Там, воззвав громко, дабы вышли Манвэ, Варда и весь народ их, явил он взорам их свое золотое вервие, и не поняли они цели его; но Оромэ попросил их обратить взгляды к той горе, что зовется Калормэ и высится в наиболее отдаленных от Валинора землях, и нет горы выше ее, кроме лишь Таниквэтиль, откуда Калормэ лишь смутно виднеется вдали. И пока боги взирали на нее, Оромэ отступил на шаг и метнул золотое вервие могучим броском, в который вложил он всю силу свою и искусность, так что выгнулось оно через все небо, и петля его захлестнулась вокруг самой вершины Калормэ. Там благодаря магии своего сотворения и искусству руки Оромэ застыло вервие яркой золотой дугой, не прогибаясь и не провисая; а Оромэ закрепил другой его конец за колонну палат Манвэ и, обернувшись к взиравшим на него, изрек:

— Кто пожелает ныне отправиться в Великие Земли, пусть следует за мной, — и с этим ступил он на вервие и поспешил прочь над бездной до самой Калормэ, подобно ветру, пока все остальные в изумлении безмолвствовали на Таниквэтиль. И отвязал Оромэ вервие от пика Калормэ и так же быстро помчался назад, по пути сматывая мост свой, пока вновь не предстал пред Манвэ. Тогда молвил он:

— Внемли, о Сулимо, Владыка Ветров, создал я путь, коим любой из валар, чье сердце чисто, сможет прийти куда он пожелает — в любое место Великих Земель; ибо туда, куда им будет угодно, перекину я свой тонкий мост, ты же храни этот его конец.

И от этого труда Оромэ пришло в мир великое чудо небес, которое созерцают, дивясь, все люди, некоторые же боятся его, считая предзнаменованием. И различный вид принимает этот мост всякий раз в разных областях Земли, и редко видим он для взгляда людей и эльфов. Волшебнее всего блистает он в ниспадающих лучах Солнца, и когда дожди небесные омывают его, чудесным светом сверкает мост, и золотой огонь в его мокрых прядях разбивается на множество оттенков пурпурного, зеленого и алого, так что люди чаще всего называют его Дождевой Аркой, Радугой, но много и иных имен создали они, а фэери называют его Ильвэран, Небесный Мост.

Но не ступить никому из живущих людей на колеблющиеся пряди Ильвэрана, и немногие из эльдар отважатся на то, а иных дорог в Валинор для эльфов и людей не осталось с тех времен, кроме лишь одной, что темна; также и недлинна она — кратчайшая и быстрейшая изо всех дорог — и весьма тяжка, ибо Мандос создал ее, и Фуи определила для нее место. Квалванда зовется она, Путь Смерти, и ведет она лишь в чертоги Мандоса и Фуи. Дорога та двойная, и по одному из путей следуют эльфы, а по другому — души людей, и никогда те пути не сливаются^[прим.9].

— Так свершилось, — молвила Вайрэ, — Сокрытие Валинора, и так ускользнула от валар слава еще более великая и нерушимая, нежели та, что всегда им принадлежала и принадлежит поныне. Тем не менее, о тех днях много можно рассказать великих историй, из которых иные я могу вам поведать; и одну назову я Гавань Солнца.

И вот, покой снизошел на все сердца благодаря примирению^{[прим.10]} Манвэ и валар, и пока боги пируют в Валмаре, а небеса исполнены безудержного великолепия Ладей Света, эльфы возвращаются наконец, чтобы восстановить прежнюю радость Кора; и стремятся они позабыть все печали и тяготы, павшие на них со времени Освобождения Мэлько. И стал теперь Кор светлейшим и самым утонченно — прекрасным изо всех королевств Валинора, ибо во дворе Инвэ все еще источали нежный свет два эльфийских древа, что были потомками славных Древ, мертвых ныне; боги даровали их Инвэ в первые дни возведения того града. Иные древа были дарованы Нолэмэ, но их выкопали с корнями и унесли неведомо куда, других же подобных им там никогда не было^{[прим.11]}.

