«В то время, как Айлиос о многом уже успел поведать, приблизился час возжигания свечей, и так первый день Турухалмэ подошел к концу; но на следующую ночь Айлиоса не было, и по просьбе Линдо некий Эльтас начал рассказ…»
О чем должен был рассказывать Айлиос? (я уверен, что это повествование никогда не было написано). Ответ дан в отдельном коротком черновом тексте, который продолжается от разговора в конце Сокрытия Валинора, приведенного выше. В нем говорится, что наконец подошел день Турухалмэ и все обитатели Мар Ванва Тьялиэва отправились в заснеженные леса, чтобы привезти на санях дров. Никогда не случалось Огню Сказаний погаснуть или исчезнуть в серой золе, но в канун Турухалмэ он всегда сам по себе убывал до небольшого огонька, пока не наступал Турухалмэ, когда в Комнату Огня Сказаний вносили огромные древесные стволы, и, благословленный древним волшебством Линдо, огонь снова с шумом вспыхивал в очаге. Вайрэ благословила двери и дверную перемычку зала и вручила Румилю ключ, снова назначая его Привратником, а Сердечку было дано било его гонга. Потом Линдо молвил то, что изрекал он каждый год:
«— Возвысьте ваши голоса, о Играющие на Флейтах по Брегу, и вы, эльфы Кора, воспойте громко; и все вы, нолдоли и сокрытые фэери мира, танцуйте и пойте; пойте и танцуйте и вы, малые дети людей, дабы Дом Памяти зазвенел вашими голосами…»
Потом звучала песня древних дней, что сложили эльдар, когда они обитали под крылом Манвэ и которую пели, следуя по великому пути от Кора к граду богов (см. с. ~143–144~).
Прошло уже шесть месяцев с тех пор, как Эриол был у Мэриль-и-Туринкви, взыскуя глотка лимпэ (см. с. ~96–98~), и желание сие на время покинуло его; но в эту ночь он молвил Линдо:
— Если бы я мог с тобою вместе отведать твоего напитка!
На то ответствовал Линдо, что Эриолу не должно «мыслить о том, чтоб преодолеть пределы, положенные Илуватаром», но также следует ему иметь в виду, что «Мэриль еще не отказала тебе в твоем желании наотрез». И был Эриол опечален, ибо в самой глубине сердца догадывался, что «вкус лимпэ и блаженство эльфов не могут быть изведаны им вовеки».
Текст заканчивается тем, что Айлиос готовится рассказывать историю:
«— Поведаю я как умею о том, что видел и знаю, о самых древних днях мира, когда впервые взошло Солнце, и страдания и многие печали были тогда, ибо Мэлько властвовал беспрепятственно, а мощь и сила, что исходили из Ангаманди, едва не достигли было пределов великой Земли».
По всей видимости, ничего больше написано не было. Если бы этот текст был закончен, то далее следовало бы начало Турамбара, цитированное выше («В то время, как Айлиос о многом уже успел поведать…»); и этот текст был бы центральным в истории Великих Земель, повествовавшей о приходе нолдоли из Валинора, пробуждении людей и Битве Бессчетных Слез.
Упомянутый текст, связывающий Сокрытие Валинора с ненаписанной повестью Айлиоса, не был вычеркнут, и мой отец позже написал на нем: «Поместить после Сказания об Эарэндэле и до того, как Эриол отправляется в Тавробэль — после Тавробэля он пьет лимпэ». Это приводит в замешательство, поскольку он не мог поместить историю Прихода Людей вслед за историей Эарэндэля; но, может быть, он собирался всего лишь использовать содержание этого короткого текста, описывающего праздник Турухалмэ, без его окончания.
Однако может быть и так, что он задумал новое обрамление для изложения этих историй, хотя и не довел его до конца, а измененный порядок размещения дальнейшего повествования появился в Сказании о Солнце и Луне, где после вмешательства Гильфанона (с. 189) было решено, что через три ночи после той, в которую Линдо и Вайрэ поведали Сказание о Солнце и Луне и Сокрытие Валинора, должно состояться празднество, когда Гильфанон расскажет «о Страданиях нолдоли и приходе людей».
Рассказ Гильфанона продолжается с последовательно проставленными номерами страниц от второго варианта рассказа Вайрэ о Сокрытии Валинора; но здесь Гильфанон рассказывает его на следующую ночь, а не тремя днями позднее. К сожалению, с Гильфаноном получилось едва ли лучше, чем с Айлиосом, ибо если Айлиос едва успел начать рассказ, то повествование Гильфанона внезапно обрывается всего лишь через несколько страниц. Этот рассказ поспешно записан карандашом, и совершенно ясно, что он заканчивается там, где обрывается запись, потому, что мой отец не дописал его. Здесь мой отец оставил Утраченные Сказания, вернее, перестал записывать те из них, что ожидали своей записи; и это продолжало сказываться на протяжении всей истории написания «Сильмариллиона». Основные истории, следующие за рассказом Гильфанона, о Бэрэне и Тинувиэль, о Турине Турамбаре, Падении Гондолина, Ожерелье Карлов, были написаны и (первые три) переписаны; и последняя из них должна была подвести к «великому сказанию об Эарэндэле». Но оно не было даже начато. Таким образом, Утраченные Сказания лишены середины и окончания.
Далее я привожу текст Рассказа Гильфанона как есть.
