В раздевалке перед матчем, когда до выхода на лед оставались считанные секунды и Михайлов закончил предматчевую установку, я в очередной раз задумался о том, насколько уникальна Олимпиада, и о том, что впервые в истории все действительно сильнейшие собрались вместе на официальном турнире. Как ни крути, Кубок Канады — это, можно сказать, частная лавочка, которую устраивала Национальная хоккейная лига.
Вокруг меня кипела Олимпиада, первая Олимпиада, в которой ставки так высоки. И для меня тоже. Да, у меня уже есть золото Калгари, два Кубка Стэнли, победа на Кубке Канады, триумф в чемпионате Советского Союза с моим, можно сказать, родным Автомобилистом. Если возвращаться к этим победам, в них была какая-то недосказанность. Не было НХЛ, а сейчас все здесь, все сильнейшие, и как-то сам собой мой взгляд опустился вниз, на джерси с гербом нашей страны и буквой «С». Без Фетисова, нашего бессменного капитана, конечно, будет тяжело, но у нас в любом случае есть я, Федоров, Могильный, вся тройка КЛМ, русская ракета Паша Буре, великолепный набор защитников и Коля Хабибулин. Все, что нужно для победы, у нас есть. И не только для победы в этом конкретном матче, где нам противостоят шведы, у которых тоже полный набор звезд — Матс Сундин, молодой, но уже звездный Лидстрем, Самуэльссон, который пока не…
А, ну и, конечно, Форсберг, который пока еще не в НХЛ, но мы все понимаем, что это вопрос времени. В Квебеке его уже заждались.
— О чем задумался, капитан? — прервал мои размышления Борис Петрович. Его голос звучал жестко. Но, не дав мне ответить, он обратился уже ко всей команде: — Ладно, мужики. Время выходить на лед. Либо мы их, либо они нас. Третьего не дано.
Хоккеисты сборной России потянулись к выходу из раздевалки, а троица наших тренеров задержалась и продолжила какое-то обсуждение. Судя по тому, как слушали Юрзинова Михайлов и Асташев, они были не согласны с Борисом Петровичем.
Первая же атака шведов показала, насколько они серьезно настроены. Этот матч я начал на скамейке запасных, и на стартовое вбрасывание вышел Игорь Ларионов. И началось для нас все хуже не придумаешь.
Сундин выиграл у Игоря вбрасывание, транзитом через защитника шайба пришла к Форсбергу, тот вошел в зону и сразу же, практически не раздумывая, щелкнул над левым плечом Хабибулина. С момента стартового свистка прошло каких-то 12 секунд. И бросок у Петера был настолько хорош, что Коля даже не дернулся. Со щелчком у шведа все в порядке. Ему могли бы позавидовать очень многие снайперы НХЛ. А ведь парню всего 20 лет И эта Олимпиада наверняка укрепит позиции тех, кто считает, что в «трейде столетия» безусловно выиграл Квебек, а не Филадельфия. Форсберг уже сейчас чертовски хорош.
А стадион сегодня желто-синий, практически три четверти зрителей, которые собрались на трибунах ледовой арены в Лиллехаммере, болеют за шведов. И это море подданных взорвалось овациями после броска одного из своих любимцев.
Наши тренеры поменяли состав, и мое звено вышло на лед. И мы тут же, практически в ответной атаке, могли сравнять счет. Хмылев, получив шайбу на синей линии, убрал в карман Самуэльссона и сделал мне передачу под бросок в касание. Я с кистей пальнул в правый верхний угол, но шведский вратарь Содерстрем сделал шикарный сейв.
На вбрасывании, которое последовало вслед за этим шведским спасением, я отдал передачу на Каспарайтиса. По синей линии шайба покатилась к Боре Миронову, и тот бросил. Я, стоя вполоборота к шведским воротам, подставил клюшку. Но шайба вместо того, чтобы угодить в створ, прошла сильно выше и улетела в заградительную сетку. Очень обидно!
Вбрасывание вынесли в среднюю зону, и вместо моей тройки на лед вышло звено Федорова.
