Молчу, пока она протягивает мне лист и маленький ключ. Беру, ощущая шероховатую бумагу под пальцами.

На нём напечатаны несколько строк:

Адрес: Гетто, район Восточной Кальдоры.

Место работы: Завод магических двигателей.

Рабочая смена: 12 часов, начиная с 6 утра.

Лист кажется лёгким, но его вес давит, словно камень.

– Ты должна покинуть территорию лагеря до полудня.

Киваю, забираю свою единственную сумку с вещами и ухожу.

Ворота открываются с оглушительным скрипом. Выхожу, чувствуя, как ноги касаются твердой земли. Никаких решёток, никаких заборов. Небо над головой кажется бесконечным, но я знаю, что это иллюзия. Свобода здесь – только слово.

Перед лагерем стоит транспорт – старый грузовик, забрызганный грязью. Водитель, не глядя на меня, кричит:

– На заднее сиденье. Двигайся быстрее.

Забираюсь в кузов, сажусь на деревянную лавку. Вокруг меня ещё несколько человек. Все молчат, сжимая в руках такие же листы, как у меня. Мы – «исправленные».

Грузовик трогается, и лагерь остаётся позади.

Смотрю на грязную дорогу, на смутные очертания города вдали. Кальдора растёт передо мной, как железный монстр. Дымы фабрик, серые стены, башни, устремлённые в небо. Это не свобода. Это новая клетка.

Но в этот раз я не ребёнок.

Я не сломалась.

Я буду молчать, работать и подчиняться, но внутри меня горит огонь. Империя отняла у меня всё, что я любила. Теперь моя очередь отнять что-то у неё.

Грузовик останавливается у ворот гетто.

Выхожу, сжимая листок в руке, и начинаю свой путь.

Гетто в Восточной Кальдоре выглядит именно так, как я представляла все эти годы, слушая разговоры других заключённых. Узкие грязные улицы, на которых смешаны запахи гниющей пищи, магического топлива и человеческого пота. Дома стоят близко друг к другу, из их окон торчат грязные тряпки, а стены покрыты трещинами и облупившейся краской.

Вхожу в свой новый «дом» – трёхэтажное здание, больше похожее на барак. Внутри тесный коридор с низкими потолками и лестница, которая скрипит под каждым шагом. Мой этаж – второй.

Комната №12.

Открываю дверь ключом, который мне дали вместе с адресом. Внутри пусто. Голые стены, покосившаяся кровать с тонким матрасом, стол, стул и маленькая полка, на которой едва хватает места для книги. Из окна открывается вид на соседнее здание, стоящее так близко, что можно рассмотреть трещины на его кирпичах.

Это место пахнет сыростью и плесенью.

Бросаю сумку на кровать. В ней мало что осталось: пара сменной одежды, грубая обувь и пара лоскутков ткани, которые когда-то были платками моей матери.

Сажусь на стул. На секунду закрываю глаза, чтобы сосредоточиться, чтобы не дать воспоминаниям снова заполнить голову.

Но они всё равно прорываются.

Вспоминаю горы Дартлога. Высокие, величественные, они казались несокрушимыми. Их покрывали густые леса, где деревья тянулись в небо, будто пытаясь добраться до солнца. Внизу, в долинах, тёк серебряный поток рек, которые питали наши земли.

Помню деревню, где я родилась. Маленькие деревянные дома, обвитые лозами, крыши, укрытые травой, и чёрные каменные стены, построенные нашими предками. Мы жили рядом с природой, подчиняясь её законам. Я помню, как бабушка рассказывала, что Дартлог был свободным больше тысячи лет, пока не пришла Империя.

Империя.

Они называли нас дикарями, потому что мы не носили строгие мундиры, не строили дымящие фабрики и не сжигали леса ради их магических двигателей. Они называли нас грязными, потому что наши руки пахли землёй, а не магическим топливом.

Но мы были сильными. Мы были гордыми.

Открываю глаза и вижу своё отражение в пыльном стекле окна. Тёмные волосы, волной падающие на плечи, резкие скулы, серо-зелёные глаза, которые всегда смотрят чуть глубже, чем нужно. Так выглядит мой народ: тёмные волосы, светлая кожа, высокие скулы, и глаза, которые будто сами несут в себе тайну.

Имперцы всегда презирали нас за это.

