Китайское наименование 南方朱雀 (nán fāng zhū què), где 朱雀 zhū què в японском произношении – судзаку. Часто хранителя Юга называют фениксом 凤凰, но правильно ли это на самом деле, может ответить только опытный историк-филолог. Кроме этого, есть даже научные исследования на тему «магических птиц», которые, подобно перелетным, перекочевали из Китая в Японию, да так и остались на новом месте, лишь слегка изменив цвет и размер. Говорят, что на самом деле у Красного хранителя Юга, судзаку, хвост не красный, а разноцветный, но это не точно. На старинных китайских монетах изображалась птица, не похожая на «красного воробья», да и мало чем напоминающая фениксов, если их кто-нибудь видел в реальности. Скорее всего, это какой-то «дивный фазан», коих в Китае великое множество, да в таких невообразимо ярких расцветках оперения, что с трудом поддаются описанию и применению в хозяйстве. Хотя надо отдать должное, китайские мастера декоративного искусства без малого более двух тысяч лет, буквально с эпохи Хан, очень точно и детально разбирались в оперении птицы, используемого для одной из ювелирных техник тянь-цуй, – в перьях зимородка. Почему так подробно останавливаюсь? Потому что неоднократно встречал такие образы в стихах, к примеру, в знаменитом «Отшельнике» Ду Фу.

Часто встречаются в более поздней китайской поэзии не только зимородки, фазаны, но и «воробьи кун», то есть павлины. О чем это я? Да просто прочел в книге «Золотые персики Самарканда. Книга о чужеземных диковинах в империи Тан» Эдварда Хетцеля Шефера переводы стихов с такими примерами: «раскрыты кун-воробья веера», и задумался: сколько надо воробьев на один веер? Вспомнил кадры кинохроники с грузовиками настоящих, а не кун-воробьев периода борьбы с ними в Китае, так что павлинам просто повезло. Но к вопросу о переводах: книгу для русского издания переводили Евгений Иосифович Лубо-Лесниченко и Евгений Владиславович Зеймаль, а консультировала их ещё целая группа синологов, поэтому «кун-воробей», да и вообще словосочетание «воробьиные опахала» используется, скорее всего, как синоним «павлиньих» исключительно для ритмизации поэтической строки в переводе, ничем другим мне это не объяснить. Получается, без орнитологии в поэзии, точнее, в переводе тоже никуда не денешься.

Вообще, если так подумать, ведь фазаны и павлины – однородственные птицы, так что вполне может быть, что и мифический хранитель Юга, огненная птица, постоянно горящая в огне, но не сгорающая, – где-то все-таки немного от рода царственных фениксов (фэнняоши). Тогда более понятно, как центральный проспект в Хэйан-кё, протянувшийся через всю столицу с юга на север, от Замковых ворот (Радзёмон) до ворот Красного феникса (Судзакумон), получил свое название именно в честь Огненного хранителя Юга.

Хотя более правильно было бы в переводе называть «проспект Огненного хранителя Юга», «ворота Огненного хранителя Юга», чаще встречается перевод «красный феникс», но мы не возражаем по этому поводу, ведь так же, как феникс, будет возвращаться из небытия к жизни в строках своих стихов забытый за тысячелетие поэт канси.

А время между тем все ближе подходит к часу Х, но будущие участники, которые будут вовлечены, чаще помимо своей воли, в молниеносную череду судьбоносных событий, те же самые, которые позже будут включены или не включены в число авторов в антологии канси, пока ещё не знают об этом.

В 809 году здоровье императора Хэйдзэя вновь серьезно ухудшилось.

Хотя и нет достоверных данных, было ли это новое заболевание или рецидив прежней болезни, которая его настигла в 794 году, а некоторые поговаривали, что это и вовсе предлог, используемый для каких-то определенных целей, а именно избежать мести «гневных» – горё, «мстительных» – онрё и «злых» духов акурё. Но как бы то ни было, Хэйдзэй отрекается в пользу своего брата, Ками-но синно, который всходит на престол уже как император Сага. Вот здесь и хотелось бы поставить точку в предыстории и перейти непосредственно к прочтению подстрочников поэзии канси. Тем более что именно в 809 году Рё-дзо назначается главой Гагакурё, как сказано, «за особые таланты и достижения в музыке и танцах, литературе и каллиграфии», и это обещало спокойную творческую атмосферу на ближайшие годы, что позволило бы ему проявить свои таланты во всем их разнообразии.

Но что-то пошло не так, а именно произошел «инцидент с отставным императором Хэйдзэй», или, как называли это событие раньше, инцидент Кусуко.

