Из слов Манвэ мы узнаем нечто ранее неизвестное о Музыке Айнур: в конце концов мир перейдет на долгие времена под власть людей. В ранней версии есть несколько размышлений «в сторону» о предрешенности всего: так, «ревность людей и эльфов» рассматривается как непременная часть разворачивающейся истории мира, и еще выше замечено (с. 142): «Но кто скажет, что все эти деяния, даже кажущееся бессмысленным злодейство Мэлько, не были участью, предрешенной древней судьбой?»

Но несмотря на все эти радикальные изменения, воззвание Фэанора сохранило свои характерные черты; речь к нолдоли Кора напоминает своим ритмом речь к нолдор Тириона, освещенного светом факелов (Сильмариллион, с. 82–83).

Как видно, в повествовании о Мэлько и Унголионт все существенные элементы присутствовали ab initio[44]: колебания относительно ее происхождения, ее жилище в необитаемых пределах на юге Внешних Земель, то, что она поглощает свет, производя паутину тьмы; ее союз с Мэлько, его плата — самоцветы, украденные у нолдоли (хотя это было впоследствии иначе истолковано), история о том, как Мэлько пронзил Древа, а Унголионт выпила из них свет; а также великая погоня, устроенная валар, которая терпит неудачу из-за темноты и тумана, позволивших Мэлько бежать из Валинора северным путем.

Тем не менее, между первой и последующими версиями этого сюжета почти столько же различий. В Сильмариллионе (с. 73) Мэлькор отправляется в Аватар, зная, что Унголиант живет там, а в данном повествовании она находит его, пока он бродит в тех местах, изыскивая возможность бежать. Также здесь ее происхождение неизвестно, и хотя можно сказать, что эта деталь сохранилась в Сильмариллионе («Эльдар не знают, откуда она явилась», там же), там объяснение все-таки дано: «Иные говорят», что она была «прежде мира», соблазненная Мэлькором, который был ее владыкой, хотя она и отреклась от него. Идея «изначального духа Мору» (с. 151) проясняется в статье раннего словаря языка гномов, где имя Муру толкуется как «название Изначальной Тьмы, олицетворяемой Гвэрлум, или Гунглионт[45]».

Старому варианту явственно недостает выразительности Сильмариллиона в описании спуска Мэлькора и Унголиант с горы Хьярмэнтир на равнины Валинора, где в это время валар и эльфы справляют великий праздник: в ранней версии он давно минул. В Сильмариллионе нападение на Древа происходит во время смешения света (с. 75), в то время как здесь в полном цвету Сильпион; подробности уничтожения Древ переданы совершенно иначе из-за присутствия гнома Даурина, впоследствии бесследно исчезнувшего. Так, в старой версии не говорится прямо, что Унголионт выпила свет Сильпиона, а сказано, что Древо умерло из-за ее яда на клинке Даурина, который Мэлько вонзил в ствол; в Сильмариллионе Унголиант также досуха выпивает «Источники Варды». Загадочно, что гном, убитый Мэлько, был сначала назван Фэанором. Возможно, отцу вдруг ненадолго улыбнулась идея, что Фэанор не примет участия в истории нолдоли в Великих землях; но в набросках последующих сказаний (с. ~238–239~) Фэанор умирает в Митриме. В данном абзаце впервые возникает мирувор, по раннему словарю квэнья — «нектар, напиток валар»; ср. с Дорога вдаль идет, с. 61, где отец пишет, что это было имя, данное валар напитку, который они пили на празднествах, и сравнивает его с нектаром богов Олимпа (в английском переводе Намариэ слову мируворэ соответствует слово «нектар», там же, с. 58).

Одно из важнейших отличий данного повествования — возвращение Унголионт в ее логово на юге, так что вся история о «Ссоре Воров» (Сильмариллион, с. 80–81), о балрогах, пришедших на помощь Мэлькору, и бегстве Унголиант в Нан Дунгортэб в Утраченных Сказаниях отсутствует; передача ей самоцветов нолдоли в ранней версии отнесена к моменту первой встречи Унголионт с Мэлько — а по Сильмариллиону камней у него тогда еще не было, потому что нападение на Формэнос еще не состоялось.

