– Эй, аллё, – постучал в дверь Люсьен.

– Что это такое? – поинтересовалась Шери. – Нас что, заперли?

– Типа того. – Сказал и сам несколько смущенный Люсьен.

– Мне домой нужно, я завтра уезжаю, а еще собраться.

– Сочувствую, но у меня нет ключа. Может, это шутка такая.

– Дурацкая шутка.

Я согласен, шутка неумная. Но я тут совершенно не при чём.

Выхода не было, и они с Шери ушли на кухню, пили кофе и оставшееся вино. Вино как раз было куплено для Шери, и его оставалось больше половины бутылки, остальные гости Сергея пили водку. Люсьен себя не чувствовал слишком пьяным, но и трезвым он не был. Далеко за полночь Люсьен, видя, что Шери уже начинает клевать носом от усталости, ему и самому хотелось спать, предложил:

– Давай спать ложиться. – Шери мгновенно проснулась и посмотрела на Люсьена явно неодобрительно. – Я слово даю, что никаких поползновений не позволю. – Соврал Люсьен.

– Ладно, давай спать, я устала, а завтра мне уезжать.

Они пошли в спальню, где в сумраке, слегка рассеянном пробивавшимся через неплотно закрытую занавеску лунным светом, стояла большая двуспальная кровать. Свет не включали. Шери быстро сняла с себя одежду, оставив легкий белый бюстгальтер и белые трусики. Люсьен невольно в темноте мельком заметил, что Шери вполне укладывалась и в его представления о красоте фигуры, это был еще один плюс в его стандарты начала отношений, первый – она была весьма неглупой.

Они осторожно улеглись каждый на своем краю широкой кровати. И так пролежали несколько минут. Потом Люсьен сказал:

– Между ними был кинжал, и она осталась непорочной девой.

– Кинжал – это хорошо бы. – Отозвалась Шери. Люсьену показалось, что она улыбнулась. И он осторожно прикоснулся к ней. Шери не стала сопротивляться. Они для начала поцеловались. Шери подумала, что где наша не пропадала, тем более ее отношения с парнем, который у нее, естественно, был, уже дышали на ладан, и она твердо решила с ним заканчивать общение. А Люсьен ей понравился, и к тому же один раз не решает ничего.

Люсьен не стал обрушивать на Шери все свои умения, а очень нежно и дозированно приласкал Шери. Она оценила эту сдержанность и понемногу стала отвечать на его ласки. Чуть позже выяснилось, что Люсьен от количества выпитого и, видимо, от стресса, ведь ему Шери тоже как-то вдруг запала в душу, совершенно отключился как мужчина. Ему было неудобно, и он загрустил, откинувшись на подушку. Шери успокоила Люсьена: «Ничего, в следующий раз получится». Люсьен подумал, что она еще и издевается, но это «в следующий раз» обнадеживало.

***

После развода, прошедшего без скандалов и претензий, Люсьен и Мун Рос поддерживали связь, потому что был ребенок и они считали, что для ребенка это важно.

Как-то Люсьен хотел отвезти сына на юг, к морю, считал это своим долгом, что ли. Забота о ребенке, отцовские чувства, чувство долга и всё такое. Он договорился с Мун Рос, что приедет через неделю и заберет с собой маленького Люсьена, она совершенно спокойно согласилась.

Прошла неделя, и Люсьен в хорошем расположении духа приехал.

Уже с порога он понял, что радоваться рано. Часа два Мун Рос рассказывала ему, какая в сущности он сволочь, и что-либо возражать ей было бессмысленно. Так как всё это он уже слышал и неоднократно. В довершение Мун Рос категорически заявила:

– Ребенка ты не получишь! И не надейся!

Прошел еще час препирательств, в которых Люсьен старался умилостивить Мун Рос, признавал всё, что она ему предъявила, в сотый раз просил простить и не впутывать в эти запоздалые разборки ребенка. Мун Рос была неумолима.

В дело вмешался маленький Люсьен. Он забросил свои игрушки, которыми без присмотра занимался всё это время, подошел к старшему Люсьену, сидевшему на стуле, и забрался к нему на колени. Обнял за шею и положил голову на плечо. Люсьен придерживал сына за спину правой рукой, а левой показал на него пальцем и сделал просительный жест открытой ладонью вверх в сторону нахмурившейся Мун Рос. Она посмотрела на бывшего мужа, на сына, обнимающего отца, и в сердцах бросила:

– Делайте, что хотите! – Мун Рос показала на рюкзачок сына и уже спокойно сказала. – Тут всё, что может понадобиться ребенку. И чтобы через десять дней ребенок был тут как штык!

