Быстро положила без сдачи купюру на стойку и, развернувшись, направилась к дверям, не слушая, что бармен кричал ей вслед.

На улице вызвала такси, обещанное через четыре минуты, и, нервно притопывая в такт слышимой из заведения музыке, спросила у рядом курящей девушки сигарету. Когда машина прибыла, Ася, залезая в нее, увидела выходящего из бара Мака. В обнимку с одной из тех…

Макар тоже увидел ее, случайно бросив взгляд. Но Рахманова не успела понять, отреагировал ли он как-то, велев водителю побыстрее трогать.

В такси как-то держалась, а дома, кинув рюкзак на пол в прихожей, забежала в свою комнату и разрыдалась. Громко, протяжно, с икотой выла в подушку, которая впитывала девичьи слезы. Бабушка, испугавшись за внучку, присела рядом и долго гладила Асю по темным волосам, что-то бормоча. От жалости к самой себе и от осознания своей «неполноценности» Рахманова выплакивала всю горечь той обиды, которую нанесла ей жизнь.

Несправедливая жизнь. Но это жизнь.

О каких чувствах можно говорить, когда всё вот так!? Какие терпение и смирение? Какая честь и достоинство? Ее девичья чистота не то, что не ценится, она вообще никому не нужна. Права была бабушка, что это так… пшик и нет, для чего вся эта суета вокруг!? Кто выдумал вообще эту девственность и для чего? Чтобы было больно? Чтобы дать мужчине знать, что он первый? Чтобы мучить бедных девственниц, мандражирующих перед своей первой ночью?..

Макар вывалился на крыльцо бара и случайно, а может просто волей какого-то притяжения, повернул голову и обратил внимание на остановившееся напротив него такси. В авто противного горчичного цвета с шашечками на крыше садилась Ася.

Уехала, значит…

— Милый, дай затянуться? Я никогда не пробовала курить электронную сигарету, — слащаво вопрошала одна из тех девчонок, что он подцепил возле барной стойки.

— Прости, Киса, это предмет личного пользования. Как зубная щетка.

— Ты же целовал меня… — надула ярко накрашенные губки.

— Это другое. Извини.

Девчонка была уже изрядно пьяна, хотя времени еще… вечер только начался…

— Тогда поцелуй меня еще раз!

Отчего-то Маку вдруг стал в тягость этот недофлирт. Он аккуратно отцепил пальчики с длинными ногтями со своего рукава и улыбнулся, как мог.

— Киса, мне пора на работу.

— На работу? Ночью?

— Да. Извини.

— А можно мне с тобой?

— Туда не пускают посторонних, — сказал, вспомнив маленькую фигурку Аси, спящую в кресле-мешке.

— Мм… жаль, — расстроилась девица. — Может, встретимся еще как-нибудь?

Климов осмотрел ее с высоты своего роста: девица была не меньше метра восьмидесяти, учитывая высокие шпильки. Блондинка с темными невыкрашенными корнями с прической а-ля конский хвост. Чуть потекшие смоки-айз с пьяной поволокой. Пухлые губы, вытянувшиеся в его направлении для поцелуя… Фу!

Эй, Мак, когда это цыпочки стали для тебя фу!

— Вряд ли, Киса. Извиняй, — и, развернувшись, чтобы не видеть возмущенное лицо, зашел в бар и быстро поднялся к Ильюхе.

— Ты ее разбудил? — кивнул на пустое кресло, когда Илья скинул наушники, переключив трек. В голосе сквозило недовольство.

— Нет. Сама проснулась.

— А чего ушла? Я ж сказал, отвезу.

— Да увидела, как ты лижешься с… — поцокал, подбирая слова, — Кисами и убежала. Я что ли держать ее буду?

Мак сам плюхнулся на единственный предмет мягкой мебели и провел ладонями по лицу. Речинский пристально за ним наблюдал и молчал.

— Черт…

— Что?

— Ничего…

— У вас что-то было?

— Нет… бля… Да… не знаю…

Илья отвернулся, чтобы подвинуть на деке пару тумблеров и снова обратил внимание на друга.

— Что, наобещал ей что-то? — Макар молчал. — Я тебе говорил, не трогай ее…

— Ничего я не обещал. Просто… она… другая.

— Так, и я о том же!

