Как раз подоспели Неверные. Рабы переглянулись между собой, Надлис продолжала обливаться слезами. Лаш вдруг ощутил, что вот-вот потеряет сознание. Слабость сделалась практически невыносимой. Он пошатнулся, но удержался на ногах. Меч сам выскользнул из рук. Остальные невольники восприняли это как призыв к действию и тоже побросали оружие.

– Так-то лучше. – Падальщица дала знак Неверным, чтобы они забрали рабов, но прежде подошла к Лашу почти вплотную и взяла за правую руку. Внимательно рассмотрела татуировку на запястье.

– Гадство. Так вот оно что, – протянула с досадой. – Назови свое настоящее имя, раб?

– Я не помню его, – буркнул Лаш, даже не задумываясь, откуда она знает, что нынешнее имя фальшивое.

В место, где пальцы Падальщицы касались кожи, будто вогнали ледяные иглы. Он попытался освободиться, но она сжала запястье с нечеловеческой силой.

– Лжешь, – выплюнула с ненавистью. – Но ничего, я заставлю тебя говорить правду.

Теперь страшно стало по-настоящему. Во снах незнакомка казалась очаровательной и самой желанной, но в реальности виделась Лашу злом во плоти.

Падальщица отпустила запястье, и один из Неверных поспешил заковать Лаша в кандалы. К ошейнику пристегнули цепь и потащили прочь с арены. Надлис, спотыкаясь, семенила рядом, впереди брели трое других рабов. Тощего паренька волокли за ноги, не заботясь о том, что голова его бьется о камни и о них же сдирается кожа со спины.

Не успел Лаш осознать все происходящее и прикинуть, во что они с Надлис вляпались, как перед глазами замелькали темные круги, дышать стало практически невозможно, сердце забилось с такой неистовой скоростью, что грозилось остановиться в любое мгновение. Вопли неупокоенных, по-прежнему парящих над амфитеатром, и крики зрителей, пытающихся протиснуться к выходам, шипами вонзались в мозг. Лаш застонал от боли. Ноги подкосились, и он рухнул на колени. Резкий рывок цепи заставил вновь подняться, но раб тут же упал снова.

– Лаш, Лаш! Что с тобой? – К нему бросилась Надлис, однако ей не позволили приблизиться.

– Парень ледяной весь! – сказал Неверный, который вел его на цепи, когда прикоснулся к Лашу, чтобы проверить, жив ли тот. – Помирает, видать.

– Не помрет. Берите его и уходите подальше от арены, ему сразу станет лучше, – донесся до ускользающего сознания Лаша голос Падальщицы.

– А ты? – спросил кто-то из Неверных.

– Останусь и наведу тут порядок.

– Уверена, что справишься? – сказал все тот же Неверный с искренним беспокойством. – Выглядишь паршиво. Точно силы еще остались?

– У меня нет выбора. Уходите! Живей! Я найду вас позже.

– Только, пожалуйста, будь осторожна, Луна. Я не прощу себя, если ты погибнешь.

– Буду, Стемгал. Буду.

«Луна. Ее зовут Луна», – подумал Лаш, прежде чем потерял сознание.

Рэн стиснула зубы и зарычала, когда челюсти одержимого сомкнулись на ее предплечье: зря не надела наручи сегодня. Тварь повалила ее на спину и придавила к земле всем своим весом. Рэнла могла бы успеть пронзить клинком сердце нападавшего, но это значило бы, что одержимый умрет. Допускать такого было никак нельзя, иначе души, заточенные сейчас внутри монстра, снова вырвутся наружу, покинут пределы арены, нападут на горожан, и тогда появятся новые одержимые.

– Ты хоть понимаешь, кого пытаешься сожрать, скотина тупая? – прохрипела Рэн.

Одержимый был крупным мужчиной, который при жизни явно не чурался тяжелой физической работы. Сейчас в нем, помимо собственной души, сидело еще два призрака, которые подпитывали тело хозяина яростью.

– Да отцепись ты! – Рэн изловчилась и со всей дури пнула одержимого в живот.

Тот повалился набок, но челюсть при падении не разжал. Рэнла вскрикнула, когда монстр выдрал из ее руки кусок плоти.

– Паскуда, – прошипела она, от боли выронив один из мечей.