Теперь, когда Вайрэ умолкла, рек Гильфанон:
— Не сетуйте, ежели завтра сотку я длинное предание, ибо события, о которых я поведаю, охватывают многие годы, и я долго ждал, дабы рассказать о них.
И Линдо засмеялся, молвив, что он может повести речь по желанию своего сердца обо всем, что ведомо ему.
И на другой день Гильфанон, усевшись на сидение, начал так:
— Ныне многие из древнейших знаний Земли забыты, ибо они были утеряны во тьме, что была до Солнца, и никакая мудрость не может вернуть их вновь; и, может статься, ново сие для ушей многих присутствующих здесь, что когда тэлэри, нолдоли и солосимпи последовали за Оромэ и позже достигли Валинора, не весь народ эльдалиэ покинул Палисор, и тех, кто остался, многие называют квэнди, фэери, затерянные в мире, а вы, эльфы Кора, именуете их илькорины, эльфы, никогда не зревшие свет Кора. Из них иные отстали по дороге или заплутали в лишенном путей мраке тех дней, испугавшись, ибо лишь недавно пробудились они на Земле, но больше было тех, кто вовсе не уходил из Палисора и долгое время жили они в сосновых борах Палисора или сидели, безмолвно взирая на звезды, что отражались в бледных и недвижных Водах Пробуждения. И минули столь многие века, что самое явление Норнорэ средь них поблекло в их памяти и превратилось в давнюю легенду, и они говорили друг другу, что их собратья ушли на запад к Сияющим Островам. Там, говорили они, пребывают боги, и они называли их Великим Народом Запада и думали, что те обитают на озаренных огнями островах в море; но многие даже никогда не видели великих волн тех могучих вод.
Эльдар, или квэнди, обладали даром речи, данным им самим Илуватаром, и лишь разделение их судеб изменило их, сделав несхожими; и ничто не изменилось столь мало, как язых Темных эльфов Палисора.[прим.2]
Далее сказание повествует о неком фэй и именует его чародеем Ту, ибо был он более искусен в магии, нежели любой из когда-либо еще живших вне земель Валинора; и, странствуя по миру, он повстречал…[прим.3]эльфов, и он приблизил их к себе и обучил их многим тайнам, и стал он подобен могущественному королю средь них, и их сказания именуют его Владыкой Сумерек, а всех фэери его королевства — хисильди, или народом сумерек. Местность вокруг Койвиэ-нэни, Вод Пробуждения, была холмистой и полна огромных скал, и поток, что питал эти воды, падал туда сквозь глубокую расщелину. . как бледная и тонкая нить, но вода истекала из этого темного озера под землю через множество бесконечных пещер и уходила еще глубже в недра мира. Там, в бездонных пещерах, находились чертоги чародея Ту, но двери их давно запечатаны, и никто не знает ныне входа туда.
Там. . всегда мерцал бледный серебристо — голубой свет, и помимо [?множества] эльфов там обитало немало странных духов. В те времена среди этих эльфов был некий Нуин, что был весьма мудр и очень любил странствовать вдали от своего жилища, ибо глаза хисильди стали чрезвычайно зоркими, и в те сумрачные дни они могли ходить по едва заметным тропам. Однажды Нуин отправился далеко на восток от Палисора, и некоторые из его народа пошли с ним, потому что Ту никогда не давал им поручений в те края, и о них рассказывали необычайные истории; но теперь[прим.4] любопытство Нуина взяло верх, и, странствуя, пришел он в незнакомое и удивительное место, подобного коему он никогда дотоле не видал. Горная стена возвышалась пред ним, и долгое время искал он дальнейший путь, пока не нашел темный и тесный проход, что пронизывал огромный утес и, извиваясь, уходил все глубже. Тогда он отважно последовал этим узким путем, пока внезапно стены не расступились пред ним, и узрел он, что нашел вход в огромную чашу долины, окруженную кольцом непроходимых гор, пределы которого он не смог разобрать во мраке.
Вдруг вокруг него разлилось нежнейшее благоухание Земли — и нигде, даже в воздухе Валинора, не витало более дивных ароматов, и он застыл, в великом восхищении вдыхая эти запахи, а с благоуханием [?вечерних] цветов мешался густой аромат, испускаемый в полночный воздух множеством сосен.
Неожиданно далеко внизу в темных лесах, что высились в долине, запел соловей, и другие соловьи тихо откликнулись издалека, и, едва не лишившись чувств от очарования этого сказочного места, понял Нуин, что вступил в пределы Мурмэналды — «Дола Сна», где под юными звездами всегда царит первозданная безмолвная тьма и никогда не дует ветер.
Тогда Нуин, осторожно ступая, спустился в долину: некое неизведанное доселе изумление овладело им, и вот, под деревьями в теплом сумраке узрел он очертания спящих, иные из которых обнимали друг друга, другие же спокойно спали в одиночестве, и Нуин, едва дыша, стоял и дивился.
Потом, охваченный внезапным страхом, он повернулся и тихо покинул это священное место и, снова миновав проход в горе, поспешил назад к чертогам Ту; и представ пред этим старейшим из чародеев, он поведал ему, что только что явился из Восточных Земель, и мало был обрадован Ту этой вестью. Не радовался он и тогда, когда Нуин окончил свои речи, рассказав обо всем, что видел.
— И мнится мне, — добавил он, — что все, кто спал там, были детьми, хотя ростом равны они самым высоким из эльфов.
Тогда убоялся Ту Манвэ, нет, более того, самого Илуватара, Властителя всего Сущего, и сказал он Нуину: