Что‑то скрипнуло. Открылась входная дверь.

– Хит, – осторожно проговорила Кэтрин, отодвигаясь.

Парень обернулся. На пороге стояла женщина, наверняка его мама, которая тоже явно не ожидала гостей. Они обменялись парой фраз по‑испански, после чего женщина, улыбнувшись, вернулась в дом. И Хитклифф произнес:

– Кофе? Облеас? Горячий шоколад?

Кэтрин понятия не имела, что означает «облеас», но на всякий случай замотала головой:

– Ой, нет, неудобно, ты что! Да и вообще…

как‑то…

– Будет воспринято почти как личное оскорбление, – прошептал он, шагнув к ней и чуть наклонившись.

– Ты же помнишь, что я просто катастрофа по части милого общения? И да, у меня плохо, все очень плохо с испанским. Без-на-деж-но.

– Не думаю, что это станет проблемой, – улыбнувшись, покачал головой Хитклифф, явно подталкивая девушку в сторону дома.

И Кэтрин сама не знала, почему это так ее пугало. Может, из‑за того, что почти не сопротивлялась?

Дом выглядел совершенно обычно. Пусть это был и не один из тех роскошных особняков с улицы Уилсонов или Джонсонов, но ухоженный и аккуратный. По крайней мере, порядка на газоне было в сотню раз больше, чем у нее самой.

– Давно вы здесь живете? – спросила она у порога.

– Пару лет.

– А до этого?

– Гораздо южнее.

Какой глупый вопрос, Деполе ведь городок маленький, а такого, как Хитклифф, сложно не запомнить. Наверняка он учился бы в той же школе.

Странно, что она раньше об этом не подумала.

Расстегнув куртку, Кэтрин огляделась по сторонам. На стенах висели фотографии. Такое количество, что во всем ее доме, включая архивы за три поколения, не найдется столько. А потом услышала вопрос по‑испански, пойманная хозяйкой дома за разглядыванием. Боже, наверняка мама Хита решила, что для Кэт этот язык такой же родной, как и для нее. Логично, что они приглашают в гости «только таких» девушек.

Кэтрин попыталась вспомнить уроки испанского с мисс Кордоной, но не могла воскресить в голове ни слова. Эти занятия всегда крайне плохо ей давались, так что при первой возможности она исключила их из собственного расписания.

– Хитклифф, – негромко позвала она, понимая, что без переводчика точно не обойдется. – Ты не мог бы мне помочь? Передай, пожалуйста, своей маме, что мне очень приятно, что она меня пригласила.

Стряхнув с головы снег, он повесил на крючок куртку и произнес:

– Мама, Кэтрин говорит, ей очень приятно, что ты ее пригласила.

– Приятно познакомиться, Кэтрин, – улыбнулась женщина. – Мы всегда гостям только рады.

– О боже, – прижала она ко рту руки.

Но все лишь рассмеялись.

– Я сделаю кофе.

Женщина ушла, а Кэт толкнула Хитклиффа в бок, заметив громким шепотом:

– Неужели нельзя было сказать, что вы дома говорите не только по‑испански?

Но тот лишь рассмеялся:

– Слушай, Кэт, но это же очевидно.

– Да с тобой в этом мире ничего очевидного быть не может. И что сказала твоя мама?

– Что твой взгляд как прицел винтовки. Точно знает, куда бить.

– Почему она так сказала?

– Потому что из почти сотни фотографий ты смотришь на мою бывшую.

Кэтрин почувствовала, как неожиданно краснеют уши.

– Какие глупости! – возмутилась она. – Я подумала, это сестра.

– Это девчонка, с которой я впервые целовался на заднем дворе ее родителей. До того, как нас застукали. Но это слишком старая история. – Он протянул руку и отодрал карточку, кем‑то прилепленную на двусторонний скотч поверх другого фото. – На самом деле не знаю, что это фото здесь делает. Наверное, кто‑то из братьев решил приколоться.

Кэтрин хотела спросить, сколько у него братьев, но почему‑то произнесла:

– Вы давно расстались?

– Да, – прикинул он в уме. – Достаточно давно.

– Почему?

Хитклифф лишь пожал плечами:

– Не знаю, просто не сложилось. Без особых причин.

– Это так странно.

