Со временем я научился использовать свою грубость для того, чтобы отсеивать тех, кто судит по обложке. Тех, кто предаст в тяжелую минуту. Удивительно, но те, кто не обращал внимания на мою ругань, порой даже прямые оскорбления, стали моими самыми верными товарищами. Именно из них я и строил круг своего общения. Мы могли покрыть друг друга матом, но никто на это не обидится и потом, спустя денек, мы будем общаться как ни в чем не бывало. Потому что мы не просто пустословили друг на друга. Вперемешку с грубой бранью мы выливали друг на друга тысячу и один аргумент, сталкивающиеся с контраргументами оппонента. Но сами при этом мы смотрели только на голую информацию. На аргументы, приводимые товарищем-оппонентом, а не на ругань, вставлявшуюся через слово. Игнорируя брань, мы смотрели на саму суть, которую хочет донести оппонент.

К слову, со временем, заводя споры с людьми, я без труда научился отличать тех, кто мог бы стать моим товарищем, от всех остальных. Отличие было одним, но очень весомым: в споре, они — те, кто мог стать моим товарищем — как бы я не выражался… всегда смотрели на мои аргументы, полностью игнорируя сквернословие.

В будущем я понял один незамысловатый секрет:

«Оскорбление находится внутри нашей головы».

Именно так. Если всю жизнь человеку говорить, что «слово «друг» — это оскорбление», то стоит лишь ему услышать это слово от своего товарища, как человек просто обидится! То есть суть в том, что оскорбляет не тот, кто произносит то или иное слово! Оскорбляет человека его же собственное мировоззрение! Не даром говорят, что «людям лишь бы оскорбляться!»

Точно также оскорбиться способен любой человек — к примеру, на косой взгляд. Потому что увидел в нем что-то своё. Не потому, что кто-то этот взгляд бросил, — все имеют право смотреть друг на друга! — а потому что сам у себя в голове привил к этому действу какое-то своё значение!

— Да ну их нафиг! Пусть думают, что хотят. Если бы ты действительно натворил чего, я бы ещё поняла, что ты коришь себя. А так… — она махнула рукой.

У меня в голове что-то щелкнуло, явно вставляя извилины на месте. Я выпалил:

— Точно!

— А?.. — девушка непонимающе уставилась на меня.

— Я на Клаустрофобию наехал же!

Лайла поморщила носик.

— Ну… Потом извинишься, — ей явно не нравилось, что я хочу уделить внимание «какой-то левой телке». Впрочем, она понимала, что для клана Клаустрофобия практически незаменима. Она лучший убийца в гильдии, кто бы что ни говорил. То, что она не дошла до финала — обычная случайность и неподготовленность её к новому испытанию, наполненному непредсказуемыми ловушками.

— Ну да, — я улыбнулся. Тут же добавил:

— Спасибо, Сладость.

Наклонившись, я мягко коснулся губ своей ненаглядной. Всё-таки она со мной, несмотря ни на что.

Отток людей из гильдии не был значительным, как показалось вначале. Да, ушло около пары десятков людей. Кто-то побузил в чате, кто-то даже подрался… В целом оказалось, что конфликт носил довольно локальный характер. Шума было много — сути очень мало. Примерно так маленькие рыбки разводят так много шума в воде, словно их целый косяк! А на деле — две-три штучки! Тоже и с клановым чатом — бузило несколько человек. Стоило им уйти, как всё затихло.

К слову, прочие офицеры, окромя гнома и «карателя», клан не покинули, как я в тайне опасался — они ребятами были, в сущности, неплохими.

Выловить Клаустрофобию, чтобы поговорить и может даже извиниться, не удалось. Была мысль написать ей письмо, но… что-то внутри меня остановило. Клаустрофобия — сильная, даже через чур, женщина. Она не терпит соплей, извинений и прочего. Ещё тогда, в замке Крайвенскар, она проводила тест, на сколько я буду тверд, как Мастер.

