– Нет. Просто вас пригласили на беседу в рамках внутреннего расследования инцидента. Считайте это формальностью, – ответил Денисов. – Нужно ответить на несколько вопросов. Мы вас долго не задержим. Вы готовы?

– Да. Только можно сначала воды?

Я поднялся со стула, набрал из кулера воды в пластиковый стаканчик и подставил его перед девушкой на стол. Вернувшись на свое место, заметил, что ее руки дрожали, когда она подносила стакан к губам. Волнуется? Возможно. На ней были очки в черной оправе, красная помада на губах, глаза накрашены сильнее, чем стоило. Несмотря на то, что белая блузка застегнута на последнюю пуговицу, юбка была короткая.

– Что вы можете сказать о Смогржевском? Как охарактеризуете?

– Я с ним мало общалась. У нас были разные сферы деятельности в компании. Хоть о покойниках плохо нельзя, но мне он показался грубым человеком. Его жене я бы не позавидовала.

– В чем это выражалось?

– В общении. Ни здравствуйте, ни до свидания. Может просто взять и оскорбить человека, а для него это было как в порядке вещей.

– Вы сказали, что вы мало общались. Разве этого общения было достаточно, чтобы сложить о нем верное впечатление?

– Мне хватило одного раза работы с этим человеком. Я должна была подготовить пресс-релиз по открытию нового производственного здания, пришлось ходить к Смогржевскому и уточнять некоторые детали, так как он как главный инженер отвечал за его строительство. С самого начала наши взаимоотношения не заладились, какая-то личная неприязнь друг к другу. Мне было тяжело с ним работать. Вспоминаю те дни как кошмарный сон.

– Ваш ответ исчерпывающий. Следующий вопрос: где вы находились в момент самоубийства, в районе девяти вечера?

– Я была на рабочем месте. Готовила материалы ко дню алмазодобывающей промышленности. Где-то в пол одиннадцатого ушла домой.

Эфэсбэшник недолго о чем-то думал, потом проговорил:

– Мы оставим вас на пару минут, – и, поднявшись, кивнул мне на выход.

Вышли в коридор. Николай плотно закрыл дверь.

– Что скажешь? – спросил он у меня.

– Ерунда какая-то. Зачем менять показания?

– Не знаю. Есть версии?

– Нет. А у тебя?

Он кивнул. Затем достал из кармана телефон и стал кому-то звонить. Когда ему ответили, он сказал:

– Вадим, проверьте для меня кое-какую информацию. Узнайте у руководителей Гречкина, Кляйндт, Безрукова задерживались ли их подчиненные на работе в день самоубийства. А точнее, имелась ли у них в тот момент срочная работа.

Чижов что-то проговорил, Николай ответил:

– Я помню, что в протоколах допроса отражено, что они отмечали день рождения. Но все равно уточните мой вопрос. Жду.

Денисов завершил вызов и, убрав телефон, проговорил:

– Наши свидетели ведут какую-то странную игру, нет?

– Не совсем понимаю, что происходит. Зачем им менять показания?

– А вот это нам и предстоит выяснить. Пойдем.

Вернулись в кабинет.

– Все в порядке? – спросила Кляйндт.

– В полном, – ответил Денисов, усаживаясь на свое место.

Я встал сбоку от окна. На улице раздался вой сирены – то ли скорой, то ли полиции.

Николай продолжил:

– Как вы объясните следующую ситуацию: вы сказали полиции, что в тот вечер отмечали день рождения Безрукова. А нам говорите совсем иное.

– В каком смысле?

– Прошу вас прочесть ваши показания полиции, – ответил эфэсбэшник и подвинул ей материалы дознания. Кристина прочитала, и туго сглотнув, отодвинула их обратно Денисову. – Я… я этого не помню. Тогда я была в таком стрессе, что все было как в тумане… могла всякой ерунды наговорить… – И помолчав, спросила:

– Это плохо? Ну, что мои показания теперь не сходятся?

– Мало хорошего… Кристина, скажите, знал ли ваш начальник, что вы задержались на работе и готовили пресс-релиз?

– Конечно. Я сказала ей, что буду работать допоздна, так как на следующий день отпросилась.

– Ваш начальник может это подтвердить?

