пока ты не ушёл, а он пост капитана не занял, как помнишь. Неподкупный, неподвластный на уговоры. «Неумолимый Ставрид», как Петрус его прозвал, – проговорил худощавый стражник.

– Было дело, – кивнул широкоплечий.

– Никакие поставки контрабанды не пропускал, даже из порта… – продолжил худощавый офицер.

– Может, с кем повздорил ещё? – переводил взгляд с одного на другого своего собеседника рыжий усач.

– Шахту не хотел закрывать, чтобы рабочие не сидели без оплаты, но это понятное дело, – махнул рукой мужчина с чёрными усиками. – Сам до лорда руководил восстановительными работами. А теперь запретили всем там появляться, пока не возведут новые опоры и не расчистят завалы. Опасно же туда нынче лезть. Все против закрытия шахты, но не поднимем же мы бунт и восстание, все смирились, и Ставрид смирился. Лорд восстановит, он в курсе, обещал прислать народ с опытом вскоре. Ждём-с.

– Стало быть, контрабанда… – вздохнул, призадумавшись и почесав висок, Берн.

– Возможно, возможно… Поставки запрещённого груза из Аргуса провезти пытались раз десять на моей памяти, – повторил его жест худощавый офицер, поводя пальцами меж длинных тёмных кудрей, словно от того лучше думалось. – Туда многие суда приходят, сбывают краденое или конфискат какой, устраивают чёрный рынок, а потом весь товар надо развозить по городкам типа нашего. Во все концы. Вот и сюда совались дюжину раз, да всё без толку. Не преувеличиваю. Орк или полуорк приходил, чёрт их разберёт…

– Ругаться грешно! Вотан… – задрал палец Берн, но тут же затряс головой. – А, тьфу ты! Уже мозгом поплыл, – сплюнул он через левое плечо. – В привычку стала входить эта дурь… Что там?

– Зелёный такой мордатый выродок в шляпе и с лентами-ножнами для метательных ножей предлагал денег немало, – рассказывал черноусый офицер. – Сперва капитану, потом втайне от него всем нам, старшим офицерам. Но мы ж не пойдём против слова Ставрида. Нормальное у нас тут жалование. Я треть впрок откладываю, этот, – толкнул он в плечо крепыша, – пару монет, транжира эдакий…

– Ты женат, брыть, а у меня конфетно-букетный период, свидания. Знаешь, сколько надо на это всё? – басил крепыш.

– На «всё»? На прогулки под звёздным небом, на поцелуи, на сеновал? Кругом столько бесплатных радостей, а ты ерундой занят! – отвернулся худощавый мужчина.

– Ага! Умный больно! Тебе там череп не жмёт? – приподнял тому шлем рослый офицер, как бы проверяя, пока приятель-сослуживец сопротивлялся, уворачивался и размахивал руками. – А она вот в Аргус хочет поехать, раков поесть там, омаров. Это ж на дорогу немного, а на жратву всякую – много! – заявил он.

– На «трапезу» надо при женщинах говорить, – повернул тот вновь голову, когда оба они успокоились. – И никаких «брытей». Брыть – это, знаешь, кто? Пленная баба орков из другого племени или вообще другой расы. Рабыня для утех, которую трахают до смерти.