– Хао Лун был Владыкой Ветров. Юй—ди повредил его Ян и отделил воздушные потоки, не позволяя тем насыщаться. Ты способна вернуть его?

– А надо, да?

– Янмей, – Циньлун напряг голос, вынуждая духа прикрыть рот руками.

– Виновата—виновата, Владыка. Даже если я исправлю тело и душу, но память не подвластна ни одним известным чарам. Даже Небожитель не в силах вернуть утраченное, пока не получит толчок, способный утянуть в водоворот омута памяти.

– Благодарю тебя, маленький дух. Ступай и не торопись.

Дождавшись, пока Янмей исчезнет, Суньу тяжело выдохнул, крепко сжимая волосы у корней. Не имея привычку закалывать волосы шпилькой, Владыка Севера постоянно убирал пряди с лица, пряча под шелковую накидку. Феникс поднялся. Потягиваясь и разминая руки, Горный дух подошел к сестре, опираясь подбородком о её макушку.

– Байху, я опять доставил тебе проблем, ведь так?

– Ничего—ничего, отплатишь тысячелетней энергией, и я прощу тебя.

Феникс отдернулся, не в силах сдерживать удивленный стон. Веря в благосклонность сестры, Чжунъяо надеялся на половину из сотни или же новой книге из мира Теней, но в этот раз Владыка Запада превзошла его ожидания.

– Ты так жестока, сестра. Тебе необходимо меньше проводить время с Суньу и больше посещать Циньлуна.

– Вам всё равно придется принять тяжелое решение. Хотите вы того или нет. Владыка Феникс позабыл о том, что является великим Горным духом?

– Нет, Суньу. Но просто обычно ты самостоятельно принимаешь тяжелые решения.

– Циньлун, ты необычайно молчалив. Скажи, что решила душа твоя.

Поднявшись, Владыка Востока сжал руки в кулаки, не веря в то, что готов был произнести:

– Мы должны подняться в Поднебесье. Император знает больше, чем мы. Юй—ди обязан ответить за кару Горного духа.

– И? Что ты скажешь, когда явишься пред ним или увидишь дитя, что не способно признать тебя?

– Проехать тысячу миль важнее, чем прочитать тысячу книг, старший брат. Мы можем долго рассуждать о том, что могло бы произойти тогда, что должно произойти сейчас. Эти двое вернулись, сменив сторону. Каждый сейчас уязвим и не понятно, что уготовано судьбой потерянной душе, что когда—то возлюбила несмотря на запрет.

Суньу впервые за долгое время улыбнулся, равняясь с Владыкой Востока, кладя руку на его плечо.

***

Поднебесье встретило их не очень радужно: охрана недоверчиво направила орудия на Горных духов, не пропуская тех долгое время. Разговоры не помогали, Небожители находились на собрании, и каждая минута была ценнее, чем плоды древа Цюньсан[2]. Байху ступила вперед, центр её ладони становился прохладным, как и всё вокруг длинных лестниц, ведущих в центральный дворец. Легкое дуновение отделило еле заметные снежинки, позволяя те дотронуться до мужского носа. Отойдя в бок и широко улыбнувшись, Байху с легкостью миновала тяжелые тела, упавшие в глубоком сне пред ногами, очищая путь от преград.

Циньлун взвешивал и подбирал каждое слово, что готов произнести пред тяжелым взглядом Юй—ди, Суньу обещал не вмешиваться до самого конца, а Феникса, что шел поодаль, быть наготове. Ступив на землю Небожителей Четыре Владыки нарушили слово, готовясь пойти на всё, дабы узнать истину и поведать то недосказанное, что способно показать истинный облик Нефритового Императора. Владыки осознавали, что ни один Небожитель не посмеет воспротивиться влиянию и власти Юй—ди, те скорее падут столь низко, дабы остаться на Небесах и не пасть так низко, как некогда две души.

С трудом добравшись до огромных врат, Циньлун замешкался и отстранил свою руку от позолоченной ручки, оставляя братьев и сестру стоять одних. Казалось, что сейчас любое слово сыграет плохую роль в судьбе новорожденной Небожительницы, Владыка продолжал считать себя отцом маленького духа, заботясь о нем и по сей день. Тяжелая рука дотронулась до плеча, Циньлун кивнул и быстро начал говорить:

– Я знаю, Суньу, дай мне всего лишь секунду собраться с потоком мыслей.

