были Вана и Нэсса, хотя многие даже из великих богов держались того же мнения. Тщетно Улмо в прозрении своем молил о жалости и прощении для нолдоли, напрасно Манвэ открывал тайны Музыки Айнур и цель бытия мира; долгим и весьма шумным был тот совет и исполнен горечи и полыхающих слов больше любого другого, бывшего прежде. Посему Манвэ Сулимо наконец ушел оттуда, молвив, что ни стены, ни крепостные валы не оградят их от зла Мэлько, что уже живет средь них, затуманивая весь их разум.
И вышло так, что враги гномов вынесли решение на совете богов, и злом дала о себе знать пролитая в Копас кровь; ибо ныне началось то, чему имя — Сокрытие Валинора; Манвэ, Варда и Улмо Морской не принимали в том участия, но более никто из валар или эльфов не остался в стороне, хотя исполнились непокоя сердца Йаванны и сына ее Оромэ.
Лориэн и Вана предводительствовали богами, Аулэ помогал им своим искусством, а Тулкас — своей силой; и не выступили в то время валар на битву с Мэлько, о чем глубоко сожалели они впоследствии и о чем сожалеют и ныне; ибо из-за этой ошибки великая слава валар не достигла своей полноты за многие века Земли, и до сих пор мир все ожидает ее[прим.2].
Однако в те дни не ведали боги о подобных вещах, принявшись за новый и великий труд, подобного коему не вершилось средь них с дней самого возведения Валинора. Их деяниями сделались окружные горы еще более непроходимыми с восточной стороны, чем были те когда-либо прежде, и такую земную магию соткала Кэми вокруг их пропастей и неприступных пиков, что изо всех вселяющих страх и ужас земель великого мира стал тот вал богов, обращенный к Эруману, самым опасным и гибельным, и даже Утумна и обиталище Мэлько в Железных Холмах не были исполнены столь непреодолимого страха. И даже на равнинах у восточных их…[прим.3] лежала непроходимая паутина цепкой тьмы, которую Унгвэлиантэ оставила в Валиноре, когда были убиты Древа. Эти тенета убрали боги из светлой своей земли, так что те могли сбить с пути любого, кто следовал той дорогой, и, растекшись, раскинулись они повсюду, укрыв даже Тенистые Моря, и оттого затуманился Залив Фаэри, куда не могло проникнуть сияние Валинора; а мерцание светильников Кора едва достигало усыпанных самоцветами берегов. От севера к югу простирались чары и непреодолимая магия богов, но все еще не были они удовлетворены и молвили:
— Вот, сделаем мы так, что все дороги, ведущие в Валинор, равно явные и тайные, совсем исчезнут из мира или же коварно приведут к обману и ослеплению.
И стало так, и не осталось в море путей, где не встречалось бы гибельных водоворотов или течений всепобеждающей силы, губящих корабли. И духи внезапных бурь, нежданных ветров и непроходимых туманов поселились там по воле Оссэ. Не забыли боги и долгих окольных путей, известных посланцам богов, что тянутся через темные пустоши севера и дальнего юга; и когда этот замысел был исполнен, сказал Лориэн: «Ныне Валинор стоит один, и мы в покое», и Вана снова запела средь садов своих, ибо легко стало у нее на сердце.
Из всех них лишь солосимпи тревожились в сердцах своих, и стояли они на побережье близ древних своих домов, и не слышно было их смеха; взирали они на море, и хотя опасным сделалось оно ныне и темным, все же боялись они, что может оно принести беду в их земли. Тогда иные из них обратились с речью к Аулэ и Тулкасу, стоявшим неподалеку, молвив:
— О великие из народа валар, воистину чудесно потрудились боги, но думается нам, что чего-то пока не хватает; ибо не слышали мы, чтобы был разрушен путь, которым бежали нолдоли, тот ужасный проход меж утесами Хэлькараксэ. Ведь там, где прошли дети эльдар, смогут так же вернуться и сыны Мэлько, несмотря на все ваши чары и наваждения; и нет нашим сердцам покоя из-за незащищенности моря.