– Почему? – складывая фотокарточку пополам и убирая в карман, спросил Хитклифф и прищурился. – Неужели ты не хранишь фото мальчика, который тебя впервые поцеловал? Это же, черт возьми, так романтично!

– Нет.

– Ну я, в общем, и не сомневался.

И тут Кэтрин вдруг стало обидно. Не из‑за того, что ее назвали неромантичной особой, скорее из чувства несправедливости. Ведь это дело ее принципов.

– Я просто не верю в любовь, – совершенно серьезно произнесла она.

– Почему?

– Потому что есть статистика, исследования.

Ты знал, что разводы в нашей стране составляют более пятидесяти процентов от…

– СМИ врут.

– Ты тоже.

Он ухмыльнулся. Она на секунду засмотрелась.

В комнате было тихо, уютно, горел мягкий свет, и сбегать больше не хотелось, но хотелось опустить взгляд, и это чувство было для нее в новинку.

Обычно она встречала людей взглядом в лоб. Но это было не смущение. Что‑то совсем другое, новое.

– Хитклифф, – окликнула сеньора Риверо, прерывая их безмолвный диалог взглядами. – Я сварила кофе. Но твоя девушка слишком худая.

Ее надо накормить.

– Что? Нет! – запротестовала Кэтрин, на что Хит, положив ладонь ей между лопаток, лишь хмыкнул:

– Не обращай внимания, идем.

В тот день Кэтрин уяснила для себя две вещи:

что самые вкусные в мире вафли носят самое странное в мире название и что делают их вовсе не в Колумбии, а вниз по Миссисипи-роуд. И что извиняться не так страшно, как кажется. А потом всю дорогу до дома не могла перестать улыбаться.

* * *

Поездка за платьем была запланирована на субботу, и Пенни ждала ее с содроганием. Вообще‑то бóльшую часть красивой одежды она покупала именно с Сарой, и это было привычным делом. Она знала, что они сейчас включат музык и будут всю дорогу болтать, но почему‑то именно в этот раз ей было не по себе. Она искренне любила маму Люка, но не могла себе представить, что однажды за столом рядом с семьей Уилсон будет сидеть какая‑нибудь Сью и Сара поедет покупать какой‑нибудь Сью платье. И нет, Пенни не мечтала о платье. Да, она знала, что рано или поздно у Люка появится постоянная подружка и будет странно продолжать дружить с его мамой. Да, да, да, но… Сердце Пенни не справлялось с такой нагрузкой.

– А вот и я! Чай в дорогу! – Сара отряхнула волосы от снега, который свалился с елового венка на входной двери, и перевела дух. – Я так ждала этого дня, честное слово! Мечты сбываются… Сейчас захватим Люка – и в путь.

– Л-Лю-Люка? Ему т‑то-тоже нужно платье?

– О нет, конечно.

Сара расхохоталась, втянула голову в плечи, пытаясь рассмотреть дорогу и подслеповато щурясь, а потом выехала со двора. Машина явно направлялась в сторону школы, где у Люка вполне могла быть сегодня тренировка, но Пенни не хотела признавать, что точно знает об этом.

– Ему же нужен костюм.

– Может, мне пересесть…

– Нет, сиди тут, не хочу ехать под его бубнеж, он считает, что я плохо вожу. Какие планы на Рождество?

– Смотреть «Чудо на Тридцать четвертой»

и есть пиццу с мороженым, – буркнула Пенни и отвернулась, чтобы не расплакаться.

Этим утром родители сообщили, что всем, кроме них, тайный Санта принес на Рождество выходной.

К большому сожалению, ни хирургическое, ни родильное отделения не обойдутся в рождественскую ночь без врачей, а значит, кто‑то должен работать.

Вообще‑то у Пенни было не так много праздников, проведенных в кругу семьи. Всякий раз уже ко Дню благодарения выяснялось, что кто‑то что‑то напутал в расписании и обещанного выходного не будет.

Или за ночь до Рождества кто‑то менялся сменами, заболевал, умирал, случалась массовая авария, и родителей вызывали в больницу. Это Рождество было последним перед поступлением, и Пенни зачем‑то размечталась, что оно станет особенным.

Теперь же пожинала плоды собственных завышенных ожиданий.

– Ты же не думаешь, что мы позволим тебе отмечать Рождество в одиночку? – ахнула Сара. – Будет ужин. Сходим в церковь.