Но есть возможность пролить некий, хотя и слабый, свет на посмертное существование людей, которые скитаются во мраке Арвалина, «устраивая себе жилища, как могут» и «в терпении ожидая наступления Великого Конца». Я должен сослаться на то, как изменялись названия этой местности, о чем см. на с. 79. Из ранних списков слов (или словарей) обоих языков (см. Приложение) становится ясно, что значение топонимов Харвалин и Арвалин (и, вероятно, Хаббанан) — «(находящийся) возле Валинора/валар». Из словаря языка гномов следует, что слово Эруман означает «(находящийся) за обиталищами манир» (т. е., к югу от Таниквэтиль, где жили подчиненные Манвэ духи воздуха), из него также выясняется, что слово манир связано со словами гномского языка манос, значение которого — «дух, ушедший к валар или в Эрумани», и мани — «благой, святой», Смысл этих этимологических связей остается малопонятным.
Так же существует весьма раннее стихотворение об этой местности. Оно, согласно примечаниям отца, написано в Броктон Камп (Стаффордшир) в декабре 1915 г. или в Этапле в нюне 1916 г. Оно озаглавлено Хаббанан под звездами [Habbanan beneath the Stars], В одном из трех его текстов (между которыми нет расхождений) заглавие дано по-древнеанглийски: þã gebletsode felda under þãm steorrum [ «блаженные поля под звездами»), в двух текстах Хаббанан в заглавии было изменено на Эруман, в третьем Эруман стояло с самого начала. Стихотворению предпослано краткое прозаическое вступление.
Хаббанан под звездами
Хаббанан — край, где приближаешься к местам, что не принадлежат людям. Там воздух душист, а небо вельми глубоко, ибо просторна Земля.
В подзвездном крае Хаббанан,
Где все кончаются пути,
Там эхо песни дальних стран
И слабый отзвук струн летит
К тем, кто собрался вкруг огня,
Один лишь глас поет, звеня,
И все покрыла ночь…
★
Их ночь не та, что знаем мы, -
Где над землей туман повис,
Чуть звезды в тишине зажглись -
Их скрыл покров туманной тьмы;
Лишь дыма тонкого вуаль
И тишины бездонной даль…
★
То шар из темного стекла,
Где дивным ветром веет мгла;
Нехоженой равнины свет,
Луну он видит много лет В пылающем огне комет —
И всюду ночь легла…
★
Там сердце поняло мое,
Что те, кто в сумерках поет,
Кто вторит гласу звезд ночных Звучаньем странных струн своих —
Сыны счастливые Его С высокогорных тех лугов,
Где славят Бога самого И шорох трав, и песнь ручьев.
★
Решающее доказательство мы находим в раннем списке квэнийских слов. Первые статьи этого списка восходят (как я полагаю, см. Приложение) к 1915 году, и в одной из этих статей, о корне мана, дано слово манимо, которым называют душу, находящуюся в манимуинэ — «Чистилище».
И стихотворение, и словарная статья предоставляют редкую возможность пролить свет на мифологическую концепцию в ее ранней фазе: здесь идеи, взятые из христианской теологии, выражены прямо. В замешательство приводит и осознание того факта, что эти мотивы присутствуют и в самом сказании — в рассказе о посмертной судьбе людей после суда в черных чертогах Фуи Ниэнны. Некоторые, «а их больше всего», отправляются на ладье смерти в (Хаббанан) Эруман, где они скитаются во мраке и терпеливо ожидают Великого Конца; некоторых хватает Мэлько и мучает их в Ангаманди — «Железных Преисподнях»; немногие отправляются жить к богам, в Валинор. С учетом сказанного в стихотворении и в ранних «словарях» это не может быть ничем иным, кроме как отражением Чистилища, Ада и Небес.
Все это становится еще более необычным, если мы обратимся к заключительному абзацу сказания Музыка Айнур (с. 59), где Илуватар говорит: «Людям я дам новый, больший дар», дар «творить и направлять свою жизнь за пределы изначальной Музыки Айнур, которая для всего прочего в мире есть неумолимый рок», и где говорится, что «у дара, однако, есть и другая сторона: Сыны Человеческие приходят в мир, чтобы лишь недолго пожить в нем и уйти, хотя и не исчезают при этом окончательно и бесповоротно…» Приняв окончательный вид, в Сильмариллионе (с. 41–42), этот абзац не очень сильно изменился. Правда, в ранней его версии отсутствуют предложения:
«Но поистине умирают сыны людей и покидают мир; посему зовутся они Гостями, или же Странниками. Смерть — судьба их, дар Илуватара, коему с течением Времени позавидуют и Стихии».
Тем не менее очевидно, что этот центральный образ — Дар Илуватара — уже присутствует.
Но этот вопрос я должен оставить, ибо он — загадка, которую я не могу решить. Самым простым объяснением противоречия между двумя этими сказаниями было бы предположение, что Музыка Айнур написана позже Пришествия Валар и Создания Валинора, однако, как я уже указывал (на с. 61), все свидетельствует об обратном.
Наконец, можно обратить внимание на лингвистическую иронию, с которой Эруман в конце концов сделался Араманом. Ибо Арвалин — второе название Эрумана, которое также ассоциировалось с духами мертвых — значило «(находящийся) возле Валинора»; Араман скорее всего означает просто «(находящийся) за Аманом». Но корень ман- «благой» присутствует, потому что топоним Аман — производное от него («Неискаженное Королевство»).
Осталось указать на две менее важные особенности, упомянутые в конце сказания. Норнорэ здесь Глашатай Богов; впоследствии им стал Фионвэ (позднее — Эонвэ), см. с. 63. А слова о «том проходе в горах, сквозь который чуть виден Валинор» — первое упоминание о проходе в Горах Валинора, где стоял город эльфов.
На пустых страницах после конца сказания отец записал список дополнительных имен валар (таких, как Манвэ Сулимо, и т. д.). Некоторые из этих имен появляются в Сказаниях; те, что не упомянуты, даны в Приложении вместе с основными именами. Из списка выясняется, что Омар-Амилло — близнец Салмара-Нолдорина (в этом сказании они уже названы братьями, с. 75); что Ниэликви (с. 75) — дочь Оромэ и Ваны; и что у Мэлько был сын («рожденный от Улбанди») по имени Косомот: это, как будет видно впоследствии, был Готмог, Владыка Балрогов, убитый Эктэлионом в Гондолине.
IV
ОКОВЫ МЭЛЬКО
[THE CHAINING OF MELKO]