Но хотя и положились эльфы на валар в том, что ограждена теперь земля и соткана над ней защита, а дни печали блекли, уходя в прошлое, все же не могли эльфы полностью позабыть о своих несчастьях; и не забыли они о том, пока не был завершен волшебный путь Лориэна, и детям отцов отцов людей впервые было дозволено прийти туда в сладостном сне; тогда новая радость ярко возгорелась в сердцах эльфов; но пока еще того не произошло, и люди едва только пробудились на Земле.

Но Манвэ и Улмо был ведом час людей, и держали они великий совет о том, как их защитить. И много замыслов задумали они и столько же отвергли из-за мысли о Мэлько и скитаниях гномов; но остальной народ Валинора мало тревожился подобным. Тем не менее, Манвэ еще раз решил говорить перед валар, хотя не произнес он ни слова о людях, лишь напомнил богам, что в своих трудах по сокрытию этой земли совсем забыли они о своенравности Солнца и Луны. И боялся Манвэ, как бы не стала Земля невыносимой из-за великого света и жара сих ярких светил, и в том согласилось с ним сердце Йаванны, и большинству валар и эльфов по душе пришелся его замысел, ибо думали они, что если поднимутся Солнце и Луна на более высокие тропы, положит это конец всем трудам их, а палящие лучи станут литься издалека, и все горы и равнины, где обитают они, будут освещены не столь ярко, так что никто не сможет обнаружить издалека их обиталища.

Потому иные из них молвили:

— Пошлем ныне гонцов, дабы те разведали, каков мир на заокраинном востоке, там, куда не достигает и взор Манвэ с Горы Мира.

Тогда поднялся Оромэ:

— Сие вам могу поведать я, ибо я видел. На востоке за холмистыми землями лежит безмолвное побережье и море, темное и пустынное.

И дивились боги подобным вестям, ибо доселе никто, кроме лишь Оромэ, не желал смотреть на подобное или слышать о нем, не желала того даже Йаванна, владычица Земли. Не скажу я того лишь об Улмо Вайлимо, Владыке Вай, ибо воистину знал он все это с начала мира. Потому этот древний поддержал ныне Оромэ, открывая валар тайны Земли, и молвил он:

— Внемлите, есть один лишь Океан, и это Вай; а то, что Оссэ считает океанами, всего лишь моря, воды, лежащие во впадинах в камне; но Вай простирается от Стен Бытия до Стен Бытия, куда бы ни шли вы. И так холоден он к северу, что даже его бледные воды заморожены на глубину немыслимую и неизмеримую; а к югу столь наполнен он кромешной тьмой и наваждением из-за Унголионт^{[прим.12]}, что никто, кроме лишь меня одного, не сможет найти дороги. В этих просторных водах плавает неохватная Земля, удерживаемая словом Илуватара, ибо больше ничто: ни рыба, ни ладья не сможет плыть там, если не скажу я им великого слова, реченного мне Илуватаром, и не свяжу их заклятием; но даже Валинор — всего лишь часть широкого мира, а плоть Земли — это камень и металл, а моря — это воды в его впадинах; острова же — кроме тех немногих, что все еще плавают, не прикованные — вздымаются подобно горным вершинам из тинистых глубин. Знайте ныне, что немногим ближе, чем самое дальнее восточное побережье, стоит Валинор к великой Стене Бытия, за которую заключил нас Илуватар. Это знаю я верно, ибо, проплывая под миром, часто посещал я те берега, лишенные гаваней; и знайте, о валар, не ведаете вы обо всех чудесах, а там, под темным килем Земли, сокрыто много тайн — даже и там, где стоят мои великие чертоги Улмонан, есть то, что вам и не снилось.

Но изрек Манвэ:

— Истинно так, о Улмо Вайлимо; но как это может послужить нашей нынешней цели?

И ответил Улмо:

— Внемли, возьму я с собою Аулэ Кузнеца и препровожу его быстро и безопасно под водами Вай на своей подводной колеснице к самым восточным берегам, и там возведем мы с ним гавани для Ладей, и с востока будут они восходить и дарить полноту своего света и сияния людям, коим есть в том нужда, и несчастным нолдоли. Будут ладьи следовать одна за другой по небу и снова возвращаться в Валинор. Здесь они найдут отдых, когда утомятся их сердца странствиями, и побудут они в покое на глади Внешних Морей, и омоется Урвэнди в купальне Фаскалан, Илинсор же сможет испить тихих вод озера Иртинса, прежде чем Ладьи вернутся вновь.