– Слушай, я тут знаешь что подумал? Странно, что квартира не под сигнализацией, – проговорил я.

– Мне это тоже показалось странным.

– Как-то это все подозрительно… тебе так не кажется?

– Кажется. А что делать? Работать как-то надо.

– Это верно, – вздохнул я, поднимая глаза на металлическую штуковину, закрепленную над окном с уличной стороны. Опускающиеся жалюзи, сейчас поднятые. Как-то хотел себе такие поставить. Через них свет вообще не пробивается в комнату.

– Ладно, пойду другую комнату посмотрю, – сказал я.

И вот я в ней. Длинный шкаф, забитый книгами, большой глобус в углу, журнальный столик по центру, шикарные кожаные кресла рядом. Бильярдный стол у окна, у стены – тумбочка с баром и набором сигар. Комната отдыха, явно. Пролистал несколько книг. Теоретически, в них мог быть тайник, но проверять все – слишком долго. Да и зачем? Сомневаюсь, что Кочетков хранил бумажные письма от Гречкина. Сейчас вся переписка в сети. Крутанул глобус, катнул по столу бильярдный шар. Нет, здесь мне делать нечего. В кармане завибрировал телефон. Писарский.

– День добрый, есть новости? – спросил я, крутя глобус и приглядываясь к континентам. Потом подошел к окну, глянул на двор. В этой комнате тоже над окном висела коробка с жалюзи.

– Здравствуй, Игорек. Да, есть новости, – голос профессора был серьезным и встревоженным. – И они не очень хорошие. Твой тест… ты его не прошел.

– Я в курсе. Ерунда полная ваш тест, если честно, – сказал я, как есть, подойдя к бару. Начал рассматривать бутылки с алкоголем.

– Все очень серьезно! – вспылил Писарский. – Я отправлю к тебе свою дочь, ее зовут Эмма, чтобы разобраться в ситуации. Она физик.

В следующий миг за окном что-то загудело, и жалюзи стали опускаться. Что за…

– Извините, пора идти, работа, – сказал я, понимая, что резко стало не до разговоров. Уставился на жалюзи, которые медленно закрывали окно, погружая комнату в темноту.

– Игорек, постой! Эмма прилетит завтра вечером. Нужно встретить ее в аэропорту!

– Встречу!

– Но ты не знаешь, как она выглядит.

– Пришлите фото, – ответил я и сбросил вызов. Некогда лясы точить, сейчас начиналась какая-то заварушка. Не нравилось мне, что жалюзи вдруг стали закрывать окно.

Рванул к Денисову, мгновение и я уже рядом с ним. Вся квартира погрузилась в непроглядную тьму, жалюзи плотно запирали окна. Но это было лишь начало кошмара. Потолок выдохнул нечто похожее на струю воздуха, и продолжил с шипением впрыскивать его в помещение, как будто выполняя чужой злой умысел. Я включил фонарь на телефоне. Николай выдернул флэшку из ноутбука, аккуратно сложил его и вернул на место.

– Все, валим! – сказал он.

Но мы не успели добежать до двери гостиной. Я почувствовал, как сознание медленно ускользает, и, теряя опору, рухнул на пол, погрузившись в темноту.

В отключке я увидел Аню – мою самую большую любовь. Она жила напротив детского дома, в доме с чистыми подъездами и приличными соседями. Отец и мать ее преподавали в университете, такие люди, которые всегда знают, как правильно. В отличие от меня. Ей было шестнадцать, как и мне, но выглядела она уже совсем взрослой.

Я стоял у окна подъезда, наблюдая за темным двором, который освещался единственным фонарем. На дворе декабрь – вокруг лежали снег и лед. Ветер качал ветки деревьев, и они скрипели, словно предсказывая беду. В приоткрытую форточку доносились отрывки разговоров и шум вечернего города.

– Пропустите! – голос Паши прозвучал неуверенно, несмотря на попытки казаться смелым перед четырьмя подвыпившими парнями. Они были постарше, покрепче, по их движениям сразу было ясно – эти парни больше времени проводят на ринге, чем за учебниками.

Аня вжалась в руку Паши – своего парня и моего друга, ее глаза поблескивали страхом. Мы все знали, что дело плохо, но надеялись на чудо, которое, как всегда, опаздывало.

– Иначе че? – прогнусавил один из них, его голос был пропитан презрением и уверенностью в своей безнаказанности.