^{Рассказ Линдо не прерывается, он так же спешно написан карандашом (примерно на этом месте он переходит в другую такую же тетрадь явно без какого-либо разрыва композиции), но я счел разумным начать здесь новую главу, или новое «Сказание», вновь взяв название с обложки тетради.}

Однако не оставили боги надежды, но многократно встречались они под погубленным древом Лаурэлин и оттуда расходились вновь по всей земле Валинора в неустанных поисках, яро желая отмстить за раны, нанесенные дивному королевству их; и по зову богов помогают им в той погоне и эльдар, не единственно лишь на равнине, но также и в горах, вверх по склонам и вниз, ибо нет выхода из Валинора на запад, где простираются холодные воды Внешних Морей.

Но не молчит Фэанор, стоя на площади подле дома Инвэ на вершине Кора, и кричит он, чтоб собрались все нолдоли вкруг него и внимали. И многие тысячи их сходятся услышать слова его, неся тонкие факелы, так что вскоре место сие залито мрачным огненным светом, какой прежде никогда не озарял этих белых стен. Когда же собрались они и видит Фэанор, что большинство здесь — нолдор^[прим.1], призывает он их воспользоваться тьмой, смятением и слабостью богов, дабы сбросить ярмо — ибо так в безумии своем называл он дни блаженства Валинора — и уйти, унося с собою то, что могут и посчитают нужным:

— Если сердца ваши слишком слабы, чтобы вам следовать за мною, узрите же, как я, Фэанор, уйду один в просторный волшебный мир искать самоцветы, что принадлежат мне, и, быть может, множество великих и нежданных приключений падет на мою долю, что достойно чада Илуватара более, нежели слуги богов^[прим.2].

Воспряли тогда желавшие немедля следовать за ним, и хоть мудрый Нолэмэ ведет речь против подобной поспешности, они не желают слушать его, и все возрастает неистовство их. Вновь просит Нолэмэ, чтоб хотя бы отправили посольство к Манвэ, дабы попрощаться, как подобает, и, быть может, снискать благосклонность его к походу и получить его советы, но Фэанор убеждает их отринуть даже столь невеликую мудрость, потребную для сего, говоря, что сделать так значило бы получить лишь отказ, и что Манвэ запретит им уходить и не отпустит их.

— Что для нас теперь Валинор, — молвят они, — когда столь умалился свет его, если обретем мы с большей радостью беспредельный мир.

И вооружаются они, как только могут, — ибо в те дни ни эльфы, ни боги не думали много об оружии — и взяли с собою премного драгоценных камней и одеяний; но все книги знаний оставили они, и, истинно, немного было в тех книгах, чего мудрецы их не могли воссоздать по памяти. Нолэмэ же, видя, что не вняли совету его, не пожелал разлучиться с народом своим и пошел с ними, и помогал во всех приготовлениях. После того спустились нолдоли с холма Кор, освещенного пламенем факелов, и, поспешив вдоль ущелья, по берегам залива Тенистого Моря, что вторгался здесь между холмов, достигли обращенных к морю поселений солосимпи.

^{Следующий небольшой раздел текста был впоследствии вычеркнут, поперек него были написаны слова «Вставить Битву в Копас Алквалунтэн», а вместо него было вставлено дополнение. Фрагмент, от которого отец отказался, выглядит следующим образом:}

Большинство народа сего отправилось с богами в погоню, но некоторых из оставшихся призвали нолдоли пойти с ними, как призывали уже иных из тэлэри, однако из Инвир никто их словам не внял. Поскольку дев и жен среди нолдоли почти столько же, сколько мужей и отроков, хотя много малых детей оставили они в Коре и Сирнумэне, не знали нолдоли, что предпринять, и в крайней нужде той, обезумев от горестей, в затмении разума, свершили они то, в чем горше всего раскаивались после — ибо из-за тех деяний немилость тяжкая пала на весь народ их, и даже сердца сородичей обернулись на время против них.