— Сказал, что двадцать восемь — критический возраст. Никто на таких невест уже и не смотрит. Поэтому он попросил этого своего… друга… взять меня… второй женой… — последние слова уже тонули в подступающих слезах.

— Что?! Да что же это они все с ума посходили что ли?! Ну-ка я позвоню ему…

— Не надо, бабуль… похоже, там завязан общий бизнес, он не откажется, — всхлипнув пробормотала девушка.

Что еще тут скажешь? Она и сама не могла поверить, что брат в добром уме и здравии может с ней так поступить.

— Не делай этого, слышишь!?

— Как? — с надрывом воскликнула Рахманова. — Как я не сделаю? Они же все потом…

— Да и черт с ними! Ты сейчас о будущем своем говоришь! Тебе что важнее, сохранить добрые отношения с родными и уехать черт знает куда жить с человеком, которого ты даже не видела, навсегда, на всю жизнь, девочка, подумай об этом! Или остаться самой собой со своими желаниями и увлечениями, но временно разругавшись с ними? Если ты уедешь — у тебя ровно также не будет ни матери, ни братской поддержки там. Одна в чужой стране, ты хоть думаешь?

— Разве это не мой долг, подчиниться старшему мужчине в семье? — на всякий случай спросила, хотя и сама так не думала. Очень хотелось поддержки и понимания.

— Одурела совсем! Учу-учу тебя всю жизнь… А в голове пусто! Никаких долгов, милая моя! Брак — это обоюдожелаемое состояние! По любви ли, нет ли, но женщина сама решает, выходить замуж или нет! А ты мне про какие-то долги! Нужен Рафику этот союз, пусть сам замуж выходит за этого… кто он там!? А ты не смей! Не смей, я тебе говорю! — бабушка распереживалась не на шутку.

— А если я так никогда замуж не выйду? Мне уже и правда двадцать восемь… — удрученно размышляла Ася, — Сейчас шанс упущу… А здесь, в России, пока не переспишь, никто не женится. Даже встречаться долго не будет.

— Ох, дура… Никогда не думала, что скажу такое, но… — женщина покачала головой, — переспи! Кто тебе мешает? Кому ты бережешься? Для кого хранишь себя? Чтобы вот так какой-то хрыщ заморский тебя купил!? А если в старые девы записываться, так уж тем более — твоя девственность кроме тебя самой никому и не нужна будет! В двадцать восемь, поверь, уже никто от тебя чистоты твоей девичьей и не ждет! А мужикам, оно, знаешь, всё одно! Девочка ты или нет, всё это так… забавы ради. Галочку поставить, как флажок на Северном полюсе — я здесь первый! Так это ему флажок, а тебе что? Отдаваться надо мужчине, которому ты доверяешь, которому хочешь этот флажок подарить, а не тому, у кого больше хитрости и денег! Потому что дальше всё как у всех. И благодарности никакой. Стоит оно того!?

— Ты мне сейчас советуешь переспать с кем попало? — удивилась девушка.

— Конечно нет. Но я помню, тебе, бывало, нравились мальчики. Что, не было достойных? Если есть чувства и интимная часть вопроса — это начало чего-то серьезного, а не секс ради секса, то почему нет? Это нормально.

— Бабушка, — смутилась, — ты говоришь такие слова!

Женщина усмехнулась:

— А ты думаешь, я молодой не была? Была, еще как была! Пока Исмаил меня не приструнил — гуляла напропалую!

— А ты? Для дедушки сберегла себя?

— Ох, милая… нет, но… это грустная история. Неприятная. Давай не будем об этом. Расскажи мне лучше еще раз всё, что Рафик тебе уготовил… и когда…

Заморский жених прилетел спустя несколько дней. Старший брат лично ездил в аэропорт встречать долгожданного и дорогого гостя. В родительском доме царило возбужденное ожидание.

Ася после таких «хороших» новостей сразу же взяла отпуск, потому что творить для людей что-то приятное и радующее глаз в эти дни совершенно не могла. На ум приходили только куклы вуду с предполагаемым лицом потенциального мужа и мрачные картины в стиле декаданс… Искусством это можно было назвать с натяжкой, поэтому Рахманова, растеряв все свое вдохновение, просто лежала в своей комнате, разглядывая белоснежный потолок, или изредка включала новостной канал по телевизору. Для развлекательных программ не тот настрой.