В средней зоне Федоров проиграл вбрасывание, и шведы спустя полторы минуты после шайбы Форсберга удвоили свое преимущество. Сандстрем вошел в зону, сделал наброс на пятачок, Лидстрем бросил, шайба попала в Миронова, а потом отлетела под ноги Каспарайтису. Дарюс мог выносить ее с пятачка, но как-то замешкался, и Рундквист, не давая ему опомниться, протолкнул шайбу под щитком уже севшего на колени Хабибулина. 0:2 на третьей минуте матча — такое начало могло привидеться разве что в кошмаре.
0:2 — это неприятный счет. Как ни крути, но в любом случае это не приговор. Тем более, что сейчас только шла четвертая минута, и впереди был практически весь матч. Вполне можно было собраться и начать играть в свою игру. Тем более, что у нас на руках были абсолютно все козыри.
Но здесь выяснилось то, что тренерский штаб шведов не зря ел свой хлеб. Шведы очень хорошо подготовились не только тактически, но и эмоционально. Так плотно и так грамотно против нас не играли очень давно. Не помню подобного матча, в котором нашему сопернику удалось бы практически полностью закрыть ни одну, ни две, а сразу три тройки.
И что самое неприятное лично для меня, так это то, что тактическая грамотность шведов и их внимательность наложились еще и на мою расхлябанность, что ли. Я никак не мог поймать тот игровой ритм, в котором пребывал весь сезон. Это был первый матч в сезоне 1993−94, в котором у меня откровенно не шли передачи. Я как будто бы потерял химию со своими партнерами по звену, с которыми провел вместе не один месяц. И раз за разом, что Юра Хмылев, что Алексей Яшин, оставались без шайбы по моей вине. Там, где нужно было подержать, я наоборот спешил, а там, где требовалось отдать передачу в одно касание, напротив, излишне тормозил игру. И это мое настроение как будто бы передалось в принципе всей команде.
И в результате шведы забили третий. За 5 минут до конца первого периода тройка Ларионова пропустила выпад шведов. Матс Сундин обокрал Владимира Крутова в средней зоне и убежал один на один с Хабибулиным. Бросок, и шайба проходит между щитков Коли. 0:3 после первого периода.
И когда мы вернулись в раздевалку, там висела тяжелая, можно даже сказать, гробовая тишина. Даже обычно разговорчивый Каспарайтис молчал, сосредоточенно разглядывая свои коньки. А Асташев перебирал исчерканные его размашистым почерком листы в блокноте, периодически показывая что-то Юрзинову. А Борис Петрович Михайлов, рулевой нашего напоровшегося на шведский риф корабля, мерил шагами раздевалку, бросая взгляды то на одного игрока, то на другого. И по нему было видно, что он готовит очередную громовую речь.
— Ну что, звезды НХЛ, мать вашу, наигрались? — гневно произнес Михайлов. — Вы что творите, я вас спрашиваю? Это, мать вашу, Олимпиада! Олимпиада! Вы что, забыли, для чего и для кого мы здесь играем? Или что? Нули в контрактах важнее всего? А сейчас в сборной страны можно хрен пинать? Миллионеры, вашу мать!
Это были обидные слова. Даже очень, особенно учитывая то, что ни один из игроков, которым поступало предложение сыграть за сборную, не отказался. А напротив. Сейчас, да и как всегда, собственно, с главным тренером команды сборной страны полевые игроки не спорили. Кто бы ни стоял на мостике национальной сборной, будь то громовержец Тихонов или его сменщик Михайлов, его слова всегда были законом.
Михайлов собирался продолжить свою гневную речь, но неожиданно закашлялся. И пока он пил воду, которую ему подал один из наших массажистов, заговорил Асташев:
— Борис Петрович, мы тут с Владимиром Владимировичем подумали, и я все-таки предлагаю вернуться к моей идее, которую я озвучил перед началом матча. Надо звенья перетасовывать. Сам видишь, что и шведы нас изучили, и у Семенова совсем игра не идет. Впервые вижу, чтобы Сашка был таким беспомощным.
Михайлов выслушал и кивнул:
— Да, Сан Саныч, наверное, ты прав. Сейчас я с тобой согласен. Так, внимание всем, слушайте мое решение: Семенов идет в тройку к Федорову и Буре крайним нападающим, а Яшин будет центрить Хмылева и Могильного.
— Борис Петрович, — заикнулся было Юрзинов, — а может быть, это все-таки слишком? Семенов у нас лучший центр, хоть у него сейчас и не идет игра.
Но Михайлов перебил его: