Национальное название: «Новая Москва» — сектор контроля Российской Империи.

Нынешний статус: контролируется Коалицией первого министра.

Точка пространства: орбита планеты Новая Москва-3.

Борт флагманского линкора «Агамемнон».

Дата: 5 июня 2215 года.

Пространство эфира, а также каюты и коридоры кораблей эскадры Коалиции, располагавшейся теперь на орбите Новой Москвы-3, шумели от последних новостей. В огромных залах кают-компаний и в узких переходах между отсеками гигантских крейсеров и линкоров, везде, где собирались члены экипажей в часы отдыха, только и разговоров было что о сенсационном известии. Слухи и домыслы разлетались со скоростью лазерного луча в вакууме, обрастая новыми подробностями и версиями.

Очень быстро всем интересующимся стала известна причина, по которой Карл Карлович Юзефович покинул расположение союзного флота, и это вызвало брожение в экипажах. На лицах людей читалось недоумение вперемешку с возмущением. Как мог прославленный флотоводец, человек безупречной репутации, оказаться замешанным в столь грязную историю? Многим не верилось, что Юзефович мог предать. Однако официальное заявление не оставляло места для сомнений — он покинул флот, и покинул не просто так.

Птолемей Граус, чтобы разъяснить ситуацию и успокоить взбудораженные умы, вынужден был собрать общий военный совет из командующих дивизиями. Конференц-зал флагмана эскадры сейчас был заполнен прибывшими адмиралами и капитанами всех рангов. Птолемей обвел собравшихся тяжелым, пронизывающим взглядом, словно пытаясь проникнуть в самые потаенные уголки их душ.

— Адмирал Юзефович вступил в преступный сговор с изменником — бывшим канцлером Шепотьевым с целью опорочить имя нашего императора Ивана Константиновича и в том числе и меня, как распорядителя последний воли усопшего государя, — медленно, выверяя слова, говорил первый министр, и его низкий глубокий голос эхом отдавался от стен. — Почему Шепотьев вышел именно на Юзефовича, я не знаю, но это и не важно. Разве может быть оправдание предательству? Возможно, эта хитрый дворцовый интриган после поражения Самсонова подыскивает новую кандидатуру на пост диктатора? Так или иначе, Карл Карлович принял участие в сговоре и скрыл от нас тот факт, что вместе с канцлером они подделали завещание Константина Александровича, выдав его за истинное…

Гул потрясенных голосов пронесся над залом. Никто не мог поверить, что адмирал Юзефович мог оказаться замешан в столь грязных политических играх. Это противоречило всему, что они знали о нем, всему, за что его уважали.

А тем временем в столице и тем более на кораблях союзной эскадры уже распространилась информация о некоем альтернативном варианте завещания, в котором власть должна была перейти к старшему сыну императора, а не младшему Ивану, как было объявлено первым министром в день смерти императора Константина… Слухи ширились, обрастая самыми фантастическими подробностями. Кто-то говорил даже, что это происки американцев, пытающихся внести раскол в ряды Коалиции.

Но сейчас было не до догадок и предположений. Птолемей Граус, стоя перед офицерами союзного флота, продолжал свою пламенную речь, и голос его крепчал с каждым словом:

— Данное преступление не может остаться безнаказанным, — произнес он, и глаза его пылали праведным гневом.

Ибо если бы это была правда, вернее, если бы это было доказано, то авторитет первого министра, обвиняемого в подлоге завещания, опустился бы до минимальных значений. И главенствующее место Грауса в рядах союзников могло бы очень скоро стать вакантным. С этим нельзя было мириться. Поэтому Птолемей сейчас рвал и метал, пытаясь с одной стороны запутать следы, а с другой — своими словами и делами доказать свою непричастность к этому грязному делу. Надо было во что бы то ни стало отмести любые подозрения, убедить всех в своей невиновности и правоте. И главное — не дать усомниться в законности власти юного императора Ивана, за которым стоял сам первый министр Граус.

— Мы не знаем подробностей всего произошедшего, поэтому не можем необоснованно называть адмирал Юзефовича — предателем, — все так же смело и без экивоков на кого-либо заявил Илайя Джонс, поднимаясь со своего места.

Из-за случившегося инцидента Джонс был вынужден отложить на несколько часов подготовку к своему ответственному походу против мятежников. И сейчас он был крайне недоволен тем, что дивизии Балтийского флота, вместо того чтобы присоединиться к его эскадре в поимке Самсонова и его каравана, ушли в подпространство, скрывшись в неизвестном направлении. Эта непредвиденная задержка грозила нарушить все тщательно продуманные планы операции.

В зале повисла напряженная тишина. Все взоры обратились к Птолемею Граусу, ожидая его реакции на столь дерзкое заявление американца. Первый министр сдержался, понимая, что прямая конфронтация с адмиралом Джонсом сейчас не в его интересах.

— Я знаю, что говорю, — процедил Птолемей сквозь зубы, буравя Илайю тяжелым взглядом. — Информация о встрече канцлера и Юзефовича подтверждена нашей разведкой и не подлежит сомнению. Этот псевдо первый министр Шепотьев несколько часов тому назад присутствовал на флагмане командующего Балтийским флотом и вел с ним долгую беседу, а затем беспрепятственно покинул его корабль. Шепотьев, я напоминаю, — наш враг и ближайший сообщник диктатора Самсонова. Только одно то, что Карл Карлович отпустил его, уже является преступлением против нашего общего дела. Не так ли, господа?

Птолемей обвел присутствующих пылающим взором, ожидая поддержки. Но адмиралы и капитаны молчали, потупив глаза. Никто не решался открыто встать на сторону первого министра, чей авторитет сейчас был поколеблен подозрениями в фальсификации завещания императора. Илайя Джонс, чувствуя эту неуверенность, решил продолжить давление на Грауса.

— Безусловно, Юлиан Шепотьев сейчас находится в лагере наших врагов, — не успокаивался он, стараясь быть объективным и беря на себя, в отличие от постоянно молчащих русских дивизионных адмиралов, миссию диалога с первым министром. — Однако не будем забывать, что в этом лагере помимо него находятся также остальные министры и высшие сановники Российской Империи. Айван Самсонов просто всех их взял с собой насильно в качестве заложников, хотел кто-то того или нет. Мы не можем считать их предателями только за то, что они оказались в плену у диктатора.

В его словах был резон, и это еще больше распалило Птолемея.

— Да, но Шепотьев и до этого происшествия открыто поддерживал Ивана Федоровича в его узурпации власти! — воскликнул первый министр. — Канцлер, как мы все знаем, принял из рук диктатора нелегитимную должность первого министра и всячески помогал Самсонову в управлении подконтрольным ему сектором Империи. Он — пособник и приспешник мятежников, и одного этого достаточно, чтобы объявить его вне закона!

Птолемей Граус прекрасно понимал что, если ему не удастся убедить военных в своей правоте и непричастности к интригам вокруг завещания, его собственная позиция окажется шаткой. Флот может перестать подчиняться человеку, подозреваемому в столь чудовищном обмане…

— Разве кто-нибудь из ваших министров отказался бы принять одну из самых высоких должностей государства, если она сама шла тебе в руки? — пожал плечами Илайя Джонс, прекрасно зная как свою американскую бюрократию, так ничего нового не найдя и в русской, после того как перешел на службу Империи. Его проницательный взгляд скользнул по лицам присутствующих, словно пытаясь проникнуть в их мысли, разгадать истинные мотивы и устремления.

Джонс не понаслышке знал, как устроена государственная машина, сколь велик соблазн власти и привилегий для тех, кто стоит у ее руля. Он сам прошел долгий путь от младшего офицера до адмирала флота, и не раз сталкивался с изнанкой большой политики АСР. Теперь, оказавшись на службе Российской Империи, он не видел особых различий. Люди везде оставались людьми, со своими слабостями и амбициями.