Зато второй остался при ней. Им-то она и воспользовалась. Оседлав одержимого, вогнала клинок ему под ключицу. Монстр взвыл, раззявив рот, из которого вывалился отгрызенный от Рэн шматок кожи. Кусок плоти сполз по подбородку твари, оставляя на перекошенной морде след из крови и смердящей слюны. Ногти одержимого впились Рэн в бедро, вторая ладонь сдавила шею. Он продолжал вопить что есть мочи, хотя Рэн очень сомневалась, что нечисть чует боль. Одержимый верещал скорее от злости и досады, что жертва оказалась куда проворнее и сильнее его.

– Да угомонись ты наконец! – Рэнла схватила монстра за запястье той руки, которой он душил ее. – Спи, кому говорят! Приказываю тебе уснуть!

Одержимый продолжал сопротивляться, а Рэн ощущала, как последние крупицы магии покидают ее измотанное и израненное тело.

Пожалуйста, пусть их хватит, чтобы усмирить тварь!

Рэн заставила себя сосредоточиться, несмотря на то, что воздух уже не поступал в легкие, перед глазами начало темнеть, а магия неумолимо утекала черной дымкой в тело соперника. Ногти одержимого прорвали ткань штанов, и пальцы погрузились в бедро на глубину фаланги. Издав лишь краткий мучительный стон, Рэнла крепче стиснула рукоять меча и запястье противника.

– Спи, – просипела снова.

Из раны на руке хлестала кровь, кровь сочилась из-под когтей одержимого, все глубже вонзающихся в ногу, вдохнуть не было никакой возможности.

– С… п… и…

Одержимый взревел с новой силой, дернул Рэн на себя, и она практически ударилась лбом о его лоб. В нос ударил омерзительный запах разложения, от которого заслезились глаза. Слюна твари брызнула на лицо Рэнлы, когда он клацнул гнилыми зубами всего в паре дюймов от ее щеки. Рэн отпустила меч, вцепилась в остатки волос одержимого и потянула, стараясь не дать тому вгрызться ей в шею или плечо. Монстр, не переставая ее душить, второй рукой надавил Рэн на спину. Смерть ощутила, что ребра вот-вот начнут ломаться. Она из последних сил дернулась и умудрилась обхватить голову одержимого ладонями, большими пальцами нажала на горящие холодным светом глаза. Из глазниц брызнула смердящая смесь крови и какой-то жижи болотного цвета, пальцы Рэн провалились в череп.

– Д-д-д… да… ус… ни… у… же…

Одержимый скорчился, его ладонь на миг еще крепче сжала шею Рэнлы, а потом он, наконец, обмяк.

Рэн, кашляя и хрипя, сползла с монстра и распласталась на спине рядом с ним. С огромным трудом заставила себя повернуть голову: чуть поодаль добивали последнего одержимого ее Проводники, которые выглядели не менее измученными и потрепанными, чем она.

Смерть прислушалась к ощущениям и поняла, что на ней не осталось живого места. Запас магии почти иссяк: его едва хватало, чтобы поддерживать Проводников.

– Напомни, чтобы я больше никогда не соглашалась на участие в твоих авантюрах, – с трудом ворочая языком от усталости, сказала Рэн приближающемуся Стемгалу, которого, благодаря острому драконьему слуху, узнала по шагам. – И я велела тебе уходить и спрятать раба.

– Я спрятал, – ответил наместник, по пути подбирая ее меч. – Но не вернуться не мог. Разве посмел бы я бросить тебя? – Он вытащил второй меч из тела одержимого и присел рядом с ней на корточки. – Выглядишь паршиво, сама бы ты до нас точно не дошла.

– Полежу немного и смогу встать. – Рэн сняла маску и попыталась ободряюще улыбнуться, но Стемгала это ничуть не успокоило.

Он видел: сама Смерть не поднимется, сколько бы ни храбрилась. С такими ранами непросто удержаться за жизнь даже Богине.

– Некогда лежать. К арене стягивается вся городская стража. Скоро они поймут, что тут все стихло, и решатся войти. Ни к чему им видеть тебя и твоих Проводников. – Наместник кивнул в сторону слуг Рэнлы, которые усмирили последнего из одержимых и теперь подошли к ним. – Твари очнутся от ваших заклинаний еще нескоро. Стражники сами смогут отрезать им конечности и вывезти за город.

Стемгал был прав. С отрубанием конечностей стражники должны справиться. Главное, чтобы не удумали протыкать одержимым сердца, но Рэн успокоила себя тем, что сейчас любой ребенок знает: убивать одержимых нельзя, если не хочешь, чтобы живущие в них призраки заняли твое тело.