После отречения экс-император вместе со своими приближенными, состоявшими у него в свите, со всеми женами и наложницами переехал обратно в Нару – то есть туда, откуда его отец, покойный император Камму, так стремился вырваться, по большей части, из-под власти буддийских монастырей.

Экс-императору Хэйдзэю тридцать семь лет, он считает, что младший брат, которому только исполнилось двадцать четыре года, будет воспринимать его как своего наставника и прислушиваться к его советам и пожеланиям. В то время как сам император в отставке, почти не осознавая этого, считал своими желаниями те, которые были вложены ему в голову наиси-но ками (главной распорядительницей) его Внутренних покоев, дочерью застреленного архитектора Нагаока-кё и матерью одной из его наложниц. Точно так же, как и ранее, так и в этом случае отставной император снова стал вольным или невольным соучастником политической борьбы представителей клана Фудзивара за власть.

Влияние Фудзивары Кусуко и его брата Наканари на Хэйдзэя может быть продиктовано не только «любовью всей его жизни», которая чуть не стоила ему жизни на самом деле, но и манипуляцией чувством вины, апеллированием к тому факту, что в результате смерти их отца именно Хэйдзэй получил возможность стать наследным принцем, впоследствии – императором, поэтому отдавать власть, за которую заплатил жизнью их отец, в руки младшего брата – не только расточительно, но и неблагодарно. Но это, конечно, просто один из возможных вариантов психологического давления, которое было оказано на Хэйдзэя, помимо множества других механизмов воздействия. Потому что ничем другим его последующие действия невозможно объяснить, как только нахождением в невменяемом состоянии. Хотя на самом деле «любовная составляющая» могла быть не самой существенной в этой ситуации банального конфликта власти и управления. Ведь ранее императоры на покое, ушедшие в отставку, имели право продолжать принимать участие в политической жизни страны и даже иметь некое подобие собственного двора с частью служб и управ; части использовали одни и те же, что и правящий император.

Только при отставке Хэйдзэя был практически сформирован второй императорский двор, но уже не в Хэйан-кё, а в Хэйдзё-кё. Побудило Хэйдзэя создать конкурирующий двор с двором действующего императора решение Саги внести изменения в региональную инспекционную систему, детище Хэйдзэя, то есть политический конфликт не во время передачи власти, а в момент начала ведения самостоятельной политики новым правителем.

Причиной острой фазы конфликта осенью 810 года между братьями (правящим императором и императором в отставке) послужило распоряжение Хэйдзэя, обращенное к Саге, о возвращении столицы из Хэйан-кё обратно в Хэйдзё-кё, то есть в Нару.

Фактологическое изложение этого инцидента есть во всех публикациях, посвященных периоду Хэйан, поэтому не стану подробно пересказывать. Для меня важно, в первую очередь, как эмоционально восприняли это событие многочисленные участники. Но, видно, младший брат знал характер старшего даже лучше его самого.

В результате он, Сага, сын императора Камму, недрогнувшей рукой казнит детей Танэцугу без всякой оглядки на заслуги их отца перед своим отцом. Император Сага лишил статуса наследного принца сына Хэйдзэя и назначил Отомо-синно (будущий император Дзюнна) – их общего с Хэйдзэем сводного брата, ведь все они сыновья императора Камму.

То есть по факту он создает ситуацию, когда права на наследование у всех не просто равные, а равные вне зависимости от влияния клана Фудзивара, то есть, исходя из логики действий правителя в подобных ситуациях, ему необходимо минимизировать влияние ближайших родственников на проводимую им политику. Но это не означает, что императору Саге не нужна поддержка аристократических семей, ведь инцидент практически чуть не расколол на две противоборствующие стороны все аристократические семьи. Причем не только между, но и внутри самих семей. Так, Фудзивара Фуюцугу, второй сводный по матери старший брат Рё-дзо, в момент событий занимал должность главы Императорского архива, а первый сводный брат Манацу (по настоянию отца Фудзивара Утимаро) состоял в свите отставного императора Хэйдзэя и до конца событий оставался с ним в Хэйдзё-кё и вполне обоснованно опасался того, что может быть обвинен в нелояльности правящему императору. Иными словами, в отличие от «китайского» варианта, когда при отстранении родственников от правления возвышался «сторонний» наемный чиновник, в данном случае были отодвинуты от рычагов управления, до которых можно было бы дотянуться, все ближайшие родственники и чуть-чуть приближены дальние, которые конкурировали за вступление в ближний круг императорской семьи, тем самым создавая аналог «системы сдержек и противовесов».