— Ты не понимаешь… бля… Она…

— Похоже, кого-то прижаааало, — протянул Речь. — Ха, попался, братишка…

— Иди ты…

— Расслабься. В любом случае, ты уже в пролёте. Она увидела твою истинную кобелиную натуру… Зрелище было достойным!

Макар выругался. Сам не понимал, почему, но не хотел, чтобы она видела его таким. Теперь не хотел. Но было уже поздно. Падать дальше некуда. Ладно. Что уж теперь. Не судьба…

Климов встал, потянулся, доставая руками до потолка над кубриком, и велел Речинскому идти домой. Если Мак сейчас не отвлечется, у него будет несварение от контраста хороших и плохих.

Лето было в разгаре, и люди все чаще что-то праздновали, устраивали фотосессии… Рахманова бралась за любую работу. Не из-за денег, просто, отвлечься. Артем, видя ее рвение, даже зарплату увеличил по старой дружбе. Все остались довольны. И начальник таким креативным сотрудником, и клиенты, и девушка, которой очень нравилась ее работа. Видеть счастливую суету вокруг, красивых людей. Делать их жизнь ярче. Дарить воспоминания. Делиться прекрасным. На работе Ася чувствовала себя живой и нужной. Знакомства, приятели. Что угодно, лишь бы не задумываться о своем одиночестве и о том, где и что делает тот, кто накрепко засел в голове…

Очередная пятница, очередной ужин в материнском доме… Сегодня они собирались в полном составе: старший брат вернулся из заграничной поездки и должен был присутствовать в отчем доме со всей своей семьей. Ася опять опаздывала, и чтобы хотя бы частично избежать недовольства матери, решила прийти не одна, пригласив Катю, одну из девочек-коллег, пойти вместе.

Они познакомились на одной из свадеб, для которых Ася когда-то украшала зал — та была свидетельницей молодоженов. Когда выяснилось, что новая знакомая заканчивает Асину специальность в ВУЗе, Рахманова предложила похлопотать за нее у начальника, с тех пор девушки не близко, но дружили. Разница в возрасте и проживание Екатерины в пригороде мешали сойтись ближе, но так или иначе, Ася считала Катю достойной доверия и некоторых девичьих тайн. Если требовалась помощь или возникало желание поговорить с кем-то по душам, кроме бабушки, обе находили время друг для друга. И вот сегодня она в качестве буфера пригласила Катю на семейный ужин. При чужих мама вела себя лучше. Отругает, но потом. Не сегодня.

— Спасибо, что согласилась прийти! — поблагодарила Рахманова уже подходя к подъезду.

— Не за что. Мне самой интересно познакомиться с твоей семьей после всех твоих рассказов!

Катерина знала историю Аси в подробностях. Жалела и успокаивала, советовала что-то. Находила нужные слова. Как и бабушка.

Дома, как всегда, в такие дни было шумно и тесно. Дети сновали из комнаты в комнату, невестки что-то громко обсуждали на кухне, старшие братья оккупировали гостиную, степенно ведя беседы, и курили кальян. Карим закрылся у себя в комнате. Мама накрывала на стол.

— Здравствуйте, — Катя шагнула в квартиру вслед за Асей. — Салямалейкум? — и посмотрела на Асю за одобрением.

Мама расцвела:

— Уалейкум Ассалям! Проходите, раздевайтесь!

Катя еще раз взглянула на подругу, та кивнула.

— Мама, это Катя, моя подруга. Катя, моя мама Альбина, — представила их друг другу девушка.

— Очень приятно, — кивнула гостья и пожала протянутую руку женщины.

— И нам очень приятно. Проходите! Все готово, — улыбнулась хозяйка и стрельнула взглядом на дочь.

Тут прибежали дети, и все закрутилось…

Катерина вела себя подобающе, заранее наученная Асей всем тонкостям. Мужчины любопытно поглядывали на гостью, но вопросов пока не задавали, и Рахманова тихо радовалась. С них станется, например, спросить, не собирается ли Катя стать мусульманкой… Карим глазел на подругу сестры с куда большим интересом, но чуть что — делал вид, что абсолютно равнодушен. Асю такое поведение забавляло. Не исключено, что потом он будет допытываться подробностей. Впрочем, может, ей кажется. Мало ли красивых девчонок он видит ежедневно в стенах своей Альма Матер!? Да и у Кати вроде как есть молодой человек.