Но ветер уже начинает меняться для господина Рёси. В этом же году умирает его отец, император Камму, престол занимает его старший сводный брат, наследный принц Атэ, и становится императором Хэйдзэй.
И вот наступил одиннадцатый лунный месяц второго года Дайдо (807 год), когда господину Рёси уже к лету исполнилось двадать два года, он получает свою первую официальную должность – старшего стражника Правой дворцовой охраны У-но эдзи фу – и повышается в ранге – шестой старший ранг нижней ступени; именно в этот год он меняет цвет одежды в красных оттенках и будет носить этот цвет вплоть до лета 814 года.
Для человека, который начал бы подниматься с низов, это в чистом виде радость и удача, но что-то вызывает у меня сомнение именно в такой реакции на данное событие в сознании молодого человека, который при рождении получил третий ранг старшей ступени и до семнадцати лет имел право ношения даже «запретных» цветов одежды.
В связи с этим вот что опять же интересно: сразу у него возникло желание вернуться на потерянные позиции, и что могло послужить тому причиной, я могу только предполагать. А исторические факты рисуют условия, которые могли повлиять на принятие такого решения.
Практически одновременно, в этот же одиннадцатый лунный месяц, младшему сводному брату по отцу молодого господина Рёси, принцу Иё, было предъявлено обвинение в непрощаемом преступлении брата против брата – заговоре с целью свержения императора Хэйдзэя.
Учитывая, что на момент выдвижения обвинений принцу было всего пятнадцать лет, то соучастницей назначили его мать, представительницу клана Фудзивара, и практически без суда и следствия приговорили к совершению самоубийства матери и сына в храме Кава-дэра (Гуфуку-дзи) около Нары.
На мой взгляд непрофессионального историка, конфликт интересов возник между представителями домов Фудзивара, как это чаще всего бывает, из-за позиции наследного принца. Во внутренних покоях тогда ещё наследного принца Атэ оказалась не только внучка убиенного якобы по приказу предыдущего наследного принца Савары, строителя столицы Нагаока-кё, но и его дочь. Причем дочь Фудзивары Танэцуги, Фудзивара Кусуко заняла и в сердце, и в покоях нового императора более высокое положение, чем ее же дочь, оставшаяся простой наложницей. Аристократический круг хоть и поморщился – вот, опять эти Фудзивара сдают в пользование императорам не только дочерей, но и своих жен в чаянии получить внеочередное продвижение по службе, но шока это вызвать не могло: напомню, история молодого господина Ансеи начиналась очень похоже.
Для старшего стражника Правой дворцовой охраны Коноэфу Рё-дзо это стало вторым событием за его жизнь и первым уже в сознательном возрасте, когда брат шел на брата или когда брат устранял брата с дороги под предлогом организованного заговора. Наверно, наивно было бы думать, что он никогда не общался с принцем Иё или с наследным принцем Атэ, теперь императором, скорее наоборот – общался и, возможно, даже один для другого служил примером для подражания: от младшего Иё к среднему Рёси и старшему Атэ. Дворцовая жизнь только со стороны представляется бесконечной чередой увеселений и праздности, на самом деле это постоянно идущая схватка бульдогов под ковром за доступ к неограниченной власти или ресурсам влияния на власть.
Лично у меня нет никаких сомнений, что все события, которые происходили вокруг, накладывали отпечаток на формирование характера и находили отражение на страницах дневников Рё-дзо. Сочинял ли он стихи в это время? Даже вне всякого сомнения, что умел сочинять и сочинял. Вопросы могут быть сформулирован так: на каком языке начал сочинять стихи Рё-дзо и в каком возрасте? Кто был его поэтическим наставником в этом наиважнейшем умении межличностной и межранговой коммуникации эпохи Хэйан, чьи стихи оказали на него уже как на поэта наибольшее влияние? Что ему нравилось читать в свободное от несения службы время? Надеюсь, мы узнаем ответы на эти и другие вопросы от самого Рё-дзо, когда прочитаем его стихи. Ведь о чем бы поэт ни писал – о природе, о погоде, о временах и нравах – всегда он пишет о себе, о своих мыслях и чувствах в этот момент; конечно, можно их завуалировать и не выставлять напоказ впрямую, а для этого существуют во все времена любознательные читатели. Благословен тот автор, который найдет своего любознательного читателя и в своем веке, и через тысячелетие.
Также через тысячелетие мне захотелось, наконец, увидеть портрет автора. Хотя все мы знаем примерно, как это может выглядеть на средневековых японских гравюрах, однако можно разглядеть некоторые отличительные особенности лица, фигуры или одеяния придворного поэта, участника собрания сочинений стихов по приказу императора, да ещё и включенного в авторский коллектив трех императорских антологий канси. Другими словами, у меня не было ни малейших сомнений, что хоть какое-то изображение обязательно найдется. Я не ошибся. Изображение действительно сразу загрузилось с японоязычного сайта на поисковый запрос.
Мне интересно, друзья мои любознательные читатели, много ли вы видели портретов придворных поэтов, на которых запечатлена выразительная спина портретируемого? Признаюсь честно, в моей личной практике этот ракурс встречается впервые. То есть фас, профиль, полуоборот, вид сверху, снизу – может быть такая точка ракурса для портрета, но вот чтобы сзади и без вариантов – в поэтической практике не частый случай.
Проверил несколько раз возможность ошибки и убедился, что это на самом деле именно так и выглядит. На всякий случай посмотрел на имеющиеся в Сети изображения сводных братьев. Все императоры – Хэйдзэй, Сага, Дзюнна – в наличии, есть Фудзивара Фуюцугу, из других авторов – Кукай в большом количестве изображений. Но только не Рё-дзо. Хотя, возможно, не все частные коллекции предоставляют открытый доступ для всех желающих познакомиться с экспонатами.
Птица, которая так спокойно сидит на руке портретируемого, тоже обращена спиной к зрителю. На голове пернатого хищника отсутствует привычный кожаный колпак, закрывающий глаза, то есть он готов к охоте. Художник очень тщательно прорисовывает оперение, почти до каждого перышка. Могу только предположить, что это может быть ястреб или сокол – то, что я филолог, а не орнитолог, уже говорил раньше, когда мы с вами, любознательные читатели, обсуждали, кто же каркает в стихе Ли Бая – ворон или ворона.
Этот портрет «со спины» больше дает информации о характере, чем об облике нашего героя повествования. Охота с ловчей птицей – это всегда больше сотрудничество, ведь приказать ей, как охотничьей собаке, практически невозможно, да и буддийские запреты охотничьим забавам не очень-то и способствовали. А вот найти взаимопонимание с хищной птицей – это стоило длительного времени приручения и практически воспитания ее от самого молодого возраста до вхождения в полную силу. То есть терпения и внимательности к любым мелочам у Рё-дзо было более чем достаточно. А чем дольше я вглядывался в спину (кто бы сказал «сокольничего», но официально такой должности в послужном списке господина Рё не значится), тем больше мне это напоминало фотографирование действующего сотрудника федеральной службы охраны (ФСО).
В статье 14 «Охрана государева кортежа» Свода законов «Тайхорё» раздела XVI «Охрана царского дворца» установлено, что «при внезапном выезде государя из дворца или выезде в ночное время начальники отрядов должны знать друг друга в лицо» – в принципе, ничего не меняется за столько лет. Так же, как и запрет на публикации фотографий в социальных сетях, в смысле запечатления лиц на гравюрах, очевидно, что это ограничение было применимо именно к действующим сотрудникам.
Ястреб на руке стражника личной охраны императора – очень небольшая, но все же аллюзия на мифическую огненную птицу, хранительницу Юга, пришедшую из китайской мифологии, впрочем, как и вообще охота с ловчими птицами в Японию пришла из Китая и Кореи. Ещё один «штрих к портрету»: в военных походах, согласно «Книге церемоний» (Ли Цзи, I в. до н. э), знамя с изображением Огненной Птицы всегда несли впереди войска. Так как единственное известное мне на сегодня изображение, приписываемое Рё-дзо, – это портрет с птицей, то буквально два слова о вариантах перевода названия самой птицы – хранительницы Юга.