Для нее было важно, чтобы Мастер имел железную хватку. Покажу себя мягким — разочаруется. Плох тот лидер, что вначале дает люлей, а затем ходит извиняется. Таких обычно называют «ни туда — ни сюда». Врежет — потом извиняется. А потом снова врежет. Какой смысл? Как вообще такому человеку можно доверять? Он же сам не знает, что делать. Неопределившийся.

Посему я задавил желание извиниться. Мои поступки послужат достойным извинением, нежели просто слова.

На том и порешив, я позвал Лайлу «качать Инь».

Делать это решили по старинке: «паровозить» мобов, а затем «шотать» их.

Если переводить со сленга, это означало «собирать мобов кучками, агря всех на себя, пока не соберётся целая толпа, которая паровозиком будет следовать за собирающим, — отсюда и термин — а затем уничтожать их максимально быстро, сильнейшими умениями из имеющихся.

Так как у меня с массовыми умениями, наносящими колоссальный урон, был некий напряг — не говоря про ультимейты — то действовать решили немного по-другому: с помощью ауры я собирал мобов вокруг, затем забирался на дерево и… ждал, пока мобы будут уничтожены.

Вначале зачистили разного рода Гнилых Древней — этакие ходячие болотные деревья — и пауков, невесть откуда опять появившихся.

Затем мы отправились по близлежащим лесам по нарастающей повышая уровень противников — точнее двигаясь таким образом, чтобы каждый следующий враг был всё сильнее. Нам-то с Лайлой эти мобы были по боку, а вот малышке Инь они пошли в пользу!

Пару раз пронеслась мечтательная мысль:

«Эх… Попасть бы в ту долину папоротников, у Драконорожденных… я бы моментально вкачал дракошку!»

Сорокового уровня Инь достигла аккурат часов через пять непрерывного — почти — фарма.

Несколько минут эволюции и вот передо мной вновь оказался мой дракон. Полноценный дракон. Темно-фиолетовая, почти черная чешуя переливалась на свету. Чешуйчатая броня покрывала мускулистое тело магического создания. Красно-фиолетовый гребень, чернеющий к основанию, шел от самого черепа, вдоль позвоночника, к кончику хвоста, усеянный острыми шипами, почти на пол ладони торчащими по хребту. Аналогичный гребень топорщился воротником вдоль челюсти, до самой шеи. Два изогнутых чёрных рога венчали голову. Шея так же была «украшена» гребнем, спускающимся до середины груди и пропадающим между лап.

Отдельного рассмотрения заслуживали крылья. Огромные, в два, если не три, раза превышающие размер самого дракона, мощные перепонки натягивались между двусуставчатой «рукой» и копчиком, создавая огромную поверхность соприкосновения.

Инь расправила крылья, демонстрируя на свету слабозаметные, красно-фиолетовые волнистые узоры на крыльях, которые можно было обнаружить только при падении лучей света на них.

— Ну почти, малышка. Почти… — я довольно улыбнулся и заглянул в характеристики питомца. Что было интересно — все его навыки были доступны. Специализацию также не нужно было выбирать. По сути, питомец просто откатился в уровнях, сохранив всё, что у него было. Каждый уровень возвращал часть утраченного им могущества. Тоже самое было и с очками полёта — у Инь полёт был развит превосходно. Пусть она и была всего сорокового уровня и имела всего восемь тысяч здоровья, но уже сейчас она могла спокойно тащить на себе двух седоков, не особо напрягаясь.

Я подошел к дракону поближе.

Словно чувствуя мои эмоции, — даже без «словно»! — Инь склонила гибкую шею и ткнулась громадной мордой мне в грудь.

— Я скучал, малышка… — прижавшись к могучей голове дракона, я закрыл глаза. Внутри всё защемило от нежности.

В глубинах грудной клетки, разгорелся небольшой огонек, через который я ощутил эмоции дракона. Я не понимал, как это возможно, но в данный момент я ощущал разгорающееся пламя, связующее меня и моего дракона. И связь эта была прочнее стального каната, нерушимее горных скал и гораздо более жгучей, нежели раскаленная лава в жерле вулкана.

Жар разгорался, заполняя всё моё естество. До тех пор, пока я весь не разгорелся изнутри чистым драконьим пламенем.

В следующий миг я открыл глаза.