— Вы же сказали, что будет одна встреча, — встревожился Борис. — А тут еще куда-то ехать...

— Парень с игрушками — это не наш человек, он просто выдаст вам заученный текст, он ничего не будет с вами обсуждать, потому что это вообще никак его не касается.

— Я рискую, — сказал Борис. — Я боюсь, что за мной ведется наблюдение... Или прослушивание. Это не сто процентов, но все-таки...

— Тогда лучше выехать из Москвы, — сказала трубка. — Все «хвосты» обрываются, да и микрофоны так далеко не пашут... Маршрут и время вам скажут в Александровском саду. Мы заинтересованы в вас как в клиенте, поэтому постараемся сделать все по высшему разряду. Нам невыгодно, чтобы вы попались.

«Я не попадусь», — подумал Борис. Как ему и было велено, он купил в Александровском саду игрушку. Маленькую коричневую обезьянку. Подарок самому себе на двенадцатое октября.

— Не вижу энтузиазма на ваших лицах, — сказала Морозова, обозрев свою команду. Впрочем, поставь кто-нибудь перед ней зеркало, энтузиазма в нем также не нашлось бы. Но в том-то и заключается почетная обязанность лидера, чтобы сделать в нужный момент из дерьма конфетку и расстрелять всех, с этой трансформацией несогласных. Морозова чуть сползла со стула и кого-то наугад пнула под столом — слегка, чтобы проснулись. Кажется, попало Карабасу — он вздрогнул и изумленно уставился на Морозову.

— Лучше хреновая работа, чем никакой работы, — объявила та ему, но данный афоризм не изменил Карабасова настроения. Первым очнулся от тягостных раздумий Дровосек. Он рассмотрел ситуацию под своим углом зрения.

— Интересно, — сказал он, мечтательно рассматривая датчики пожарной сигнализации в потолке. — А премию нам потом дадут?

— Догонят и еще раз дадут! — съехидничал Карабас.

— Ну как же, мы вытащим Лавровского в Москву — и за бесплатно, что ли?! Он там уже больше года сидит, типа зубы лечит...

Морозова усмехнулась — официальной версией дальнего и долгого отсутствия председателя совета директоров «Интерспектра» действительно было лечение зубов. Пресс-служба корпорации нарочно бросила вопрошающим эту нелепую версию, чтобы подкрепить негласно распространявшееся мнение — Лавровский сидит за границей из-за политики. Сидел он там уже тринадцать месяцев и за это время мог раз десять полностью поменять зубы от первого до последнего.

— И они не могут его вернуть в Москву, — продолжал выступать Дровосек. — Вся их компания, которая тусуется с министрами, с генералами, с прокурорами, — они не могут его вернуть, потому что здесь его сразу посадят. А если мы это сделаем — что же, нам просто «спасибо» скажут?! Нет, я на такое не подписывался...

— Шеф наверняка тоже не из-за премии надрывается, — негромко заметил Монгол.

— Не из-за премии, — согласился Дровосек. — У него ставки повыше. Если Лавровского вытащит именно он, то есть вытащим мы, то Шеф пойдет на повышение. Он сядет возле Лавровского, сядет на бабки и сам начнет себе премии выписывать, сколько вздумается и когда вздумается...

— Лучше, чтобы наверху был Шеф, чем кто-то другой, — подал голос Карабас. — Он наверняка про нас не забудет... А то, я слышал, есть и другие варианты.

— Обалдеть! — сказала Морозова. — Не Служба безопасности, а какой-то базар! Все только и делают, что слушают сплетни и их разносят! То мне Кабанов начинает всякую туфту гнать, потом ты. — Она иронически посмотрела на Дровосека. — А теперь вы все хором! Я уже как-то неудобно себя чувствую — одна я никаких слухов не пересказываю, одна я не в курсе дела! Выходит, одна я не похожа на базарную бабу! Как бы странно это ни звучало.

— Но вопрос о премии ты все же поставь, — упрямо пробубнил Дровосек.

— То, что ты предлагаешь, называется — делить шкуру неубитого медведя, — отрезала Морозова. — Или писать вилами на воде. Вообще, говорить собиралась я, и говорить я хотела, в отличие от вас, по делу. Так что прикусите язычки и уделите мне пять минут своего драгоценного времени...

