Ася безбожно опаздывала. Семейный ужин был назначен на семь, а сама она должна была прийти раньше, чтобы помочь на кухне. Сейчас же на часах было уже начало восьмого, а она еще даже не села в транспорт, чтобы добраться на другой конец города.

Предвкушая не самый приятный вечер, после крайне напряженного дня, девушка едва переставляла ноги. Тело подспудно не хотело перемещаться туда, где, заранее известно, ей не будут рады в правильном понимании этого слова. Ася не сомневалась, что Альбина любит ее, не может же мать не любить своего ребенка! Но уж как-то эта ее любовь специфично выражалась.

И вот он — автобус — остановка за остановкой, привез ее по назначению. Выйдя из транспорта, Ася, огибая прохожих, приближалась к дому. Во дворе уже стояла иномарка среднего из братьев Руслана с двумя детскими креслами на заднем сидении.

Супер.

Дверь открыл Карим — младший брат.

— О! Аська, заходи! — улыбнулся парнишка. Карим всегда был вне семейных разборок и дрязг. Будучи так же религиозен, как и все мужчины в этой семье, он никогда ни словом не упрекнул сестру в чем-либо, считая, что выбор веры, как и частота и искренность молитв — личное дело каждого. За это Ася уважала Карима особенно.

— Привет, — поцеловала брата в обе щеки, как принято. — Мама где? — осторожно поинтересовалась девушка.

— На кухне. Где же еще!

— Ясно. Сейчас, руки помою… задержалась на работе.

— Не переживай, Руслан с Асмой уже приехали. Она маме помогает.

В прихожую выбежали племянники: Марат и Рахим.

— Тетя Асия! Тетя Асия! Мы выучили песню и сегодня будем петь ее для тебя и бабушки!

— Ладно, — девушка присела, чтобы обнять мальчиков. — Погодите, я руки помою. А вы, помыли уже?

— Нет!

— Пошли вместе, я помогу!

— Давай! — весело и шумно дети ринулись в сторону ванной.

За столом царила тишина — все ели. Подобные мероприятия сильно отличались от тех, что видела Ася у друзей и знакомых. Здесь никто не шутил, и даже почти не разговаривали. Никто не вставал из-за стола, пока не доест, пить, даже воду, разрешалось только после еды. Почему — Ася не понимала. Про алкоголь здесь нельзя было даже упоминать — грех! А если Ася забывала громко поблагодарить Аллаха за пищу по окончании трапезы — удостаивалась недовольного взгляда матери и старших братьев в обязательном порядке.

Зачем это всё? Разве важно, сколько и когда человек вслух произнесет хвалу или молитву? Разве не важнее, что он при этом чувствует и думает? Разве не должна молитва жить в душе, а не напоказ? Бабушка Рая никогда не молилась громко, не доказывала людям, что верит в Бога. А что верит — несомненно: она еженедельно посещала православную церковь, где все, кроме батюшки молились тихо или вообще про себя…

Когда всё было съедено, Асию отправили убираться на кухне — в качестве наказания за опоздание. Впрочем, сегодня она была этому даже рада. Лучше уж одной со своими мыслями застрять у раковины с тарелками и кастрюлями, чем очередной раз выслушивать, какая она неблагодарная, несчастная, нечестивая… Знали бы они — насколько.

Ася умела пить, курить и общаться с мальчиками. Под бабулиным нестрогим присмотром и далее в учебных заведениях научиться не составляло труда. Доказать, что не слабее и не хуже других! Теперь, когда взрослая жизнь вступила в полноценную фазу, девушка иногда делала что-то «неправильное», но не ради чего-то, а вопреки. Назло семейным устоям и материнским нравоучениям. Бабушка смотрела на всё это и лишь качала головой, приговаривая «Был бы жив дед…»

Ася никогда не спрашивала, что было бы, если бы дедушка Исмаил до сих пор был жив. Возможно, тогда она продолжала бы жить дома, с родителями. Смысл менять шило на мыло, если здесь царила бы такая же тирания? Но у девушки имелось тайное подозрение, что дед не был строгим. Иначе как так получилось, что бабушка Рая осталась своевольной и своенравной леди? И папу она воспитала хоть и жестким, но достаточно справедливым, терпимым к людям, придерживающимся других взглядов. Если бы не мама…

Материна семья была радикальной. Всех, кто не исповедовал Ислам, считали почти что врагами. Асе оставалось лишь облегченно вздыхать, что родителей мамы не стало, когда она была еще маленькой. Иначе неизвестно еще, что было бы с ней сейчас.

