– Как мило! Надеюсь, ты найдешь что‑то особенное. Ты такая хорошенькая! Думаю, что тебе пойдет бордовый или… хм, знаешь, что‑то такое темно-синее. Как думаешь, Люку нравится голубой цвет? Мне просто так идет голубой…

– Мне кажется, ему нравится красный…

Пенни вспомнила, как в том сне, который оказался не сном вовсе, Люк укрывал ее одеялом, потому что «баскетбол и ноги – его слабость». Форма была красной.

– Красный?.. А розовый? Может, розовый?

Красный такой кричащий.

– Да, розовый тоже подойдет, – через силу выдавила Пенни и улыбнулась.

Ее розовое платье так и висело в шкафу, оно пахло Люком и напоминало о поцелуе. Пенни ни о чем не жалела. Ей нужен был этот поцелуй, просто чтобы знать, что она теряет, но при одном взгляде на дверь гардероба сердце все равно сжималось от тоски.

– Ты чудо, – искренне сказала Сью и крепко обняла Пенни, прежде чем уйти из туалета.

С тушью было покончено, и можно было идти на урок. Они с Люком всегда сидели вместе на английской литературе, и ей еще предстояло

улыбаться ему и давать списывать. Давай, Пенелопа Пон… Пенелопа Грейс Браун. Он все равно не мог стать твоим.

* * *

Если бы кто‑то спросил у Кэтрин Ли в конце дня, что рассказывали на уроках, она ничего не смогла бы ответить. Потому что с момента ссоры с девочками не расслышала ни единого слова.

А еще ее грызла совесть. Если кто‑то узнает, что именно она грохнула зеркало в туалете, не видать ей ни нормального рекомендательного письма, ни характеристики. А Лиге плюща вряд ли нужны истерички, швыряющиеся ежедневниками.

– Боже, – простонала она и упала лицом на парту.

Пойти на сделку с совестью ради будущего или пожертвовать будущим ради спокойствия совести?

Когда этот выбор был легким?

Телефон загудел, и Кэтрин едва не подпрыгнула.

«У нас проблема!» – именно так начиналось почти каждое сообщение, что слал ей Эрлингтон. К концу второго месяца Кэт уже серьезно сомневалась, а нуждается ли вообще школьный комитет в этом человеке?

«Что случилось?» – спрятав телефон под парту, напечатала она. Снова кто‑то ногу сломал? Команде хора понадобился зал для репетиций? Потолок рухнул, похоронив все сделанное под руинами?

«Твой парень, – написал Эрлингтон. – Он создает неприятности».

«Подумаешь, новость!» – хмыкнула Кэтрин, хотя тут же, возмутившись, собралась добавить, что он совсем не ее парень, и вообще, что он опять умудрился сделать, но телефон звякнул снова:

«С ним только что разговаривал директор, мы решили не предавать инцидент огласке и просто продлили ему часы наказания, накинув еще сорок.

Просто чтобы ты была в курсе».

«Че-е-ерт!» – застонала Кэтрин, зажмурившись.

С тех пор как этот парень переступил порог школы, все пошло кувырком. Ну теперь она точно ем покажет. После уроков она ожидаемо нашла Хитклиффа в спортивном зале. Том самом, что последнюю неделю был отдан для подготовки бала. Та же толстовка, те же продранные на коленях джинсы, кисточка в руках. Вот только правое запястье перебинтовано.

– Что с рукой? – прямо с порога громко спросила Кэтрин.

Хитклифф вытащил из ушей наушники и, обернувшись, посмотрел на нее:

– О, это ты.

– Что с рукой? – повторила Кэт еще громче.

Вытерев ладони о висящую на поясе тряпку, он поднялся и произнес:

– Да так, ерунда, кое с кем подрался.

И это ерунда называется? Дополнительные сорок часов?

– Тебя наказали из‑за этого?

– Что? А, да, вроде того.

– Поверить не могу, – всплеснула руками Кэтрин, чувствуя, как внутри снова поднимаются раздражение и досада. Прилив именно этих эмоций придал ей достаточно храбрости, чтобы сказать слова, на которые она в другой раз точно бы не решилась: – Я просто дни считала, когда смог наконец от тебя избавиться, а ты снова подложил мне свинью.

– Мне жаль, – развел руками Хитклифф.

Нет, теперь он еще извиняется!