– Да я и не тороплю, – встав рядом с братом, Чжунъяо спрятал руки за спиной. Циньлун не скрывал удивления и, наклонившись, с улыбкой заглянул в бездонные глаза Феникса.

– Вот уж не ожидал увидеть тебя. Обычно этим занималась Байху или Суньу, сегодня ты удивляешь, старший брат.

– Просто не готов стоять в стороне и вновь смотреть на то, как над твоей горой происходить нечто плохое. Духи Тай Шан сбегали под крыло на Хунань.

Поклонившись Владыке Юга, Циньлун старался говорить так тихо, чтобы чуткий слух Байху не смог уловить ни единого слова:

– Я благодарен тебе, Владыка Феникс. За каждого спасенного я буду должен не одну сотню лет духовной энергии.

Чжунъяо отмахнулся и оставил Циньлуна одного. Дракон стоял еще минуту и, решившись, подошел к вратам, с трудом отпирая их и входя в огромный зал. Небожители сидели и шептались, Гуань—Юнь следил за каждым движением Владык, а Нефритовый Император мысленно радовался тому, что Четыре стороны света явились без какого—либо приказа.

Каждое действие и последующее слово предсказал великий Кайминь Шоу. Каждая из девяти человеческих голов, что исходила длинной шеей из тела тигра, видела одно и то же будущее, уготованное трём мирам: ярким пламенем вспыхнут великие горы, реки крови сольются в реку потерянных душ, а два враждующих мира сойдутся в неравном бою, где на кону будет нечто большее, чем власть над всем живым. Но…

[1] Четыре Владыки и близнецы хранители при личной встрече с Гуань—Юнем постоянно называли его лягушонком, который не мог прыгнуть выше головы.

[2] Цюньсан – далекое тутовое дерево, что растет на берегу Западного моря. Плодоносит Цюньсан раз в десять тысяч лет, а тот, кто отведал его плоды, жил дольше предначертанного.

Время в мире Смертных течёт куда быстрее, чем в Поднебесье. Ли отправили туда, дабы Небожительница смогла накопить духовную энергию. Изнуряющие тренировки с Владыкой Чан—Э приводили к тому, что Ли, еле добравшись до постели, с тяжестью ложилась, ощущая напряжение во всём теле. Мышцы неприятно ныли, энергия просачивалась в энергетические каналы, сила постепенно пробуждалась, принимая истинную форму, что Небожительница прятала от учителя.

Тридцать шесть тысяч дней. Двадцать тысяч из них проведены под открытым небом подле простой реки, среди рыболовов и искателей кладов. Люди менялись, удивление перерастало в любопытство, затем в сожаление, а под конец в веру. Владыка Чан—Э, как узнала Ли Хуа, была известна отчужденностью от вражды, ей было не свойственно держать тонкими пальцами хоть какое—то оружие. Но мнение, что дуновением ветерка, разносилось по всем дворцам Поднебесья – обманчиво. Крепко перехватывая сложенный веер, Владыка с легкостью парировала любым атакам, грациозно уклонялась, а с наступлением полной луны сила Владыки увеличивалась. Именно в эти дни Ли с трудом двигала ногами, а еда, казалось бы, крепко удерживаемая в руках, падала на чистый пол.

Как—то в час зайца Небожительница проснулась. Затягивая плотный пояс на красных платьях, Ли покинула маленький дом, оставленный уже очень давно дивной семьей в десятом поколении рыбаков. Небожительница бережно трогала плотные сети, натянутые вдоль длинной стены, деревянные стулья и кресло—качалка всегда стояли на улице вокруг круглого стола. Возле входа росло большое персиковое дерево да виноград, чья лоза обвивалась вокруг наточенной арки. Каждую деталь, что подмечала для себя Ли, она старалась ассоциировать с чем—либо. Например: учитель Чан—Э любила по вечерам сидеть в кресле, подле неё обязательно должен быть чайник с зеленым чаем, пиалы натерты, а сладостями заполнены тарелки. Легко обмахиваясь веером, она совсем не походила на ту, что заведовала лунными чертогами. Пред Ли восседала удивительной красоты дева, тонкая линия губ, бледная кожа и светлый взгляд. Небожительница уважала и ценила то, что делала для нее Владыка, посему старалась учиться должным образом, но И Лин, часто посещающий её, отвлекал.