И они прикусили языки, а Морозова стала говорить, и она поведала им про суету в «Рославе» в пятницу вечером, про перехваченный телефонный разговор Челюсти с другим ответственным чином из рославовской СБ, про поступивший в милицию запрос насчет пропавшего гражданина Романова Б.И.

Больше ей рассказывать было нечего, потому что остальное им нужно было вызнать самим; не просто вызнать, но и вмешаться в ситуацию, а в результате этого вмешательства — согласно странной логике Шефа — «Рослав» должен был оказаться припертым к стенке. А глава «Интерспектра» получить полную свободу в пересечении границ. Когда Морозова мысленно сопоставила то, что у них имелось, и то, что они должны были получить в итоге, ей стало немного не по себе.

— Сколько у нас времени? — поинтересовался Дровосек.

— Времени у нас нет, — сказала Морозова. — Мы и так опаздываем: вся каша заварилась в пятницу вечером, а мы подключаемся только сегодня. Чтобы как-то исправить ситуацию, первое время будем работать поодиночке. У каждого свое направление. Каждый час выходим на связь и обмениваемся информацией.

— Я тоже? — немного удивленно осведомился Карабас, чья работа обычно заключалась в том, чтобы сначала подвозить, а потом вывозить команду Морозовой.

— Тоже, — сказала Морозова непререкаемым тоном. — Кирсан в больнице, так что лишних людей у нас нет. Теперь по направлениям. Ты, — она посмотрела на Карабаса, — останешься на этаже, сядешь за компьютер и вытащишь все, что известно про этого Романова: биография, семья, отдел, в котором он работал. Главное — определить, в чем его ценность для «Рослава». Официально он вроде бы числится простым операционистом, однако из-за простого операциониста не поднимали бы такой шум. — Морозова имела достаточные основания подозревать «Рослав» в неискренности, поскольку сама числилась в штатном расписании «Интерспектра» секретарем-референтом. — Поговори с ребятами, которые отслеживают банковский сектор «Рослава», они тебе подскажут... Дальше. — Она перевела взгляд на Дровосека. — У нас имеется фамилия «Бурмистров». От его имени подали заявление в милицию о пропаже Романова. Ясно, что в «Рославе» работают люди серьезные и назвали они не первую попавшуюся фамилию. Вероятно, существует некто Бурмистров, имеющий близкие отношения с пропавшим Романовым. Сосед, или сослуживец, или родственник. Выясни, постарайся найти этого Бурмистрова и...

— Понятно, — сказал Дровосек.

— ...выясни, что он знает. Не переусердствуй. Лучше всего, если Бурмистров станет нашим осведомителем. «Рослав» будет с ним контактировать, а он будет нам сообщать об их действиях. Монгол, — посмотрела Морозова на самого молчаливого и самого надежного человека из своей команды, — мы пойдем к Романову домой.

— Адрес известен?

— Да. Это в «Славянке». Во второй «Славянке». Поэтому я не пойду туда одна, я возьму тебя с собой.

Монгол понимающе кивнул. Он тоже считал, что жилой комплекс «Славянка-2» — совсем не то место, куда молодой женщине стоит отправляться одной на ночь глядя.

— Прежде чем мы разбежимся, — сказал с необычной для себя рассудительностью Дровосек, — я хотел бы кое-что прояснить...

Морозова подумала, что это снова будет по поводу прошлого задания и ущемленного самолюбия, но она ошиблась.

— Вот мы сейчас будем искать какого-то там мужика из «Рослава»... А это точно, что не мы его украли? Какой-нибудь Кабанов свистнул парня, а мы не в курсе...

— Совершенно точно, — ответила Морозова. — Мы этого парня не крали. Ни Кабанов, ни другие. Шеф мне дал стопроцентные гарантии.

— Ну тогда это вообще дико, — встряхнул головой недоумевающий Дровосек. — Если мы не крали... Кто же тогда на него позарился?!

За пять дней до назначенного срока, седьмого октября, в воскресенье, Борис оставил на заднем сиденье своей машины девяносто тысяч долларов. Не то чтобы он рассыпал зеленые купюры по сиденьям, нет, деньги лежали в кейсе, но даже так — при том, что машина была оставлена на охраняемой стоянке, — все это было довольно дико. Потому что Борис оставил кейс незапертым. А кроме того, он совершенно точно знал: когда вместе с женой и дочерью он отсмотрит новейший американский боевик в «Пушкинском» и вернется к машине, денег в кейсе не будет. Это ему гарантировали.