Натягиваю куртку, поправляю нашивку на рукаве, чтобы она была видна, и выхожу на улицу. Ранний час, но гетто уже просыпается. Люди, закутанные в тряпки и старые пальто, бредут по улицам. Никто не говорит, только гул шагов раздаётся на мостовой.

Шагаю быстрее, чтобы согреться. Кайру не видно – сегодня смена в госпитале начинается ещё раньше, чем моя. Мимо проходят такие же, как я, – люди с нашивками, у каждого своя магия или её отсутствие. Вижу, как один мужчина в старом пальто поправляет свою нашивку с эмблемой «Доминион». Его пальцы трясутся, будто он боится, что она соскользнёт.

Когда впереди появляется массивный силуэт завода, слышу знакомый ритм – грохот металла, шипение пара, монотонное жужжание магических двигателей. Этот звук становится частью жизни, даже если ты ненавидишь его.

Перед воротами завода уже выстроилась очередь. Рабочие стоят молча, кутаясь в куртки и шарфы. Каждый держит в руках пропуск, испачканный грязью и временем.

Встаю в конец очереди и кладу руки в карманы, пытаясь согреться. Рядом кто-то кашляет так громко, что у меня невольно передёргивает плечи.

Охранник на воротах, имперец в синей форме, лениво пропускает людей внутрь. Его голос хриплый, будто он сам устал от этой работы:

– Пропуск. Следующий. Пропуск. Следующий.

Когда моя очередь подходит, протягиваю ему свой листок.

– Нордергард, Элин. Третья группа, – бормочет он, даже не глядя на меня.

Прохожу внутрь, и первое, что меня встречает, – это густой запах масла и горячего металла. На третьем этаже, где я работаю, уже шумно. Конвейерная лента грохочет, двигатели издают ритмичное гудение, а надсмотрщики кричат на всех, кто двигается слишком медленно.

Иду к своему месту, где уже лежат заготовки для сборки. Мои руки сразу же начинают работу: поворачивать детали, вставлять магическое ядро, проверять. Всё по кругу, снова и снова.

Тепло от машин быстро прогоняет утренний холод, но на смену ему приходит пот. Здесь всегда жарко, воздух плотный, как будто его можно потрогать.

Я не поднимаю головы, пока не слышу крик где-то справа.

– Быстрее! – орёт один из надсмотрщиков. Его голос громкий, как выстрел.

Краем глаза замечаю девушку. Её лицо бледное, руки дрожат, и она роняет деталь прямо на пол. Надсмотрщик тут же подлетает к ней, хватает за плечо.

– Безмозглая идиотка! Что ты творишь? Работай!

Он трясёт её, а она молчит, сжимая губы.

Отворачиваюсь, снова концентрируюсь на своей работе. Вмешиваться нельзя. Здесь это смертный приговор.

Но в голове всё гудит.

Смена заканчивается с тем же гулом машин и громкими голосами надсмотрщиков. Когда выхожу на улицу, меня обдаёт ледяной воздух.

Шагаю быстрее, но вдруг замечаю фигуру у стены завода. Он стоит неподвижно, его тёмная одежда сливается с тенями.

Локан.

Наши глаза встречаются. Дартологиец кивает мне, но не делает ни шага. Замедляюсь, чувствуя, как внутри всё напряжено. Он что-то хочет. И я начинаю догадываться, что это.

Колеблюсь всего мгновение, прежде чем шагаю в его сторону. Снег под ногами хрустит, а холодный воздух режет лёгкие.

– Ты здесь зачем? – спрашиваю тихо, не останавливаясь.

– Убедить тебя, – отвечает он, не поднимая головы.

– В чём?

Он смотрит прямо на меня, его серые глаза блестят в тусклом свете.

– В том, что у нас есть шанс.

Молчу. Слова застревают в горле, потому что всё внутри разрывается: любопытство сталкивается с недоверием, страх – с надеждой.

Локан делает шаг назад, затем разворачивается и бросает через плечо:

– Идёшь?

Его фигура уже растворяется в толпе, и я знаю, что если не последую за ним сейчас, второго шанса может не быть.

Мы идём по узким улочкам гетто. Запахи дыма и сырости становятся гуще, чем дальше мы уходим от завода. Никто из прохожих не смотрит на нас – каждый занят своими делами. Но я чувствую на себе взгляд Локана, который то и дело оборачивается, чтобы убедиться, что я всё ещё здесь.

