Просыпаюсь я от очень вкусных запахов, и чувствую себя отдохнувшей, поэтому вскакиваю с кровати, чтобы бежать мамочке помогать. Выбегаю, а мама пирожки румяные из печи достаёт. Они пахнут очень вкусно, и мне сразу же хочется попробовать, но я вспоминаю о дедушке Лесе. Надо же поделиться!

– Ой, мамочка, чудо какое! – радуюсь я. – А можно мы с дедушкой Лесом поделимся?

– Нужно, доченька, – говорит мне она, а я… я плакать начинаю.

Столько долгих ночей и дней я мечтала, я надеялась, что однажды услышу это «доченька», поэтому сейчас не могу сдержаться. Просто сажусь на корточки и реву, как маленькая, а мама как-то быстро, почти мгновенно, оказывается рядом, ощупывая меня, обнимая, будто не понимая, что со мной.

– Я… т-так… ме-мечтала… – с трудом проталкиваю я сквозь слёзы, и мамочка вдруг понимает.

– Маленькая моя, чудо моё! – она зацеловывает меня и плачет вместе со мной.

Оказывается, мне очень нужно это слышать… Доченька… За это слово я готова что угодно отдать! Мама, мамочка… Она всё-всё понимает, поэтому и плачет сейчас вместе со мной, а тётя Печка только вздыхает. Хорошо, что мы в сказке, ведь именно сказка мне подарила… маму…

– Вам обеим мама нужна, – произносит тётя Печка. – Сиротки маленькие совсем…

Я постепенно успокаиваюсь, потому что мамочка рядом и никуда не пропадёт, а она меня обнимает так, как будто меня отнять хотят. Я тоже мамино лицо целую, потому что не могу объяснить словами то, что чувствую. Мамочка успокаивается, потом надевает на меня курточку мою, ведь я только в трусиках.

– Пойдём вместе, – говорит она мне. – Угостим дедушку Лес и спасибо скажем за всё, что он для нас делает.

– Да, мамочка, – киваю я, обнаружив, что ведро она, видимо, вынесла уже.

Я беру свою рубашку, в которую набирала ягоды, и насыпаю туда половину пирожков. Они горячие, жгутся, румяные такие и пахнут очень вкусно. Но сначала надо дедушку угостить, а потом уже пировать можно. Тётя Печка говорит, что мы правильно поступаем, а я улыбаюсь, потому что сказка же.

– Давай я горячее возьму, – предлагает мне мама, постелив на колени свою куртку. – А ты двери открывать будешь.

– Хорошо, мамочка, – киваю я, безропотно отдавая свою ношу, ведь мама лучше знает, как правильно.

Я открываю дверь, мама выезжает на порог, который оказывается на одном уровне с землей. Вроде бы тут совсем недавно приступочка была… Или нет? Я не знаю, но так даже лучше – мамочка может без проблем сама выехать. А потом я думаю некоторое время, как правильно оставить пирожки, и вдруг вижу справа, у самого леса, пень большой стоит.

– Вот там разложим, мамочка, да? – показываю я пальцем.

– Хорошо, доченька, – кивает она мне, и я снова замираю от этого слова. Самое волшебное слово на свете!

Мы приближаемся ко пню, я беру у мамы пирожки и кладу их на пень прямо в рубашке. Нужна же скатерть? Осторожно разложив, чтобы видно было, я снова кланяюсь, как в мультике, и оборачиваюсь на мамочку.

– Прими угощение, дедушка Лес, – громко говорит мамочка. – И нашу благодарность за всё.

Она тихо всхлипывает, а затем мы возвращаемся обратно. Обернувшись у самого входа, я вижу, что пирожки вместе с рубашкой пропали. Ну, мне не жалко, главное, чтобы понравилось наше угощенье. Мамочка тоже так считает, поэтому мы обнимаемся и в дом возвращаемся. Теперь можно и нам поесть, только жалко, что тётя Печь не ест пирожки, она сама нам сказала. Она говорит, что я чудо, и мамочка так же говорит, получается, это правда. Мамочка не может обманывать, раз она говорит что-то, значит, так оно и есть. А ещё она меня ласково-ласково называет «Алёнушкой».

Мы садимся за стол, чтобы поесть. Пирожки очень вкусные, просто чудо какое-то, а не пирожки. Я ем и чувствую, что мама в них свою любовь вложила, потому что не может быть ничего вкуснее сделанного мамой. Ведь это же мама!

– Очень вкусно, мамочка, спасибо! – благодарю я её, и она улыбается.

– Это тётя Печка помогла мне, – рассказывает она. – Объяснила и как месить, и как в печь ставить. Сказочная у нас тётя, повезло нам.