– Ты невообразимый, аморальный тип, который приносит всем только неприятности, – выпалила Кэт. – С тех пор как ты здесь, все вокруг непонятно куда катится. – Она облокотилась на край сцены и, закрыв глаза рукой, добавила: – Лучше бы ты вообще никогда не появлялся.

Ее лицо буквально полыхало. Она ждала, что он, как обычно, надерзит, превратит все в дурацкую шутку или заведется в ответ, потому что е ужасно хотелось выплеснуть все, что накопилось за эти месяцы, и поругаться – так громко, чтобы стены зазвенели, но Хитклифф просто молча встал и ушел. А Кэтрин вдруг впервые за последние пять лет разрыдалась.

Глава, в которой Пенни воюет за платье, Тейлор – за маску для волос, а Кэтрин узнает новые слова

ПО СУББОТАМ ДЖЕНЕТ устраивала бранч. Тейлор обожала просыпаться в одиннадцать утра, лениво потягиваться, зная, что на кухне уже творится магия. По субботам она позволяла себе с утра принять ванну, состряпать маску для лица и волос. При взгляде на полку с косметикой у нее не возникло никаких сомнений, что Дэниел Лоренс бывал в ее королевстве и воровал содержимое белой бутылочки, которую мать привезла ей из Франции после посещения Каннского фестиваля. Тейлор весело фыркнула, закуталась в пушистый халат и решила подшутить над Лоренсом. Она достала из ящика стола стикер и коряво начеркала: «В следующий раз я подсуну тебе крем для ног с ментолом, если еще раз тронешь ее без спроса!» Потом наклеила

стикер на крышку и положила маску для волос на самое видное место в ванной.

Все еще хихикая, Джонсон пошла выбирать наряд. Тейлор любила одеваться красиво даже дома.

Все эти рассказы про американок, которые не вылезают из треников и худи, явно были не о ней. Даже домашняя одежда у нее была подобрана по цветам, хотя выглядела пушистой и несколько не по ее возрасту. Она любила мягкие домашние вещи, особенно зимой, когда не знаешь, как согреться, а праздники на носу. Ей всегда хотелось чего‑то уютного.

В этот раз выбор пал на розовые штанишки с изображением «Хеллоу, Китти» и тапочки в виде кошачьих мордашек, а сверху она надела белую футболку с розовыми лапками. Тейлор убила бы любого, кто сфотографировал бы ее в таком виде, но дома можно. Дома ты в безопасности.

Когда она вышла в столовую, кроме Дэна, никого не было. Тейлор замерла в дверном проеме, не зная, что делать. Дождаться, пока Райан спустится? Он вообще ночевал дома? А где ее любимая Дженесита?

– Я вижу тебя, – как ни в чем не бывало произнес Лоренс и взъерошил светлые волосы. Вид у него был уставший. Он стоял перед кофемашиной и ждал своего эликсира бодрости.

– Доброе утро, – прочистив горло, сказала Тейлор и медленно вошла в кухню.

Когда Дэн увидел ее наряд, его губы слегка дрогнули, словно он с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться в голос.

– Где все? – слишком резко поинтересовалась Тейлор и сложила руки на груди.

Ей вдруг захотелось подняться к себе и переодеться.

Дэн же стоял в той самой футболке и тех же джинсах, что она видела на нем накануне вечером.

– Райан после вечеринки остался у кого‑то… – пробормотал Дэн и, дождавшись чашки кофе, сделал жадный глоток. – Дженет ушла в школу к своему младшему сыну. Сегодня у них там представление, и ей еще нужно дошить костюм.

– То есть в доме только я и ты? – тихо-тихо спросила Тейлор.

Лоренс поднял голову и встретился с ней взглядом. В его голубых глазах больше не было игривости или шуток.

– Да, – коротко ответил он. – В доме только я и ты.

Повисла пауза. Тишина нарастала недосказанностью и неловкостью.

– И это не значит, что ты сейчас пойдешь к себе в комнату и проведешь там целый день, – строго предупредил ее Лоренс.

– Но… мне надо… ты знаешь… – впопыхах выпалила Тейлор. – Выпускной год!

– Сегодня никаких эссе, мыслей об экзаменах и прочей ерунде, которой ты забила всю свою жизнь.

Тейлор опешила, уставившись на него во все глаза.

– Чем мы тогда займемся?