Я видела их на площади, когда казнили моих родителей. Светловолосые, с лицами, выточенными по одной схеме: высокие, правильные, как статуи. Голубые глаза, застывшие в холодной уверенности. Их волосы всегда аккуратно уложены, одежда – идеально выглажена.

«Чистота, порядок, дисциплина». Их девиз звучит так, будто это не только их идеология, но и религия.

Война в Дартлоге началась, когда мне было шесть.

Я помню первый день, когда в нашу деревню пришли солдаты Империи. Они маршировали прямо через лес, ломая ветки и оставляя за собой чёрные следы от своих сапог. Мы смотрели на них из-за деревьев, затаив дыхание. Я не понимала тогда, что это были за люди, но чувствовала холод, который они несли с собой.

Сначала они просто говорили, что мы теперь часть Империи. Они хотели, чтобы мы приняли их законы, сдали нашу магию под контроль их магполиции. Но Дартлог не сдаётся. Наш народ никогда не подчинялся никому, и Империя это знала.

Тогда начались убийства.

Я помню, как мой отец закрыл двери нашего дома, когда по деревне раздались крики. Он держал меня на руках, чтобы я не выбежала наружу. Мама плакала, но отец сказал ей замолчать.

– Если мы будем молчать, они нас не найдут, – сказал он.

Но они нашли нас.

Империя не терпит неподчинения. Они сожгли нашу деревню дотла, уничтожили лес вокруг, а нас, тех, кто остался жив, выгнали в горы. Я не знала тогда, что это был только первый шаг.

Империя сделала из нас врагов. Они говорили, что наши маги – опасные дикари, что мы не знаем, как правильно пользоваться магией. Они уничтожили наши школы, сожгли наши книги. Они запрещали нам говорить на родном языке, угрожая наказанием.

– Ты говоришь как дартлогийка, – сказал мне однажды надсмотрщик в лагере, когда я случайно пробормотала слово на нашем языке. Он ударил меня по лицу, и с тех пор я больше не говорила на дартлогийском вслух.

Империя хотела стереть нас. Но они не понимали, что кровь Дартлога не стирается. Она течёт глубоко, она живёт даже там, где нас считают сломленными.

Снова смотрю на своё отражение. Эти глаза, эти скулы – они напоминают мне о каждом дне, когда я видела, как мой народ борется.

Имперцы ненавидят нас за то, что мы не такие, как они. Мы напоминаем им, что они не могут уничтожить всё.

Они ненавидят не только нас. Для Эры весь мир – низшие народы, недостойные существования. Война – это их стиль жизни. Пока я сижу здесь, в окне госпиталя горит свет, и раненые солдаты Империи продолжают поступать туда один за другим. Они возвращаются с фронта – обожжённые, изувеченные, но всё ещё готовые умирать за Империю.

Эра сейчас воюет с северным государством, которое ещё сопротивляется её расширению. Имперцы считают, что несут этим землям порядок и чистоту, но на самом деле оставляют после себя только кровь и развалины.

Эра дышит войной, как мы дышим воздухом. Каждый дом в Кальдоре – это часть её машины. Заводы производят магическое топливо и оружие для фронта. Люди – винтики этой системы, одноразовые и заменимые.

Отрываюсь от воспоминаний и смотрю на лист бумаги, который оставила на столе. Завод. Гетто. Это моя «свобода».

Встаю и подхожу к окну. Кальдора дышит дымом и магическим топливом. Улицы гетто покрыты грязью, но сердце – это сталь.

Моя ненависть тоже – стальная.

Прижимаю руки к холодному стеклу. Когда-нибудь эти стены падут. Когда-нибудь я увижу, как пламя охватывает эти улицы.

Закрываю глаза.

Когда-нибудь.

Гудок звучит резко, словно нож по стеклу. Звук отзывается в ушах и пробуждает не только меня, но и весь район. Он заставляет стены дрожать, вибрация проникает прямо под кожу.

Сажусь на кровать, медленно растирая лицо руками. Холод в комнате кажется пронизывающим. За окном слышны первые шаги. Люди начинают выходить из своих комнат, неохотно тащась к работе.

Быстро натягиваю куртку и прикалываю на неё две стандартные нашивки: одна с чёрной полосой и мелкими буквами, обозначающими «Дартлогиец», другая – с серым кругом, символ пустышки. Этот круг – напоминание Империи, что они считают меня бесполезной.