– Да, сказочная, – соглашаюсь я, а потом поворачиваюсь, чтобы поблагодарить нашу Печку.

Потом уже, вечером, когда мы спать укладываемся, мамочка мне сказку рассказывает на ночь. Это волшебная сказка, в которой все добрые: и баба Яга, и Кощей, и даже Змей Горыныч. Все ласковые, добрые, детей не обижают и подарки им не выдают. Я улыбаюсь от этой сказки, засыпая. И мамочка тоже улыбается, потому что она мама.

Я не хочу думать, заберут ли нас из сказки или нет, но мне тут просто хорошо и очень комфортно, потому что сказка у нас просто волшебная. Сказка для хороших девочек, а я хорошая, так мама говорит!

Просыпаюсь я рано утром от стука в дверь. Мамочка спит ещё, поэтому я встаю тихонечко, чтобы её не разбудить. На цыпочках крадусь к входной двери и раскрываю её. Мне очень интересно, кто пришёл, но за дверью никого нет, только какой-то свёрток из ткани лежит. Любопытно как! Я подбираю его, на всякий случай кланяюсь и «спасибо» говорю, хоть и не знаю, что это.

Мне не сложно поклониться, а в том мультике все кланялись, значит, так принято, а если так принято, то и нечего возражать. Интересно, что в этом свёртке? Очень-очень просто интересно, но без мамочки я не буду вскрывать, потому что так неправильно. Я возвращаюсь обратно к маме и укладываюсь рядом вместе со свёртком.

На кровати нашлось и постельное бельё, и подушки, и одеяло даже, очень тёплое, но не жаркое. А напротив кровати мама заметила шкаф, в котором ещё есть постельное бельё. Жалко, что мы не нашли пока, как помыться, но, наверное, можно попросить тётю Печку согреть воды, и тогда прямо из ведра помоемся. Здесь никого нет, поэтому можно, наверное, и голышом помыться, потому что никто не увидит. Только мне, наверное, может быть страшно…

Мамочка просыпается медленно, но сразу же обнимает меня, подгребая к себе, отчего мне даже замурлыкать хочется, как кошке, жалко только, что я не умею. Мамочка, конечно, сразу же обнаруживает свёрток и страшно удивляется.

– Что это, Алёнушка? – интересуется она.

– Не знаю, мамочка, – отвечаю ей. – Я это на пороге нашла, но без тебя не стала смотреть.

– Чудо мое, – прижимает она меня к себе. – Просто волшебная девочка… Какие же люди жестокие…

– Зато у меня есть ты, – говорю я, – а за это я на любые подарки согласна, даже каждый день.

Мамочка обнимает меня крепко-крепко, обещая, что больше меня никто и никогда на будет бить, как бы это ни называлось. Ни охорашивать, ни подарки раздавать. Ну это правильно же, потому что я уже хорошая девочка. Мы поднимаемся, а я помогаю мамочке пересесть. Маме тоже очень-очень интересно, поэтому мы не очень правильно поступаем… Хотя, если мамочка говорит, что можно, тогда, получается, правильно.

Мы не спешим умываться, одеваться или завтрак говорить, в первую очередь, мама свёрток разворачивает, а там… Там такое! Там два очень красивых платья и два тонких ещё. Одно на мамочку, а второе на меня. Я жалобно смотрю на неё, и мама кивает мне.

– Эх, жалко, зеркала нет, – вздыхаю я, а потом спешу помочь маме с одеванием. – А вот эти два, они зачем?

– Не знаю, малышка, – качает головой мамочка.

– Это для сна, дети, – вздыхает тётя Печка.

– Ой, спасибо-спасибо-спасибо! – благодарю я её, разглядывая платье с красивой вышивкой.

– Очень красиво, – соглашается мамочка. – И такое ощущение… защищённости…

– Ну сказка же, мамочка, – улыбаюсь я и, схватив ведро, убегаю за водой.

Я себя действительно намного лучше, чем обычно, чувствую. И дышится мне легче, и нет такой слабости, которая по утрам, и… и, кажется, мне не больно совсем. Но разве так может быть? Может быть, я умерла? Нет, если бы я умерла, то не была бы в сказке. Надо мамочку спросить, почему не болит ничего… Может, у меня болело, потому что я плохой была, а теперь я же хорошая…

В этот раз у меня почему-то получается воды набрать, себя не замочив. Я ещё раз благодарю дедушку Лес и утаскиваю тяжёлое ведро в дом. Странно, но я почти не задыхаюсь, и ходить мне легче намного, давно так не было. Даже и не помню, когда мне так легко было.