Раиса Михайловна вздыхала и с опаской посматривала на внучку, тщетно пытаясь накормить: Ася ела раз в день, и то из-под палки. Несколько раз бабушка предпринимала попытку поговорить со старшим внуком и снохой, однако женщину и слушать не хотели. Рафик в силу своей мужской самоуверенности и вседозволенности, а Альбина и вовсе никогда особо не уважала мнение неверных. Пожилой женщине оставалось только молиться и не дать Асе совсем иссохнуть.

И вот к ужасу Аси и радости ее матери и старших братьев весь этот мрачный период подходил к логическому финалу: завтра смотрины, помолвка… Хорошо еще до самой свадьбы есть время, но что за эти полгода может поменяться? Разве что сама Асия…

Вторая жена. Кому рассказать — не поверят! Катька, с которой Рахманова все же поделилась своим горем, вообще решила, будто Ася шутит. А когда поняла, что это на самом деле — ужаснулась! Но чем помочь? Прям средневековье какое-то…

Перед женихом Ася предстала в четверг вечером. Едва заметная под одеждой, потому что похудела неимоверно. За неделю. Вот это диета! Но завидовать тут нечему, радости такой результат не приносил.

— Убери эту печаль с лица, дочка, — наставляла мама. — Мухаммед — солидный мужчина, набожный. Богатый. Чего еще надо для счастья? А ты изображаешь из себя ходячее вселенское горе! Давай, — похлопала ее по спине, — встрепенись. Улыбайся. Улыбайся, слышишь? — потрепала по щеке. Больно. — Не позорь семью!

Конечно, о чем еще могла беспокоиться Альбина, по стечению непонятных обстоятельств, являющаяся ей матерью. Честь семьи, богатство жениха… Набожность…

Ася меланхолично последний раз взглянула на себя в зеркало. Бледная, несмотря на смуглость кожи, в красиво подведенных темных глазах пустота… Болезненно худая невысокая фигурка облачена в обтягивающую красную по-восточному расшитую золотом абайю, закрытую от подбородка до самых пят… На голове вместо привычной распущенной копны волос, замысловато намотанный платок, тоже золотой. Некрасиво. Вычурно и безвкусно. Где мама откопала этот наряд?

Руки дрожали, на глаза наворачивались слезы. Девушка пыталась успокоить саму себя: это еще не свадьба, да и жених, возможно, окажется обалденным мужчиной, пусть и чужим…

Но…

Мухаммед сидел в гостиной в окружении мужчин семьи Рахмановых. Рафик разговаривал с ним на английском. Руслан курил кальян, Карим боролся со скукой, уткнувшись подбородком в кулак, изредка вставляя скупые фразы для поддержания разговора.

Из женщин на мероприятии были только невеста, мама и тетка, материна сестра, с которой Ася практически не общалась в виду тех же причин, по которым не жила дома. Женщина не была терпимой к пренебрежению семейными и религиозными традициями даже в мелочах. Ася поспорила бы, что эта женщина ни разу в жизни не одевала брюк, не признавала их как предмет женского гардероба, а сама девушка считала это самой удобной повседневной одеждой. Может, и красное нечто на ней сейчас — результат теткиных стараний?

Асию привели в гостиную и представили жениху. Когда мужчина встал, и она увидела его «во всей красе», не удержалась и крепко зажмурилась, чем вызвала недовольный выдох Руслана. Человек, предназначенный ей в мужья, оказался невысокого роста и в ширину как четыре Аси. Солидно? Может быть. Но в свете переживаний нескольких последних недель первое, что сделала Ася, это, — О, Аллах, грех-то какой! — мысленно его раздела. Результат разыгравшейся фантазии заставил Асю покраснеть и в то же время вызвал тошнотворный спазм в желудке. Она не могла представить себе близость с ним. От одной мысли подступала тошнота. С этим человеком она должна прожить остаток жизни? Для него хранила себя?

За что, брат? Брут…

Память услужливо нарисовала перед глазами Макара. Высокого. Статного. В хорошей физической форме… Не чета этому Мухаммеду! Аллах, их даже сравнивать нельзя! Это две противоположности!