– Я не хочу проблем, – Паша пытался казаться спокойным, но я видел, как дрожат его руки.

– Слышь, а это че такое? – второй дернул за край красного шарфа, небрежно обмотанного вокруг шеи Паши.

– Ну как что… шарф, – Паша растерялся, его голос потерял остатки уверенности.

– А че красный-то? – спросили третий, в его тоне сквозила угроза.

Все по классике: поздний вечер, пустой двор, выпившая шпана. Я стоял у окна подъезда, охваченный страхом и безысходностью. Я понимал, что если выйду на помощь Паше, наши шансы на удачный исход были ничтожны. Оставалась лишь призрачная надежда, что кто-то случайно окажется поблизости и вмешается, но двор был пуст, как и все наши надежды.

Я пригляделся к четверке незнакомцев. В их фигурах и движениях было что-то знакомое. И тогда я увидел эти оранжевые глаза, сверкающие в полумраке. Гарик. Гарик и его банда. Тревожная догадка ударила меня в грудь, как холодный ветер: ситуация обернулась еще хуже, чем я мог представить.

Тон в адрес Паши становился все более угрожающим. Аня взмолилась своим дрожащим голоском, прося оставить их в покое. Один из парней пихнул Пашу в грудь, потом еще раз. Мой друг попытался толкнуть его в ответ, но тот увернулся, и Пашка полетел на обледеневшую дорогу. Шпана налетела на него тут же, принялась бить его ногами.

– Перестаньте! – завизжала Анька. – Не бейте его!

Но банда не слушала. Отчаявшись, Аня взвыла мое имя:

– Игорь! Игорь, помоги!

Я проглотил вязкую слюну и не мог заставить себя прибежать на помощь. Хотел, да и обязан был, по идее. Как ни крути, вмешаться стоило. Я прекрасно помнил, чем заканчивались мои встречи с Гариком и его бандой. Получить перед Анькой от банды Гарика? Нет, этого не хотелось больше всего. Еще больше не хотелось, чтобы он в очередной раз меня унизил. Этого я перед Анькой не потерплю и не допущу. Лучше переждать в подъезде, типа, я до сих пор у Генки, выбираю диски. Поколотят Пашку, и все на этом. Дождусь, когда все закончится и выйду, и сделаю вид, что я ни сном ни духом, что произошло.

– Игорь! Игорь! Мамочки, мамочки! – кричала Аня.

Паше тем временем приходилось несладко. Он выл и кричал он боли, но это только раззадоривало банду. Я сжал пальцы до хруста, кожа на костяшках побелела. Внутри клокотало от злобы и от страха, будто я был на грани взрыва. С каждой секундой, пока я наблюдал, как избивают Пашу, что-то во мне натягивалось до предела. А что будет с Аней, когда все закончится? Мысли вихрем проносились в голове, каждая мрачнее другой. Ни одна из них не имела права сбыться. Я надел перчатки на похолодевшие руки, слетел по ступенькам вниз и выскочил во двор. Остановился, не доходя несколько шагов до банды, не зная, что делать, как подступиться. В этот момент Аня, заметив меня, радостно вскрикнула:

– Игорь, ты пришел!

Ее реакция придала мне сил. Адреналин, замешанный на любви к Аньке, хлынул в кровь, смывая страх и неуверенность. Я бросился на помощь другу. Бросил одного, затем второго. Оставшиеся двое на миг прекратили избиение, озадачено оглядываясь. Поняв, что пришла подмога, они оставили Пашу и двинулись на меня.

– Пустышка, ты что ли? – спросил Гарик, всматриваясь в мое лицо своими кислотно-оранжевыми глазами.

Банда замерла в ожидании развязки. Во мне вспыхнула робкая надежда, что все может закончиться миром и Гарик с бандой отступят. Почему бы и нет? Я надеялся, что те два года, проведенные с Гариком в интернате, сыграют мне на руку, и он по старой дружбе, хотя язык не поворачивается так сказать, от нас отстанет.

– Здорова, Гарик, – ответил ему. – Хорош уже.

– Не, не, не. Все только начинается! – он оскалился в хищной улыбке, дыхнув на меня запахом алкоголя.

Те двое, которых я бросил на землю, уже поднялись и теперь подходили ко мне со спины, словно тени из мрака. Я осознал, что все действительно только начинается, и, охваченный паникой, стал пятиться к подъезду. В голове не укладывалось, как так все повернулось этим вечером.