— Милорд? — зеркалю обращение.

Рука у меня дёрнулась было благословить, но вовремя вспомнил, что в присутствии старшего по церковной иерархии делать этого не следует.

Под ногами пробежала крыса, жирная, вальяжная. Сволочи, ничего не боятся. Ничего, скоро найду на вас, твари, управу. У Шарикова коты — другое дело, слоны — животные полезные, у меня же всё наоборот.

Гадство какое, забыл с любезной своей тётушкой Никой поговорить насчёт котят. Если голова дырявая, то куда деваться? А надо не затягивать с пушистиками. Тут ведь с ними, оказывается, намного хуже, чем на Земле. Один-два рождаются в помёте, и часто не выживают.

Ладно, сейчас не об этом. Поворачиваюсь к другому виконту, Виктору. Тому двадцать один. На брата он похож, только во всём помельче, и статями, и чертами лица. Разве что, разочарование при виде персоны великого целителя такое же всеобъемлющее.

— Милорд? — теперь уже он выступил попугаем.

Не стал я четвёртый раз произносить этот титул, смотрю на прецептора.

— Первым Ивана. — отвечает Николай Гиверский на мой взгляд.

— Дядя, а точно есть шанс, что… — старший виконт не договорил.

И правильно сделал. Ещё чуть-чуть, и я бы обиделся. Всем своим видом это демонстрирую. Не забывайте, что перед вами по сути пацан, душа подростковая, ранимая, вспыльчивая.

— Ни о чём не переживай. — говорит ему вдруг Карл, кладя на каменный пол бурдюк с готлинской водой. Фолиант с целительскими заклинаниями большой мощности он из рук нн выпускает. Мне эта книга нужна, чтобы навести тень на плетень. — Посмотри на меня. Совсем недавно я был в положении гораздо худшем, чем вы оба вместе взятые.

Пока по знаку Николая Гиверского тюремщик с помощником надевают на помогающего им в процессе младшего виконта оковы, мой виконт нарочно открыл книгу на рисунке заклинания полного исцеления, самого разнообразного цветами его варианта. Прецептор заметил, оценил, даже вздрогнул.

Карл с обоими одержимыми углубился в обсуждение подробностей симптомов, частоты и последствий своих приступов. Что-то мне это напоминает. Ах, да, вспомнил — «Родственные души», замечательный рассказ О’Генри, когда забравшийся в дом грабитель вместо того, чтобы забрать деньги и ценности, принялся беседовать с жертвой об особенностях их общей болезни и некомпетентности врачей. В итоге оба отправились продолжить знакомство в бар за счёт грабителя.

Пользуюсь секундной паузой в разговоре благородных — прецептор тоже в нём парой фраз поучаствовал — и встреваю:

— Если позволите, я бы милостью Создателя хотел начать.

Извините, но у меня и других дел полно помимо того чтобы ваш трёп тут слушать.

Они быстро вспомнили, зачем мы тут собрались, и начальник вместе с тюремщиками увёл гремящего оковами что тот каторжанин виконта Виктора вверх по лестнице. Опекун извлёк из ножен меч и встал по центру коридора спиной ко мне, лицом к выходу. Позёр.

— Приступим. — говорю Ивану. — Возьми сосуд, — киваю на бурдюк, который Карл просунул сквозь дверцу для подачи еды. — умойся, ложись на тюфяк, открывай молитвенник и читай про себя молитвы три, семь, одиннадцать.

Почему именно такие? Да вспомнилось Пушкинское «тройка, семёрка, туз». Надеюсь, как Герману «ваша дама бита» Ивану услышать не придётся.

Самое сильное плетение блокировки я перенёс в свой конспект, им и воспользовался, хранить в голове всё подряд не имеет смысла.

Почему-то на этот раз получилось дольше чем с Карлом. Видимо, тогда я не так сильно переживал за результаты своего новаторства. Получится — хорошо, не получилось бы — и ладно. Врачебную этику «не навреди», главное, не нарушил бы.

Сейчас же результат мне нужен не то чтобы кровь из носу, но очень желательно положительный, причём, с обоими виконтами.

Николай Гиверский не просто прецептор нашего ордена в Кранце, а один из ведущих теологов современности, его труды во многих монастырях штудируются, он у нас здесь кем-то вроде земных Блаженного Августина или Савонароллы считается. Связи и авторитет в церкви просто огромные.