– Куда мы идём? – спрашиваю, когда он резко сворачивает в боковую улочку.

– Туда, где ты всё поймёшь, – коротко отвечает он.

Дома становятся всё старее и заброшеннее. В какой-то момент Локан останавливается перед дверью, краска с которой давно облупилась, а петли ржавые.

Он стучит трижды, затем один раз.

Дверь открывается с еле слышным скрипом, и нас впускает женщина с обветренным лицом. Её волосы заправлены под платок, на рукаве куртки – нашивка виталиса.

– Это она? – спрашивает она, оглядывая меня с головы до ног.

Локан кивает.

– Входи, – говорит женщина, отходя в сторону.

Вхожу в помещение, и первое впечатление – теснота. Низкий потолок, стены из старого камня, пахнет землёй, свечным воском и едой. В комнате стоит длинный стол, вокруг которого сидят несколько человек. На каждом из них куртки или рубашки с нашивками – виталисы, доминионы, пустышки.

Они смотрят на меня с разной степенью интереса. Кто-то настороженно, кто-то с едва заметной улыбкой.

– Это Элин, – представляет меня Локан, жестом указывая мне на свободный стул. – Она готова работать.

Продолжаю стоять, ощущая как трясутся ноги.

– Это Турин Арвелл, – представляет Локан мужчину с проседью.

– Лидер подполья, – добавляет Турин. Его голос звучит спокойно, но в нём слышится авторитет, который не требует доказательств.

Киваю, чувствуя, как напряжение вокруг усиливается.

– Садись, – говорит он, указывая на стул рядом с Локаном. – Мы не кусаемся.

Сажусь, ощущая на себе взгляды остальных.

– Почему я здесь? – спрашиваю, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно.

– Потому что у нас есть работа, и ты можешь быть полезной, – отвечает Турин. – Мы работаем по ячейкам. Никто из нас не знает больше, чем должен знать. Если одна ячейка падает, остальные остаются невредимыми.

Киваю, пытаясь понять, как далеко простирается их сеть.

– Каждая ячейка выполняет свою задачу, – продолжает Турин. – Мы саботируем заводы, склады, транспорт Империи. Кто-то добывает информацию, кто-то распространяет её, кто-то занимается саботажем. Всё распределяется так, чтобы никто не мог связать одно с другим.

– И как я в это вписываюсь? – спрашиваю, чувствуя, как пот выступает на ладонях.

Локан, который всё это время молчал, наклоняется вперёд.

– Ты работаешь на заводе. Завод – это идеальное место для наблюдений.

– И это всё? – Я не могу скрыть разочарования.

Турин хмурится, но прежде чем он успевает ответить, Локан бросает:

– Этого достаточно, если ты не хочешь сгореть в первый же день.

Поворачиваюсь к нему, чувствую, как внутри поднимается раздражение.

– Думаешь, я не справлюсь?

– Думаю, что ты слишком торопишься, – парирует он, глядя прямо на меня.

Турин поднимает руку, прерывая наш спор.

– Этого достаточно. Каждый начинает с малого. Завтра ты начнёшь наблюдать. И запомни: здесь никто не действует в одиночку.

После обсуждения меня знакомят с остальными.

– Это Марта, наш медик, – говорит Турин, кивая на женщину с короткими седыми волосами. Её взгляд строгий, но мягкость в глазах выдаёт сострадание.

– Это Бран, отвечает за технику, – добавляет он, показывая на молодого парня с обожжёнными руками.

И наконец:

– И Локан, наш координатор и диверсант.

Фрейгард кивает, но ничего не говорит.

– Завтра ты начнёшь, – говорит Турин. – Задача простая: наблюдай за своими коллегами. Кто проявляет интерес к Империи, кто, наоборот, сопротивляется. Нам нужны люди.

Киваю, но внутри всё ещё полно сомнений.

Когда мы выходим из штаба, ночь окутывает улицы гетто. Локан идёт рядом, его шаги резкие, но уверенные.

– Зачем ты настаивал, чтобы я пришла? – спрашиваю, нарушая тишину.

– Потому что видел, как ты смотришь на них, – отвечает он. – На солдат, на надсмотрщиков. У тебя в глазах огонь. Он нужен нам.

Я хмурюсь.

– И ты уверен, что я подойду?

– Нет, – признаётся он. – Но ты уже здесь.