– Да. А в чем, собственно, дело? Вы меня в чем-то подозреваете?

– Не принимайте близко к сердцу, стандартная процедура проверки, – отмахнулся Денисов. – Может быть, подозреваете кого-то, кому была выгодна смерть Смогржевского?

– Нет, не думаю, что кому-то это было выгодно. По крайней мере, я таких людей не знаю.

– Был кто-то еще в здании вместе с вами?

– Видела Вадима. Больше вроде никого не было.

– Вы имеете в виду Гречкина?

– Да. Видимо, он тоже остался доделывать работу.

– Ладно, на этом пока что все. Можете идти.

***

После тяжелого разговора с Денисовым Кристина вернулась в свой кабинет, и, словно укрываясь от преследователей, прислонилась спиной к двери. Она закрыла глаза и, замерев, пыталась вернуть дыхание в норму. Допрос разъедал ее нервы, как кислота. Когда дрожь в руках чуть стихла, она села за свой стол, высыпала из флакона несколько успокоительных таблеток, которые всегда носила с собой, затем запила их водой.

Эти двое из службы безопасности сразу вызвали у нее отторжение, особенно тот, кто задавал вопросы. Его взгляд, казалось, проникал под кожу, выискивая самые темные тайны Кристины. Она чувствовала, как от него исходила угроза, как будто он мог видеть все ее прошлое насквозь. Но больше всего ее тревожили несостыковки в ее показаниях. Откуда взялась бумага, где утверждалось, что в день самоубийства она праздновала день рождения Безрукова? Кристина с трудом вспоминала, что именно говорила полиции. Тогда она была в таком жутком стрессе, что разговор с полицейскими проходил как в тумане. Но сейчас была уверена, что не могла сказать такого. От всего этого ей стало не по себе.

Взгляд Кристины упал на пластмассовый стакан для карандашей. Такой же стакан стоял на столе Смогржевского. Со дна памяти мутным илом поднялись на поверхность обрывки воспоминаний о том дне, когда все случилось.

Это был обычный рабочий конфликт, даже не из-за работы – просто Смогржевский был не в духе. Но его слова резали по живому.

– Войдите! – глухо донеслось из-за двери, когда Кристина осторожно постучала.

Она переступила порог и замерла. Смогржевский стоял у открытого окна и курил. Не поворачиваясь, раздраженно бросил:

– Что надо?

«Не в духе», – мелькнуло у нее в голове.

Ей совсем не хотелось начинать разговор. Лучше бы подождать, когда он успокоится. Когда она говорила с людьми, которые были в дурном расположении духа, всегда боялась, что ее ударят. Сама не знала, откуда был этот страх. Но время поджимало, и рабочий вопрос нужно было решать здесь и сейчас.

Набравшись смелости, она произнесла:

– Сергей Викторович, нужно подготовить пресс-релиз к открытию новых производственных зданий. Необходимы их характеристики, в какой срок была окончена стройка, количество рабочих, которые участвовали... И еще хотелось бы узнать подробности о назначении зданий.

Она зацокала каблуками к столу, опустилась на стул, открыла ежедневник и щелкнула авторучкой, готовясь делать пометки. Ее взгляд упал на тубу с таблетками на его столе, затем скользнул по стакану для карандашей.

Смогржевский молчал. Кристина подняла глаза и посмотрела ему в затылок. На толстой шее виднелась полоска от двух жировых складок. Кляйндт охватило отвращение. Эта деталь казалась ей невыносимо мерзкой. Холодок пробежал по рукам, оставив за собой мурашки.

Затянувшись, он проворчал:

– Вся информация есть в техническом отделе. Они подготовили презентацию. Хоть раз в жизни оторви свою жопу от кресла, дура тупая, и сходи в технический отдел.

–Что вы себе позволяете?!

– Что считаю нужным, то и позволяю, – ответил он, снова затягиваясь.

– Попрошу вас соблюдать субординацию!

– У тебя ко мне все?

– Я видела презентацию. Там нет того, что мне нужно. И вообще она сделана коряво!

– Коряво у тебя мозги устроены. Ты только ртом зарабатывать можешь, а не головой. Так свою должность и получила. У шефа всегда была слабость к бабам. Через постель любой ваш каприз.