– Спасибо, родная, вот за это я тебя и люблю.

– Не паясничай. – Ответила Мун Рос, но уже без злобы.

Папа и сын вышли из подъезда и пошли в сторону метро. Люсьен нес рюкзачок сына, держал его за руку и молчал. Мун Рос совсем его измотала. Уже рядом с подземным переходом, в котором был вход в метро, младший Люсьен, словно чувствовавший, что отцу нелегко, и молчавший всё это время, вдруг сказал:

– Смотри, пап.

Люсьен поднял глаза, на парапете стояла недопитая бутылка пива. Младший Люсьен засмеялся и высказал догадку:

– Жизнь-то налаживается!

– Откуда ты знаешь этот анекдот? – Удивился Люсьен. – Тебе едва шесть лет исполнилось. В твои годы я про рыбака и рыбку только знал.

– Пф, думаешь, в детском саду только сказки рассказывают.

Анекдот дошел и до детского сада, и дети его рассказывали друг другу, как и целую массу других анекдотов, иногда очень и очень бородатых, но для людей в возрасте пяти-шести лет они звучали как свежие. Все относительно.

– У вас не в меру продвинутый детсад. Ну, расскажи и мне.

– Ты ж его знаешь.

– А ты расскажи, может я с другим анекдотом путаю.

– Бомж решил, что жизнь не удалась, – начал младший Люсьен. – Денег нет, хлеба нет, курева нет. Зачем жить? Решил повеситься. Пошел на помойку искать веревку, заметил окурок. Бомж подумал: «Закурю перед смертью, хуже не будет». Пока курил, заметил за контейнером недопитую бутылку: «А выпью для храбрости». Выпил, такой и думает: «Чё это я повеситься решил? Жизнь-то налаживается!».

Они весело посмеялись. Люсьен сказал:

– Рассказчик ты хороший, сынок.

– Ведь есть в кого. И мама, и папа такие молодцы у меня.

– И ты тоже молодец.

Действительно, подумал Люсьен: «Жизнь налаживается».

Утром Шери еще раз сказала, что уезжает, сказала время отправления поезда, хотя Люсьен не спрашивал, но запомнил.

– Меня будут провожать родственники целым табором, – улыбнулась Шери.

– При таком раскладе мое появление на вокзале будет выглядеть странно, – сказал Люсьен.

Люсьен зачем-то записал ее телефон и адрес Шери в прекрасном городе Терпомосити. На прощание они поцеловались в губы, при этом Шери приподнялась на цыпочки. Поцелуй получился не очень, без страсти.

Люсьен по непонятным для себя самого причинам решил проводить Шери, но так, чтобы не привлекать внимания ее родственников. Он поехал на вокзал.

Времени до отправления поезда было много, Люсьен зашел в вокзальный буфет. Выведенная из спячки появлением потенциального, тем более приличного вида клиента, и желая высказаться, краснолицая буфетчица, толстая, с маленькой головенкой, увенчанной белоснежным накрахмаленным чепчиком, дунула на лезшую в глаза прядь завивки, громко сказала:

– Эй, ты! Сколько можно рыгать?! Совсем совести нет. Полчаса тут рыгаешь! – обобщая опыт наблюдений, она спокойно сказала молодому человеку лет тридцати в добротной зеленой куртке, который икал и не мог остановиться. – Приходят на рогах, сто грамм возьмут, а потом час рыгают. Ни выручки от них, ничего, только рыгать.

Парень вышел из буфета, едва не задев плечом Люсьена.

Люсьен показал на кофе-машину: «Эспрессо, пожалуйста». Мало аппетитные пирожки, требующие срочного захоронения, интереса не вызвали. Он взял бутерброд с сыром, который выглядел вполне прилично.

Мальчишка появился внезапно, словно из-под бетонного пола буфета, и тут же заявил: «Ой, нога болит, блин! Не могу. Оооо, болит нога, не могу, блин». Он стоял журавлем на одной ноге, «больную» придерживал рукой. Выписывая туловищем замысловатые зигзаги, силясь удержать равновесие, жалостливо глядел Люсьену прямо в лицо. Вполне прилично одетый бомжонок, с несколько большим для его возраста присутствием грязи на лице, руках и одежде, продолжал ныть: