Его рука, держащая клинок, была спокойна, но в этом спокойствии скрывалась неизмеримая сила и мощь. Миг, и он обнажает клинок, вспыхнувший златым светом. Клинок был воплощением божественного правосудия, символом неотвратимости наказания. И его свет распространялся по всему залу, освещая лик ангелов, подчёркивая их мрачные лица и неизбежность наступающего наказания.

Михаил не просто заявил о виновности Крида, он подчеркнул его бессилие перед лицом божественного правосудия. Его слова были не просто утверждением, а концом долгого спора, окончательным приговором, запечатанным небесной печатью. Даже спокойный тон его голоса подчеркивал неизбежность наказания, отражая могущество и неизмеримость божественной власти. А слова были не просто заявлением, а приговором, который не может быть опровергнут.

— Виновен, — равнодушно ответил Арбитр и просто исчез, не желая более тратить своё время на такую мелочь.

Его фигура, до этого монументально застывшая на троне из чёрного металла, просто растаяла в воздухе, словно снежинка в руке, не оставив после себя ни следа. Его исчезновение было не просто действием, а демонстрацией безграничной власти и абсолютного безразличия к судьбе Крида. Даже его уход выражал полное пренебрежение к человеческой жизни, судьбе и самому понятию правосудия.

Лицо Михаила преобразилось. На его губах расцвела не просто ухмылка, а торжествующая гримаса, отражающая глубокое удовлетворение от совершившегося правосудия. Это была не просто улыбка, а символ победы света над тьмой, торжество доброты над злом. Но в этой улыбке также скрывалась и скрытая тень ужаса, отражающая жестокость наказания. Это была улыбка судьи, который принял трудное, но необходимое решение.

Затем был кивок Дарк Нэту, что не был просто жестом благодарности, а ритуальным действием, закрепляющим союз между ними. Это был молчаливый обмен знаками понимания и согласия, заключающий в себе глубокое понимание совершившегося правосудия. Дарк Нэт ответил равнодушным пожатием плеч, это был жест безразличия, холодного спокойствия, он уже выполнил свою миссию, и его дальнейшее участие не требовалось.

Его исчезновение во тьме пьедестала Арбитра было мгновенным, незаметным. Он растворился во мраке, словно призрак, оставив после себя лишь пустоту. Это исчезновение было не просто действием, а символом завершения суда, концом одной эры и началом другой.

Михаил замахнулся клинком. Его движение было плавным, точным, и в этом плавном движении скрывалась ужасающая сила. Клинок опустился на Крида, и серия быстрых, точных ударов и выпадов последовала одна за другой, разрезая костюм и тело осужденного. Звуки ударов были глухими, пронизывающими, и они эхом разошлись по всему залу, подчеркивая жестокость наказания. Кровь залила тело Крида, образуя тёмные ручьи, распространяющиеся по мраморному полу. Каждый удар казался сокрушительным, беспощадным и был наполнен трагической красотой и неизмеримой жестокостью.

Вспышка боли, острая и жгучая, пронзила спину Крида, словно раскалённый до бела клинок, проникающий сквозь плоть и кости. В этот момент он почувствовал, как мир вокруг него начинает рушиться, и он падает в бездну. Его сознание словно раздвоилось: одна часть отчаянно пыталась удержаться за реальность, другая же погружалась в темноту и холод.

Затем наступила невесомость. Виктор почувствовал, как его тело становится лёгким, словно пёрышко, и он начал парить в воздухе. В этот момент он осознал, что больше не контролирует своё тело, что он стал игрушкой в руках судьбы. Его разум начал погружаться в хаос, и он почувствовал, как его сознание начинает распадаться на тысячи фрагментов.

Память запечатлела лицо Михаила, искажённое яростью, и его глаза, полные холодного триумфа. В этих глазах Виктор увидел отражение своей собственной слабости и беспомощности. Виктор знал, что Михаил никогда не простит его, что он навсегда останется его врагом.

— Ты подвёл меня, Виктор, и за это я изгоняю тебя! — громко воскликнул Михаил, и его слова эхом отразились от каменных стен древнего замка. В его глазах горела ярость, а меч, который он только что вытащил из спины Крида, сверкал в лунном свете. Он спокойно вытер клинок о белоснежную рубашку Крида, словно это было обычное дело.

Крид лежал на полу, его лицо исказилось от боли и унижения. Кровь медленно растекалась вокруг него, образуя зловещую лужу. Он с трудом поднял голову, и его глаза встретились с холодным взглядом Михаила.

Михаил усмехнулся, его губы скривились в презрительной усмешке.

— Ты предал меня, Виктор, — повторил он, его голос был полон отвращения. — Ты думал, что сможешь украсть у меня то, что принадлежит мне по праву? Ты думал, что сможешь обмануть меня?

Крид попытался встать, но его ноги подкосились, и он рухнул на пол.

Михаил наклонился над ним, его меч всё ещё был в руке.

— Ты думал, что сможешь спрятаться от меня? Ты думал, что сможешь убежать? Ты ошибался, Виктор. Теперь ты изгнан. Ты никогда не сможешь вернуться под сень Эдема. Ты никогда не увидишь свою семью снова!

Крид закрыл глаза.

Спартанский пинок был не просто ударом, это было изгнание, изгнание с небес, с какой-то непостижимой высоты. Виктор чувствовал, как его душа разрывается на части, как его мечты и надежды рассыпаются в прах. Крид понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он потерял всё, что было ему дорого.

Но в этот момент он также почувствовал, как внутри него начинает разгораться огонь. Огонь гнева, ненависти и решимости. Он понял, что не сдастся без боя, что он вернёт себе всё и даже больше.

Крид уже не видел лица Михаила, но чувствовал его презрение, словно оно пропитывало весь воздух, весь эфир окружающей его темноты. Звёзды, далёкие и холодные, словно безразличные свидетели его падения, проносились мимо, теряясь во мраке. Земля была ещё далеко, но уже видима, как тёмное, недружелюбное пятно в бескрайнем чёрном океане ночного неба. И в этой темноте, в этом падении Крид испытывал не страх, лишь холодное ощущение несправедливости.

Земля встретила его ударом, мощным и сокрушительным. Тело Крида пронзила острая, но короткая боль, затем — глухой удар, сопровождаемый грохотом и взрывом пыли. Когда пыль осела, на месте приземления красовался огромный кратер, из которого медленно, но уверенно выбрался Виктор Крид. Его костюм превратился в лохмотья, тело было испачкано землёй и пылью, но сам он остался цел и невредим. Ни царапины, ни синяка. Бессмертие сделало свое дело.

Окинув место падения беглым взглядом, он отряхнул с себя пыль и направился к развалинам замка. Его движения были уверенны и спокойны, лицо выражало ни удивление, ни боль, а глубокую, безразличную сосредоточенность. Казалось, что падение с неба было для него не более чем небольшим неудобством, мелким инцидентом, не стоящим внимания. Его молчание было глубоким и значительным, молчание того, кто видел и пережил слишком много, чтобы растрачивать слова на пустяки. Развалины замка притягивали его, как магнит, и он шёл туда, не оглядываясь назад, не задаваясь вопросами, а лишь сосредоточив всю свою внутреннюю энергию на пути вперед.

Ветер, проносясь сквозь провалы разрушенных стен замка, нес с собой запах сырости и плесени, смешанный с ещё более резким ароматом железа и разложения. Полуразрушенные башни, словно скелеты былых величественных зданий, наклонились под натиском времени.

Он шёл по заваленным камнями коридорам, и каждый шаг был осторожен, но решителен. Внезапно из-за огромного обломка стены выскочила группа огузов – четверо грозных варваров с густыми бородами, запутанными, как корни старых деревьев, и кривыми саблями, блестевшими в тусклом свете. Их лица были искажены дикой ухмылкой, выражающей жестокость и жажду крови.

Но Крид не сделал и шага назад. Любопытство, промелькнувшее в его глазах, сменилось холодной сосредоточенностью. Встреча была стремительной и напряжённой, словно удар молнии. Он вступил в бой с быстротой и грацией хищника, его движения были тонкими и смертоносными, отточенными веками тренировок и сражений. Каждый мускул его тела работал как идеально отлаженный механизм.