Рассмеялся тогда Тулкас, сказав, что ничто не может ныне прийти в Валинор, разве что по самому верхнему слою воздуха, «а над ним Мэлько не властен; не властны и вы, о малые земли сей». Тем не менее, по просьбе Аулэ отправился он с этим вала к безотрадным местам, где страдали гномы, и Аулэ сильным ударом своего кузнечного молота расколол ту стену оскаленного льда, и когда опустилась она в ледяные воды, Тулкас разбил ее на части своими могучими дланями, и моря заревели меж осколками, и земля богов полностью отделилась от королевств земных[прим.4].
Сие совершили они по просьбе Прибрежных Эльфов, но никогда не позволили бы боги завалить скалами — по желанию солосимпи — то место в холмах у подножия Таниквэтиль, что выходит к Заливу Фэери; ибо там простиралось немало прекрасных лесов и других земель радости Оромэ, да и тэлэри[прим.5] не вынесли бы, если бы Кор был разрушен или прижат слишком близко к сумрачным стенам гор.
Тогда обратились солосимпи к Улмо, но не стал он слушать их, говоря, что не его музыке обязаны они подобной горечью сердца, скорее уж внимали они нашептываниям Мэлько проклятого. И некоторые из них были смущены, уходя от Улмо, но другие пошли и отыскали Оссэ, и тот назло Улмо помог им. И от трудов Оссэ в те дни явились в мир Волшебные Острова, ибо их Оссэ расположил огромной дугой по западным границам великого моря, так что охраняли они Залив Фаэри; и хотя тогда густой сумрак тех дальних вод накрыл все Тенистые Моря, протянувшись к сим островам языками тьмы, сами эти острова были безмерно прекрасны на вид. И корабли, идущие тем путем, непременно видели их; и даже если достигали они последних вод, омывающих эльфийские берега, то столь заманчивы были острова, что немногим доставало сил миновать их; а при любой попытке так поступить внезапная буря против воли мореходов вновь прибивала их к тем побережьям, чья галька сияла подобно серебру и золоту. Тем же, кто ступил на нее, никогда не уйти оттуда, но, оплетенные сетями волос Ойнэн[прим.6], Владычицы Моря, и погруженные в вечный сон, которым овеял те места Лориэн, лежат они у воды, подобно утопленникам, которых вздымают волны. И спят те несчастные беспробудным сном, и темные воды омывают их тела; но сгнили их корабли, опутанные водорослями, на тех зачарованных песках, и не плыть им более никогда, гонимым ветрами смутного запада[прим.7].
И когда Манвэ, в печали своей глядя с высокой Таниквэтиль, узрел все это, послал он за Лориэном и Оромэ, полагая, что менее других упрямы они сердцем; и когда они пришли, откровенно говорил с ними. Не собирался он уничтожать сделанное богами, ибо не вовсе дурным счел он их труд; но этих двоих уговорил он исполнить некую свою просьбу. И сделали они так: Лориэн соткал путь тонкой магии, что вел извилистыми тайными тропами из восточных земель и глухих лесов мира к самым стенам Кора и, минуя Домик Детей Земли[прим.8], спешил «тропою шепчущих вязов» к самому морю.
Чрез сумрачные моря и узкие проливы встали стройные мосты того пути, вздымающиеся в воздухе и серо мерцающие, будто пряди шелкового тумана в свете тонкого полумесяца или полосы жемчужных испарений; но кроме валар и эльфов никто их не видел, и взору людей являлись они разве что в сладостных снах юности сердца. Это самый долгий из путей, и мало тех, кто проходит его до конца, — так много прекрасных и удивительных мест великой красоты минует он, прежде чем достичь Эльфинесса; но гладок этот путь для стоп, и никто из идущих по нему вовек не устает.
— Сие, — молвила Вайрэ, — была, да и такова поныне Олорэ Маллэ, Тропа Снов; но совсем иным было творение Оромэ, который, услышав слова Манвэ, поспешил к супруге своей Ване и попросил у нее локон длинных золотых волос. А волосы ясной Ваны теперь стали еще более длинными и сияющими, нежели в день, когда пожертвовала она их Аулэ, и поделилась она с Оромэ своими золотыми прядями. И окунул он тот локон в сияние Кулуллина, а Вана искусно сплела из него вервие неизмеримой длины, с которым спешно отправился Оромэ на гору совета Манвэ.