— Получилось? — с дрожью в голосе спрашивает пациент.

— Всё в руках Создателя. — не стал обнадёживать. — Теперь от искренности твоих молитв будет зависеть многое. — делю с ним груз ответственности, так сказать, подстелил соломки на случай неудачи. — Продолжай молитвы, а я пошёл к твоему младшему брату.

Не понятно, с чего вдруг я начал сомневаться в своих методах? То самоуверен был до апломба, а тут засомневался. Наверное, начальник своим трясущимся от волнения видом жути нагнал. Прям как ковидом тем чёртовым заразил.

С Виктором Гиверским процесс исцеления от одержимости прошёл веселее. В общей сложности, включая маскировочные мероприятия — пускания пыли в глаза, потратил два с небольшим часа. Верю, ждёт меня удача. Думаю даже, зря я столь мощную блокировку с использованием тёмно-зелёной редчайшей нитью поставил, мог бы что-нибудь попроще соорудить.

Нет, всё правильно сделал. Нечего тут экспериментировать. Работает — не лезь. Возможность попробовать другие варианты плетения мне ещё представится.

Хозяин дома не хочет отпускать меня без обеда. Поди не только вкусными блюдами планирует меня накормить, а и вопросами.

Чего уж, потерплю его любознательность, у начальника же хватает выдержки не наброситься на меня немедленно.

— Успешно. — отвечаю на вопросительный взгляд прецептора, когда мы с ним вдвоём сели по разные концы длинного стола в шикарной, вся в позолоте, гостиной. Вот тебе и аскет, вот тебе и скромник, хотя так-то до убранства особняка Андрея Торского, вице-канцлера, прецепторский всё же не дотягивает, мой двоюродный дядя к королевской казне присосался сильнее, чем Николай Гиверский к орденской. — Только нужно выждать некоторое время.

— Сколько? — он подался вперёд так резко, что напугал накладывающую ему салат рабыню, и та чуть не выронила из руки серебряный поднос.

А я знаю? У виконтов приступы бешенства случались реже. Полагаю, и блокировку надо подержать чуть подольше. Без наложивших такие заклинания магов снять их очень сложно, но они по любому рано или поздно сами рассеиваются. С помощью моего можно держать в плену любого одарённого, даже такого великого и ужасного как я, целых три недели. Только в случае с обоими моими пациентами такой срок — явный перебор, да и старика Николая жалко, изведётся ведь весь, и так на нём лица нет.

— Четыре дня. — отвечаю с учётом ефрейторского зазора. — И моё постоянное присутствие не требуется, ваше преосвященство. Буду приезжать один раз в день. Но приступов можно не ждать, хотя пока выпускать их ещё рано.

На лице начальника расцвела добрая отеческая улыбка.

— Степ, — кажется, у него в уголках глаз проступили слёзы? — Я верил, я молился, я не могу выразить словами, насколько я тебе благодарен. Ты даже не представляешь, как много для меня, для моего рода сейчас сделал.

Почему не представляю? Очень хорошо понимаю. Понимаю и надеюсь, что сегодняшним пусть и великолепным обедом твоя благодарность не ограничится.

— Давайте всё-таки дождёмся окончательного исцеления. — улыбаюсь.

Как я и предполагал, пришлось отвечать на множество вопросов, ответы на которые мне приходилось взвешивать очень тщательно, инквизиторы что те чекисты бывшими не бывают. Спасибо возможности скрывать заминки в своих фразах, отдавая должное обильным явствам, но главную помощь мне оказало конечно же не это, а моё сознание, взросшее в огромных потоках информации мира гораздо более развитого чем Паргея. В общем, из допроса вышел с честью. Правда, прецептор подвоха и не искал.

— К кардиналу не опоздай. — напутствовал меня виконт Николай, лично провожая до ворот. — Он этого не любит.

Эскорт ждёт меня на улице, почти перегородив проезжую часть, сильно мешая проходу и проезду горожан.

— Никто этого не любит. — отвечаю, взбираясь на коня. — Но у меня времени ещё достаточно.

Мог бы, как хотелось, прогуляться по городу, но отправился к себе. На приём к его высокопреосвященству следует явиться в церковном облачении, да и подарки у меня не с собой.