Иногда она задумывалась, каково это — жить вот так, как мама, веря, без оглядки на происходящее вокруг? Не знать, что происходит за пределами религиозных канонов? Не стремиться узнать мир. Не пробовать никогда терпкого вина или шампанского, оттого, наверное, и не желая снова почувствовать этот вкус. Не ведать объятий и поцелуев мужчин, кроме законного и единственного на всю жизнь мужа: если не с чем сравнивать, то другого и не хочется! Наверное?

Ася Рахманова за свои двадцать восемь лет успела полюбить шампанское и сравнить поцелуи. Мизерный собственный опыт и огромный чужой, украдкой подсмотренный, доверительно рассказанный. Поцелуи ведь тоже бывают разные. Кто-то целуется слюняво, а кто-то, едва причмокивая, словно делясь драгоценным… У кого-то большой рот, и кажется, будто тебя сейчас съедят, а у кого-то маленький и скромный. Кто-то кусается, иногда больно, а иногда очень… очень приятно! Как можно прожить жизнь, не испытав всего ее многообразия… да вот хотя бы даже всех этих поцелуев? Это все равно, что ходить десять лет в школу и учить только один предмет! Все равно, что…

— Асия! — вырвал из фантазий и воспоминаний голос матери. — Что ты тут копаешься? Заканчивай, Руслан скоро поедет домой, а вы с ним даже не пообщались!

— Да, мама.

— Помой еще вон тот противень, надо почистить железной мочалкой, пригорело… Потому что некоторые не соизволили явиться вовремя и помочь матери!

— Я была на работе.

— Что мне твоя работа? Я что, денег у тебя прошу? Да и не женское это дело — работать! Твоя работа должна быть тут: дома, на кухне. А ты непонятно где и чем занимаешься, поэтому на тебя и не посмотрит ни один уважающий себя достойный мужчина!

Ася повесила голову. Что на это ответить? Любое слово сейчас может обернуться против нее же. Любой ответ будет воспринят в штыки и интерпретирован как неверный.

— Я поняла, мама.

— Раз поняла, давай, шевелись. Руслан не будет тут до ночи сидеть, тебя ждать.

— Хорошо.

— Аллах, за что мне такая дочь!? — риторически проныла мать, воздев руки к потолку, и скрылась в коридоре, шурша длинным подолом домашней галабеи.

Ужасно хотелось спать, а надо еще ехать домой, к бабушке… Можно остаться тут, у Аси была своя комната в родительском доме, но желания никакого не было. Тем более, завтра снова на работу: на этот раз свадебным фотографом тех же клиентов, которым сегодня она украшала последний зал. В одиннадцать нужно быть на месте.

Макар вышел на улицу покурить. Позади сотрясались стены от музыкальных битов и воплей тамады: народ куражился на свадьбе Ильи Речинского.

Сзади хлопнула дверь и послышался стук каблуков по крыльцу. Обернулся — свидетельница Светка жадно вдыхала уличную прохладу. Разгоряченная, слегка пьяная, почти голая: красное мини-платье прикрывало только самое необходимое. На плечах, кроме ленты свидетеля, ничего не было. Выглядит заманчиво, но, кажется, она тут с мужем. Проходим мимо. Тут и без Светки было кем заняться. Половина присутствующих на празднике гостий были в свободном плавании.

А еще Макару не давала покоя девушка-фотограф. Та самая вчерашняя дизайнерша сегодня весь день мелькала перед глазами с огромной камерой, наверное, большего размера, чем она сама. Мак постоянно одергивал себя помочь ей таскать тяжелое. Ну, это же нормально, правда? Он ведь джентльмен. Ха-ха!